А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман

В темноте на поляне ничего не разглядишь. Но беспокоиться было нечего – хищников на таком маленьком островке не водилось.

Утром увидели, что кто-то явно похозяйничал в лагере ночью. Большой котел с давешней хорошо наперченной ухой был пуст. Все съедено без следов. Рыба обглодана до самых мелких косточек.

К вечеру снова развели костер, стали кашеварить. Подошли на огонек ближние хуторяне. Хороший, спокойный разговор. Собака подняла тревогу в нескольких шагах от нас. Посмотрели, а там еж. Свернулся в клубок, выставил свои иголки.

Мы рассказали хозяевам о приключении с ухой, оставленной на ночь. Кто бы ее мог съесть?

– А ежи, – ответили гости. – Они все здесь съедают.

И рассказали нам такую историю.

В свое время на островке развелись змеи. Много змей. Опасно стало жить. Как они туда попали – никто не знает. Как бы там ни было, ползучие гады стали выживать людей из их райского уголка. И тогда крестьяне придумали, как победить непрошенных гостей. Привезли они с материка ежей – злейших врагов пресмыкающихся. Пустили на волю. На “пастбище”.

А те в первую очередь стали плодиться. Быстро, с азартом. Потом большой, дружной командой набросились на змей, уничтожили всех поголовно.

И вот тут-то началась трагедия. Ежей на острове было уже видимо-невидимо, а харч кончился. Не осталось тут змей – единственного продукта, на котором выросло поголовье колючих охотников. Голод повел ежей на подвиги. Они атаковали крестьянские дворы, начали душить цыплят, подбирали все, что плохо лежало. Спасу от них не было. Крестьяне подняли курятники нас землей, уберегали цыплят от гибели. Ежи стали пробираться в дома и шарить там по углам в поисках съестного – как лесные бандиты.

Мы попали на остров в кульминационный момент – крестьяне надежно отгородились от докучливых зверьков. Бывшая боевая команда осталась совсем без провианта. На материк уйти она не могла. Кругом вода, ежи в плавании не сильны.

Оставалось одно – естественное регулирование поголовья.

* * *

Боже, сделай меня тем, кем я кажусь своей собаке.

Я. Вишневский.

Я прилетел в Ташкент сразу же, как только в редакцию пришло сообщение о сильном, разрушительном землетрясении. Мотался по городу, писал в блокноты все, что могло пригодиться позже, когда дома сяду за письменный стол.

Город лежал в руинах. Бесчисленные глинобитные домики были разрушены. В городских парках разбили палаточные городки – в них жили люди, лишившиеся крова.

Под палящим солнцем полотно палаток раскалялось чуть ли не до бела и женщины, спасая детей, безустали поливали их из шлангов.

Огромное здание министерства культуры треснуло на три части. В его туалете я увидел наивное объявление: “Галоши мыть в унитазе запрещено”.

При малейшей тревоге люди в панике бежали к дверям и жались в притолоке. В молодежной газете мне сказали, что здесь, в дверях, самое безопасное место.

Троллейбус мягко скользил по асфальту и вдруг запрыгал, как по крупному булыжнику. Я спросил у соседки – что это?

– Землетрясение, – привычно ответила она.

В парке под палящим солнцем сидели два узбека в теплых стеганых халатах. Выпивали. На столе – бутылка водки. На мой взгляд, она уже готова была закипеть.

Много милиционеров. Они находятся друг от друга на расстоянии видимости. Берегут город от мародеров.

Жизнь не останавливается. По узкой полуразвалившейся улочке медленно движется свадьба. Громко звучит карнай – диковинная металлическая труба, напоминающая по звучанию трамбон, длиною в два метра.

Здесь считают, что предвестником очередного толчка землетрясения служит вой собак. Люди прислушиваются.

Очень жарко. На автомобилях-молоковозах заклинило термометры.

…Вскоре в Ташкент для восстановления разрушенного прибыл специальный строительный поезд из Латвии. Он тут же приступил к работе на окраине города, в Чиланзаре. Там же, неподалеку, на землях колхоза имени Ленина, был разбит его палаточный городок.

Днем я пропадал в городе, а вечером приезжал ночевать у строителей.

Однажды руководители поезда сказали мне, что нас приглашает в гости председатель колхоза. Я порадовался – появилась возможность увидеть, как живут узбеки за стенами своих дворов.

Встретил сам председатель. Усадил в парадной комнате на курпачу – изящно вышитую лежанку на полу, познакомил со своим отцом. Женщины стали приносить угощения. За разговорами дело дошло до короля восточных застолий – плова. Восторг! Каждая рисинка лежит отдельно, переливается янтарем. А запах…

После своего походного питания мы готовы были тут же наброситься на плов. Но хозяин медлил, не подавал сигнала приступать к еде. Первым этот сигнал подал отец председателя. Он сложил пальцы лодочкой, стал утрамбовывать в ней пышущий ароматом рис. Не зная местных обычаев, мы с интересом наблюдали за ним. Его черные, заскорузлые пальцы старательно трамбовали плов, пока он не вырос горкой на его руке.

Но вот старик закончил свои манипуляции и стал внимательно приглядываться ко мне. Я вопросительно посмотрел на хозяина дома. Тот объяснил:

– У нас принято подавать рис прямо с руки самому почетному гостю.

– Как это, с руки? Куда подавать?

– Да прямо в рот…

– Не меня ли он собирается угощать?

– Именно вас. Приготовьтесь…

Я почувствовал, как засосало под ложечкой, во рту появился неприятный привкус металла. Представил себе, как горка риса, утрамбованная заскорузлыми, черными, словно только что из навоза пальцами, будет затолкана мне в рот…

В тот момент я не думал о том, что отец председателя мыл перед едой свои руки, что они черны и заскорузлы не от грязи – просто от старости и многолетнего труда под открытым небом в непогоду и зной. Да, я не думал об этом – брезгливость и страх взяли верх над разумом.

Мне становилось дурно. Не пойму, как в таком состоянии меня осенила спасительная идея. Я поблагодарил старика за подношение и сказал:

– Сожалею, но сейчас я не самый почетный гость в вашем доме. Я просто журналист. Вот рядом со мной сидит самый важный человек – он начальник строительного поезда, инженер, ему подчиняется много людей. Мне бы не хотелось, чтобы его обошли вниманием в вашем доме…

Дальнейшие события были полны драматизма. Для краткости скажу лишь, что отец хозяина тут же переключил свое пристальное внимание на моего соседа. Подозреваю, что мысли того мало чем отличались от моих – он тут же с перепугу стал жаловаться на свою язву желудка.

Эстафета на этот раз была передана главному инженеру. Однако, когда он тоже попытался увильнуть от горстки плова, глаза старика засверкали срашным гневом. Он стал выкрикивать по-узбекски что-то, напоминавшее своей тональностью примитивные русские ругательства.

В общем, стрелочником оказался