Светские манеры - Рене Розен

позвоночником дочери и слабохарактерностью Консуэло, всегда подчинявшейся чужой воле. Альва надеялась, что корсет не только выпрямит ее спину, но также поможет ей обрести твердость духа, уверенность в собственных силах, способность постоять за себя. Нет, Альва не мечтала, чтобы Консуэло обязательно была такой, как она сама в детстве – боже упаси! – но хотела, чтобы дочь хотя бы раз дала ей отпор, сказала матери «нет». Хотя бы раз.

– У юной леди, если она намерена удачно выйти замуж, непременно должна быть красивая осанка, – заявила Альва, все еще проверяя, впору ли дочери корсет.

– Но я не собираюсь выходить замуж.

– Пока – нет. Но задуматься о своем будущем нужно уже сейчас. Ты сделаешь блестящую партию. Главное – выпрямить тебе спину. – Она помогла Консуэло выпростаться из корсета, а потом прилегла вместе с дочерью и, по примеру своей матери, стала рассказывать Консуэло о том, как та появилась на свет.

К тому времени, когда она закончила рассказ, веки у Консуэло уже отяжелели. Альва поцеловала дочь в лоб и погасила свет.

– С днем рождения. Спокойной ночи.

После Альва заглянула к сыновьям и, убедившись, что они спят, спустилась в гостиную. Только она взяла в руки мемуары Уорда Макаллистера, как домой вернулся Вилли Кей, поддерживаемый Оливером Бельмоном. От обоих разило виски. Волосы у Вилли были всклокочены, одежда измята, язык заплетался, так что ни слова нельзя было разобрать, что бы он ни пытался сказать. Альва от омерзения не могла себя заставить даже взглянуть на него.

Лакей повел Вилли в его комнату, а Оливер обратился к Альве:

– Не ругайте его. Это я во всем виноват.

– Не сомневаюсь, – саркастически рассмеялась Альва, складывая на груди руки.

– Я понимаю, вы возмущены. И… – он вскинул руки, – ваш гнев справедлив, но, клянусь, девочка была со мной.

Девочка? С ними была женщина? Эта мысль даже не приходила ей в голову. У Альвы сдавило грудь.

– Клянусь, она была со мной. Вилли за весь вечер и двух слов ей не сказал.

– Вы слишком много оправдываетесь.

– Нет, нет. – Оливер разразился пьяным смехом. – Клянусь, Вилли ни на миг не забывал, что он истинный джентльмен. Это я вел себя как последний нахал.

Альва не сводила с него взгляда. Потрясающее самомнение! Ничуть не сомневается, что сумеет выкрутиться.

– Вы? Нахал, мистер Бельмон? Хотелось бы на это посмотреть.

– Желаете прямо сейчас? – Он многозначительно приподнял брови.

Эта его маленькая дерзость привела ее в смятение. Она извинилась и ушла, надеясь, что он не успел заметить, как ее щеки тронул румянец.

Ночью Альва спала плохо. Ей не давала покоя девочка, которая якобы была с Оливером. В прошлом у Вилли один раз уже была «девочка», – точнее, женщина. Это случилось пять лет назад, сразу после того, как умер Билли и Вилли получил наследство. До Альвы дошли слухи, что Вилли видели в «Шерриз» в компании какой-то женщины. Некой брюнетки примерно того же возраста, что и Альва. Вилли, разумеется, это отрицал, но потом изменил тактику и за 650 тысяч долларов купил яхту, которой дал название «Альва», – дабы усыпить собственную совесть за то, что оказался неверным супругом.

Альва думала, что измены мужа остались в прошлом, но теперь снова встревожилась. Она долго ворочалась, анализируя их отношения. С некоторых пор Вилли отдалился от нее, она уже и забыла, когда в последний раз между ними была близость. Потом ни с того ни с сего ее мысли перекинулись на Оливера Бельмона. Воображение снова и снова рисовало, как он насмешливо, с намеком, вскидывает брови.

* * *

На следующий день во время приема Альва наблюдала за происходящим словно со стороны. Почти не участвуя в беседах, она стояла и смотрела, как Консуэло, виновница торжества, общается с Мэйми Фиш и леди Пэджит, с Офелией Мид и Пенелопой Истон. На ее глазах дочь расцветала, превращаясь в юную женщину. Она была столь же прекрасна, как и ее отец, но в то же время, скромная, очаровательная, имела свой стиль, выделявший ее среди остальных. Альва любовалась дочерью: Консуэло держалась с грациозной непринужденностью. Словно она была рождена для того, чтобы принимать гостей. Консуэло от природы было дано то, что Альва выпестовала в себе путем усердной работы. Казалось бы, она должна радоваться. В конце концов ради детей и в первую очередь ради дочери она пробивала для своей семьи дорогу в высший свет. Но теперь она видела, что в один прекрасный день Консуэло затмит мать и невольно испытывала постыдную зависть.

Улыбка не сходила с лица Альвы, но в душе ее царило уныние. Оливер, которого она пыталась избегать на протяжении всего вечера, все-таки разыскал ее и теперь направлялся к ней через зал щегольской походкой, нес себя с таким величием, словно был под два метра ростом.

– Надеюсь, вы простили меня за то, что вчера я доставил вам мужа в столь позорном состоянии.

– Вы прощены, – солгала Альва. – У меня к вам только один вопрос: кто та «девочка»?

– Негоже джентльмену компрометировать дам.

– Джентльмену? – рассмеялась Альва, на секунду забывшись. – Я думала, вы нахал. – Ну вот зачем ты это сказала? И почему он так нагло улыбается?

Извинившись, она оставила Оливера и снова принялась изводить себя из-за Вилли, пристально наблюдая за ним весь вечер. С кем это он беседует? Не слишком ли близко стоит к Лидии? Не слишком ли весело смеется тому, что сказала ему Тесси? Где он теперь? С кем уединился? Это было сущее мучение.

После того, как торт был съеден и последние гости покинули Petit Chateau, Вилли подошел к жене и встал у нее за спиной. Весь вечер Альва ждала, когда муж подойдет к ней, уделит ей внимание, но, теперь, когда ее желание исполнилось, она этого не хотела. Заранее поняла, что сейчас он положит руки ей на плечи. Ее так и подмывало сбросить их, но она обуздала свой порыв.

– Ты ужасно молчалива весь вечер, – произнес Вилли.

– В самом деле? – Альва была рада, что сидит к нему спиной. Чувствовала, как ее щеки опаляет жар. Вилли вел себя как ни в чем не бывало, будто он и не гулял полночи с Оливером и какой-то девочкой. И даже если он, в отличие от нахала Оливера, при этом оставался истинным джентльменом, все же мог бы и извиниться. Дать объяснения. Альве хотелось прямо спросить его, изменил ли он ей, но женщины – жены – так не поступают.

И хотя Вилли ничего не объяснил, не извинился, должно быть, он понял, что она расстроена.

– Я тут думал о Ньюпорте, – сказал он, ласково тиская ее за плечи. – Ты ведь говорила, что хотела бы построить там новый коттедж.

– О? – Многие годы она умоляла Вилли, чтобы он позволил ей заняться возведением нового дома в Ньюпорте. Подкрепляла свою просьбу резонными доводами, объясняя, что она изнывает от скуки, что ей необходимо нечто более стимулирующее. Нечто для собственного удовольствия. Уговаривала его и по-хорошему, и по-плохому, и это ничего не дало. Он оставался непоколебим.

– Пожалуй, пришло время, – изрек Вилли.

Вряд ли это были слова человека, который абсолютно чист перед женой.

Альва повернулась, посмотрела на мужа. Хотела убедиться, что