Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов

кино нечто похожее. Где же, как не на экране, мог он до этого услышать призывы храбрых революционеров посылать делегации на другие заводы, чтобы там присоединились к бастующим; в тех же фильмах сильные красивые люди ставили непременным условием захват почты, телеграфа, вокзалов… То же предлагает и в кремовой рубахе. Говорит он с хрипотцой, делая паузы, и рабочие перебивают его, сыплют резкости, даже матюки. И лица у них далеко не одухотворенные, скорее раздраженные, горящие злым нетерпением.

Хрипатого сменил большелобый, невысокого роста человек.

— Петька Сиуда из сборочного, — сказал кто-то сбоку.

На удивление большелобый предостерег от решительных действий.

— От вас только и ждут, — взывал он, — что вы полезете на рожон. Мы прольем кровь, но ничего не добьемся. Нужно выработать требования об отмене Москвою постановления о повышении цен и не выходить на работу, пока власти не пойдут на уступки. Стоять надо до конца!

— Верно, — пробасил рыжеусый рабочий. — На шута нам телеграф?

— Пошлем депутацию в город, к местному начальству, коль областное побрезговало с нами общаться, — выкрикнул кудрявый парень.

— Пошлем, пошлем, — передразнила худая женщина с испитым лицом. — Они, сволочи, жилы из нас тянут, а мы к ним с поклоном… Резать их, толстопузых, мало! — истошно завопила она. — Резать гадов!

На эстакаду выбежал кряжистый мужчина и оглушающе заорал:

— Все пойде-е-м! Все до единого. С утречка и двинем к горсовету. Пусть видят, какая мы сила!

— Петицию грамотно все одно надо составить, — опять забасил рыжеусый. — И прилюдно вручить ее в горкоме партии.

Кряжистый ушел было, но вернулся.

— Но без хулиганства, братцы. Не задирать ни милицию, ни военных.

Лохматый парень, протиснувшись вперед, погрозил кулаком, дохнул винным перегаром.

— Мильтоны нас убо-и-ись. В штаны как сёдня наложут.

— Эх ты, залил глаза… Из-за таких вот и другие страдают.

Парень попятился назад, наступил Юрке на ногу.

— Место в для маневру нет, не то бы я, — и Калачев ощутил, как под тонкой рубашкой перекатываются тугие мускулы.

Снегирь, с которым лохматый обошелся не лучшим образом, огрызнулся.

— Чё толкаешься, руки чешутся?

Парень, буравя толпу, выматерился, пообещав салаге надолго заткнуть рот.

«Вот они какие, — стало обидно Юрке. — Такое дело задумали, а ведут себя, как босяки».

Очередной выступающий вдруг замолк, словно поперхнулся. Тяжелый гул доносился неизвестно с какой стороны.

— Танки, танки пригнали, — колыхнулась взволнованно толпа.

Снегирь едко засмеялся.

— Паникеры. Амфибию от танка не отличат.

Через несколько минут три бронетранспортера развернулись на площади.

Грозный рев эхом отозвался на пустыре за железной дорогой, и толпа лавиной ринулась на бронемашины.

Офицер, спрыгнувший было на землю, тотчас, как кузнечик, взлетел обратно.

— Р-раз, еще р-раз!

Бронированные машины под напором сотен рук стали раскачиваться.

— Что они делают? — ужаснулся Сергей. — Это же…

— Пусть не суются, — одобрил Снегирь. — Работяги сами разберутся.

— Р-раз, р-раз, — в упоении кричала толпа.

— Когда же это закончится? — жалобно пролепетал Вертоусов.

Словно услышав его мольбу, рев стих, и люди, окружившие машины, расступились.

Напуганный офицер с оторванным погоном обессиленно держался за крышку открытого люка.

— Зачем они его, будто какого-то фрица, — с горечью вымолвил Сергей.

Передняя машина неуклюже вырулила, тронулась в сторону города.

— Ни пуха, ни пера… Скатертью дорога, — раздались насмешливые возгласы.

Прежнее возбужденно радостное чувство вернулось к Юрке. Как мудро поступили рабочие, не тронув солдат. Снегирь прав: чего соваться, куда не следует.

Чуть кружилась голова от голода. Но безумно хотелось бегать от одной людской кучки к другой, не просто слушая, а впитывая услышанное. Это не спектакль, не любительская инсценировка, а народное волнение. И он с друзьями его очевидец, тихий свидетель происходящего. А завтра утром он взахлеб расскажет все одноклассникам. И неизвестно, кого они будут слушать — Юрку или Эннэшину галиматью.

— Не забыл, перед чьими очами нам велено предстать спозранку? — наигранно спросил Юрка у Снегиря.

— Для меня теперь Эннэша не указ, — сплюнул Снегирь. — У меня мать с утра до вечера горбится за семьдесят рубликов. И кусок колбасы ей по дешевке не продадут.

За цехами, оставленными рабочими, садилось солнце. Толпа на площади редела… Ребят, направившихся к трамвайной остановке, вернул озорной свист.

На фасаде заводоуправления, где висели портреты членов Президиума ЦК, накренился самый большой.

Ребята стояли не шелохнувшись на железнодорожной насыпи.

— Хрущев-то причем? — тихо обронила немолодая женщина.

— А при том, тетя. Прежде, чем сделать чего, головой надо подумать, — нравоучительно заметил Снегирь.

— Я, деточка, на заводе двадцать годиков, и знаю: в Москве святого посади — у нас ничегошеньки не изменится.

Юрка после минутного замешательства первым сбежал с насыпи. Он, чудак, еще утром был уверен, что самое главное событие — начавшийся чемпионат мира по футболу.

Когда трамвай миновал предместье города Хотунок и въехал на длиннющий мост через Тузлов, Юрка, обняв своих спутников, многозначительно сказал:

— Что тогда творится в Шахтах, Ростове, других больших городах?!

Снегирь согласно кивнул, а Сергей неопределенно ответил:

— Может, и покруче, чем на Буденного, а может быть, и никак.

Возле Триумфальной арки, где трамвай сворачивал в петляющие городские улочки, сели два мальчугана с красными флажками.

Юрка только теперь вспомнил, что сегодня, в первый день лета, как обычно отмечается Международный день защиты детей.

2

Сергей Вертоусов, в отличие от других прилежных учеников, не был связан твердым распорядком дня.

Домашние задания он выполнял на совесть, наказам родителей и учителей подчинялся беспрекословно. Свободное время использовал по привитой с раннего детства привычке: всего понемножку — и все в удовольствие. Он не мог позволить себе часами пропадать на футбольном поле или бесцельно слоняться по улицам… Попинав на школьном дворе мяч, шел в сектор для прыжков; толкал ядро и бросал гранату, наконец, исполнив «солнце» на турнике, делал трусцой несколько кругов. Летом ездил на велосипеде, а зимой ходил на лыжах. Читал он запоем и к седьмому классу знал всю рекомендуемую литературу.

Еще в пионерском возрасте Сергей пристрастился читать газеты, сопоставляя и обдумывая факты. Скучные даже в понимании взрослых комментарии политических обозревателей были для него вящей фельетона или броских рисунков Кукрыниксов. И он, к примеру, понимал, что независимость, обретенная крохотными Диу, Даман и Гоа не только результат решительных действий Индии, на территории которой остались крохотные португальские владения, а результат распада всей колониальной системы. С чувством законного удовлетворения смотрел, как перекраивается политическая карта мира. Десятки африканских государств, обретших свободу, подчеркивали кризис алчного капитализма. И пусть еще не все подневольные страны сбросили тяжкие оковы, пусть в застенках Салазара и Франко томятся пламенные революционеры, пусть бряцают оружием боннские реваншисты и их союзники за океаном, это уже ничего не изменит. Прогнивший строй