Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Была охота ковыряться по жарюке. Айда в тень. — На верхней губе у него пробивались усики, смолистая челка лезла на глаза.
Ребята углубились в сад, сели на скамейку.
— Слыхали про новые цены, — цвиркнул сквозь зубы Снегирь. — Сыр, масло, колбаса.
— А конфеты? — спросил Мох.
— В следующий раз по какому-нибудь случаю.
Генка успокоенно сунул в рот леденец.
Куцый с Бабошкой, перебрав с десяток песен, с воодушевлением затянули самую ходовую:
Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно.
Там бы, там бы, там бы пить вино.
Там под океаном трезвым или пьяным
Видно все равно…
Снегирь тоже подхватил, притаптывая в такт:
Э-эй, моряк, ты слишком долго плавал.
Я-я тебя успела позабыть…
— Ты завтра и вправду дуй за город, Эннэша нашей Антуанетте наказал собрание устроить, — сказал Генка. — И чего суббота не сегодня, а завтра. Глядишь, за воскресенье Эннэша бы и поостыл, — проникся Мох участием к Юрке.
Снегирь голосил уже во все горло:
Дьяволу морскому
Свезем бочонок рому
Ему не устоя-я-ть.
— Да пошел ты, — отодвинулся Генка.
Снегирь удивленно замолк.
— Моя лилипуточка-а, — тоненько пропел он, — и пихнул Генку.
Генка упал, задрав вверх ноги, обутые в парусиновые туфли.
Юрка помог товарищу подняться, обругал Снегиря.
— А то чё, — выпятил тот грудь. — Дергай отсюда со своим заморышем.
— Сам катись, — вплотную подступил к нему Юрка.
Он понимал: случись драка и узнай о ней директор, первое сентября для него может и не быть. Но Генку обидел парень из соседнего восьмого «а», а неписаные правила Юркиного класса такого не прощали.
Генка незаметно присел сзади Снегиря.
— Уходи. — Юрка посторонился, давая противнику последний шанс.
— Еще чего, — фыркнул Снегирь и в тот же миг, когда Юрка легонько толкнул его ладошкой, очутился на обеих лопатках.
Генка проворно уселся ему на грудь. Снегирь, силясь сбросить его с себя, пытался вцепиться пятерней в голову. Но на том месте, где у него была густая шевелюра, у Генки торчали две волосинки.
— Пусти, мудак стриженый, — прохрипел Снегирь, и Генка тотчас встал, держась однако ближе к Юрке.
Кузя всерьез начал ругаться, и все поняли, что появился директор.
Куцый, оставив гитару, поплелся на другой край двора.
— Пошли и мы, — примиряюще сказал Юрка.
С досками они управились быстро, и Снегирь достал пачку Примы.
— Обедать пора. И скучно, хоть бы какой приспичило, — кивнул он на женскую половину уборной.
— Ну, — поддакнул Генка, потянувшись к пачке.
— Я иногда такие сеансы наблюдаю, — откровенно не заметил Генкино намерение Снегирь.
— Подсматриваешь? — уличающе заметил Генка, не зная, чем задеть Снегиря.
— Угу, — пахнул на него дымком Снегирь, — факультативные занятия.
Юрка обернулся в неясной тревоге.
Директор наблюдал за ребятами от гаража.
— Здрасьте, Николай Николаевич, — невозмутимо поприветствовал Севрюкова Снегирь, спрятав однако сигарету.
— Виделись, — снисходительно ответил Севрюков. — Извини, что утром не уделил тебе внимания. Прошу ко мне через полчаса.
— Зачем откладывать, Николай Николаевич.
— Калачев, — построжал голос директора, — зайдешь тоже.
«Ну вот и все, — с каким-то даже облегчением подумал Юрка. — Пережить бы скорее разговор с ним».
Куцый, проходя мимо, съехидничал:
— Попались, субчики. — И тронул струны, сделав страдальческое лицо. — Не грусти-и, моя ро-о-дная.
Снегирь снова закурил.
— Завтра пойду полынь дергать. Там хоть никто не гавкает и пруд близко. В этом году еще не купался.
— Я на Цикуновке бултыхался. Раза два сиганул с моста.
— О-о, там опасно.
— Место знаю. Сколько нарыл — ни на что не напоролся.
Как и утром, радостное ощущение пришедшего лета на миг охватило Юрку. Не велик труд рвать полынь или полоть огурцы. Главное, нет уроков. И ты вторую половину дня — вольный казак. И не нужны ни футбол, ни книги; бегом на речку к Цикуновскому мосту рядом с одноименным полустанком, приютившимся у подножия крутого бугра. А за Аксаем безбрежное море трав, пересекаемое Доном. Его голубой узор виден в бинокль. А по утрам и так можно разглядеть Старочеркасский собор и Маныческую церковь. Когда же шатры соломенных стогов усеют низину, потянет в не такое уж далекое путешествие к бабушке в станицу, и ты заранее предвкушаешь, как плывешь по реке на пароходе при догорающей вечерней заре.
— Чего задумался? — отвлек его Снегирь.
— Вспомнил, что уже лето.
— Хорошо в деревне летом, пахнет сеном и клозетом… Я через месяц в трудовой лагерь на два потока. К сентябрю на костюм заработаю. Насточертело в каждый след форму таскать.
— Точно, не солидно. Тем более, когда девчонка есть.
— То-то ты с октябрьских наряжаться начал.
Юрка смущенно промолчал. Он действительно с осени прошлого года самым первым в школе надел черные узкие брюки. Но специально родителей не просил: мать случайно наткнулась в универмаге.
Тщательно скрывающий свои чувства, он и в мыслях боялся передать то, что глубоко хранил за семью печатями.
Староста класса Майка Клименко не была самой красивой девочкой. Но живая, скуластая, с колким и умным язычком, она привлекала внимание ребят и старших классов. Чаще других возле нее вертелся Стас Кудрин — высокий голубоглазый блондин.
Стас после зимних каникул появился в немыслимо зауженных брюках и новом синем пиджаке.
В нехитром Юркином гардеробе с год пылился светлый великоватый пиджак, и он упросил мать перекрасить его.
Ребята с их школы частенько смотрели фильмы в кинозале политехнического института. Однажды Юрка пришел туда с двумя приятелями. Перед самым началом впереди села Майка со Стасом. Фильм был приключенческий, по книге, которую Юрка недавно прочитал. Стоило какому-либо персонажу появиться на экране, Юрка громко объяснял, кто это и что он будет делать дальше. По тому, как Майка чуть поворачивалась к нему, он понял, что она все слышит и в эту самую минуту для нее Стас что есть, что нет.
Юрка почти не спал, придумывая всевозможные затеи, чтобы привлечь ее внимание… Два последующих дня он доводил класс до изматывающего смеха, сам оставаясь серьезным, и сдерживал сердцебиение, ловя Майкины восхищенные взгляды.
Вскоре Стаса перестали видеть возле Майки.
Затаенно радостная волна захлестнула Юрку, когда Генка Мох сказал, что он сам слышал, как Майка признавалась его сестре, что ей нравится мальчик из их класса.
По городу гулял грипп. Занятия в школе прервали на две недели. Снегу насыпало много, и Юрка, забросив коньки, раскатывал с пацанами тяжелые самодельные сани.
На Ёркину гору приходили кататься издалека. Тогда Юрка и договорился с Майкой сходить на