Неоконченный полет - Анатолий Хорунжий

— Супрун тоже на фронте.

— Неужели? Вот бы встретиться!

— Ребята писали мне, что он где-то на Западном, под Москвой.

Когда снова садились в кузов, была уже ночь. Покой и тишина вокруг. А в небе над Николаевом тревожно метались лучи прожекторов. Вспышки и зарево напомнили о войне и фронте. Нет теперь глубокого тыла. Враг преследует. Куда же отступать дальше?

Прут... Днестр... Днепр. Широкий, могучий. Может быть, на его укрепленных рубежах сломаем хребет врагу?

Патрулируя над Каховской переправой, Покрышкин с высоты распознавал колонны людей, тракторов, машин, гурты скота, которые тянулись от Днестра. Навстречу потоку эвакуированных на фронт из глубины страны шли войска.

12

В эти трагические дни осени 1941 года Покрышкин с утра до вечера летал на авиаразведку. В его полку машин оставалось все меньше и меньше, а пополнения почти не приходило. Кто уцелел, тому становилось с каждым днем все тяжелее.

Слетав утром в район Орехова, Покрышкин со своим напарником привез неутешительные вести: по всем дорогам на Большой Токмак ползут немецкие танки. Из штаба дивизии приказали повторить этот маршрут. Опять полетел Покрышкин с лейтенантом Комлевым.

На нашу двойку напала четверка «мессеров». Они неожиданно выскочили из-за туч и сразу подбили самолет Комлева. Тот вынужден был пойти на посадку. Покрышкин остался один.

Ну что ж, один так один. Пока есть патроны и снаряды, пока цел мотор, пилот будет драться с врагами. Идя в лобовые атаки, он стрелял, выпускал реактивные снаряды. «Мессершмитты», кружась вокруг него клубком, иногда оставляли просвет. Покрышкин вырывался из клещей. Все-таки «мессерам» удалось ранить его «миг». Мотор начал давать перебои, самолет терял высоту. Покрышкин опустился ниже на сиденье, чтобы защититься бронеспинкой кабины.

Под крыльями уже была наша, неоккупированная местность, но выпрыгнуть с парашютом нельзя: мало высоты. Осталось одно — лететь, пока тянет мотор. Приземлился без колес, на «брюхо», возле будки железнодорожника. От удара потерял сознание. Сколько пролежал — не помнит. Его разбудили те же «мессершмитты». Они продолжали обстрел «мига» и на земле. Перевалившись через борт кабины, летчик упал на крыло. Потом с крыла на землю и пополз под железнодорожный мостик. Раненый глаз заливало кровью.

Через двадцать четыре года генерал-полковник, трижды Герой Советского Союза, будучи уже пожилым чело веком, А. И. Покрышкин разыщет мостик, который защитил его от немецких нуль и снарядов. В железнодорожной будке будут жить уже другие люди, их удивит то, что такой солидный генерал остановился у их калитки в нерешительности. Покрышкину стали навсегда дорогими эта земля, эти села и больше всего Малая Токмачка, исхоженные ее улицы. Особенно дороги ему люди, с которыми свела его судьба осенью 1941 года. Он никогда их не забудет.

Покрышкин догнал тогда свой полк под Ростовом. О прорвался к своим из вражеского окружения. На этот раз он был одним из тех вожаков, которые собирали вокруг себя наших бойцов, рассеянных во вражеском тылу, и вели их за собой днем и ночью. Вели на восток, как бы тяжело ни приходилось преодолевать заслоны автоматчиков, холодные реки, туманные ночи и голод.

13

Наступила глубокая осень. Над землей нависли тучи, туманы, развезло дороги, аэродромы. Печальной была первая фронтовая осень. Немцы захватили почти всю Украину, всю Белоруссию, стояли под стенами Ленинграда. Рвались к Москве и Ростову. Пасмурная погода здесь, на юге, заставила летчиков отсиживаться в землянках, хотя неподалеку гремела канонада, от которой дрожала земля. Но как только случалась возможность вылета...

Между прочим, Покрышкину эти дни памятны полетом, который он совершил в труднейших условиях.

На войне часто складывается такая обстановка, которая требует от человека напряжения всех его сил и способностей, а иногда — и свыше того. Трудное задание получил Покрышкин от командования армии. Необходимо было установить, где именно за линией фронта сосредоточена танковая группа генерала Клейста, куда намеревается ударить немецкий броневой кулак.

Перед тем как оставить аэродром, Покрышкин на картах «прошелся» по маршруту, чтобы запомнить основные ориентиры. И полетел.

Полетел один.

Над линией фронта его обстреляли. Он поднялся в облака, затем снизился. Необходимо все видеть, ничего не упустить. На малой высоте тяжело читать местность и согласовывать ее с картой, но что поделаешь. Лететь выше — упустить ориентиры, и это сведет на нет наблюдение, потому что не сможешь точно сказать, где и что увидел...

Покрышкин долго носился над селами и дорогами, но нигде ничего нужного не обнаружил. Вспомнились слова командира дивизии: «На поисках танков Клейста мы потеряли сегодня два самолета. Они разбились в тумане. Ты должен вернуться».

Где же танки?

У них двадцать путей, а у летчика один...

Он облетел весь прифронтовой район, натыкаясь на заслоны зенитного огня, всматривался, всматривался в землю: танки уже стояли у него в глазах.

Запас горючего на исходе, пора возвращаться домой. Но такое возвращение не радовало. Он не привык докладывать о своей неспособности выполнить боевое задание. Он осмотрит еще одну, вон ту лесополосу, что протянулась в степи, только тогда сможет сказать командиру, что сделал все возможное.

Танки стояли впритык один к одному, как раз у той лесополосы. Их было несколько сот. Они лоснились от дождя. Между ними местами пылали костры, около которых грелись экипажи.

Летчик рванул свою машину вверх и скрылся в тучах.

В толстых ярусах облаков от трассирующих пуль и разрывов снарядов было светло, как на солнце.

Через некоторое время одинокий «миг» приземлился на аэродроме, где его ожидали с нетерпением и тревогой.

14

Наступила зима великих надежд. Их принесли народу разгром немцев под Москвой и освобождение Ростова нашими частями. Это были предвестники будущей окончательной победы над жестоким и сильным врагом.

Полк, в котором служил Покрышкин, стоял в эту зиму в Донбассе и, несмотря на морозы и метели, почти ежедневно летал на разведку или штурмовать железнодорожные станции.

В эту зиму Покрышкину вручили первую награду за боевые подвиги — орден Ленина.

В эту зиму на аэродроме вблизи Краснодона его приняли в члены партии и возле самолета перед вылетом в капонире вручили партийный билет.

В эту зиму Покрышкин на протяжении целого месяца учил молодое пополнение по разработанной им программе, которая строилась на выводах боевого опыта.

Однажды ранней весной Покрышкина вызвали в штаб армии.

— Хочешь полетать на «мессершмитте»? — спросил его заместитель командующего.

Это было так неожиданно. Он молчал.

— Новенькие захватили на аэродроме. Сможешь освоить?

Когда заходит речь о том — сумеет ли? — Покрышкин не отступится назад. Он, конечно, оседлает и «мессершмитта». Он загорелся желанием овладеть вражеским истребителем, с которым не однажды сталкивался в воздухе и которого до сих пор встречал на земле только в виде кучи обломков.

— Думаю, что сумею, — кратко ответил он.

На аэродроме в Новочеркасске, куда привезли Покрышкина, стояло несколько новеньких Ме-109. Он стрелял по таким машинам в воздухе, встречался с ними в лобовых атаках, не однажды слышал, как рядом рвались снаряды, выпущенные из их пушек. По спине пробежал морозец. Захваченные вражеские самолеты стояли понуро, будто бы замершие навсегда.

Покрышкин поднялся на крыло, осмотрел приборы в кабине, сел на место пилота. Запустил мотор, испробовал его, затем поднялся в воздух. На высоте выполнил наисложнейшие фигуры пилотажа. «Мессершмитт» полностью подчинялся советскому асу. На второй день снова летал, досконально изучая чужое оружие. Может быть, Покрышкин и не оставил бы этой учебы, если бы с ней не было связано несколько неприятных случаев. Однажды «мессершмитт», кружа над аэродромом, приблизился к нашему бомбардировщику. Тот бросился наутек и быстро сел, чуть не сломав шасси. В другой раз случилось такое. У-2, заметив перед собой истребителя с крестами, плюхнулся просто среди поля. Летчик этого самолета связи добрался до аэродрома и начал разносить всех за беспечность. («Мессеры» над ними летают, а они и ухом не ведут!»)

Покрышкин вернулся в полк, чувствуя себя значительно сильнее, чем был до этого. Теперь он хорошо знал возможности «мессера» и его слабости. Рассказал о своих наблюдениях всем летчикам.

15

В беспрерывных полетах, в перебазированиях, в дыму и пыли проходило тяжелое лето сорок второго. Еще тяжелее была осень. Отступали с Дона, Кубани на Северный Кавказ, к побережью Каспийского моря.