Новейшая история еврейского народа. Том 3 - Семен Маркович Дубнов

позорной политики поднял свой голос популярный писатель Франции, изоб­разитель ее современного быта, Эмиль Золя. Он опубликовал в га­зетах резкий протест в виде письма на имя президента республики Фора (Faure) под заглавием «Я обвиняю» («J’accuse»). Золя обвинял министров, генералов и военных судей в ««совершении величайшего преступления против человечности», жертвою которого является не­винный узник Чертова острова. «Я обвиняю, — писал Золя, — пер­вый военный суд в нарушении закона, в осуждении обвиняемого (Дрейфуса) на основании секретного документа. Я обвиняю второй военный суд в том, что он прикрыл это беззаконие и в свою очередь совершил преступление, оправдав заведомого преступника (Эстергази)». Протест Золя произвел в стране огромное впечатление. На скамью подсудимых было посажено все военное ведомство, идол ми­литаристической Франции. Золя был предан суду присяжных и при­говорен за оскорбление военного суда к тюремному заключению на год с уплатою штрафа; кассационный суд утвердил этот приговор, и формально не мог иначе поступить: романист бросил людям обви­нение в подделке документов, не имея возможности это доказать, так как секретные документы находились в руках самих обвиняемых и, как военная тайна, не подлежали оглашению. После приговора суда Золя бежал в Англию, чтобы не доставить новой радости вра­гам правды и выжидать вдали от Парижа исполнения своего про­рочества: «Правда идет, и ничто ее не остановит» (La vérité est en marche etc.).

Вся тяжесть борьбы за правду легла теперь на полковника Пи­кара. За первые свои попытки в деле разоблачения патриотических подлогов он подвергся гонениям от своего военного начальства, но все-таки продолжал свою работу. В открытом письме на имя пре­мьер-министра Бриссона он изъявил готовность доказать, что тай­ный документ о «шпионе-еврее» сфабрикован в генеральном шта­бе, а запись о «каналье Д.» относится не к Дрейфусу, а к другому лицу. Но доказательства Пикара не хотели слушать в военном ми­нистерстве и предпочли упрятать искателя правды в тюрьму... Между тем произошло событие, которое поколебало антидрейфу­са рскую позицию даже в военных кругах. Главный подделыватель Анри вынужден был сознаться перед своим начальником Буадефром, что документ о «шпионе-еврее» им подделан ради патриоти­ческой цели — спасения чести армии. Заключенный в тюрьму Анри, предвидя раскрытие других своих подлогов, перерезал себе горло бритвою и умер (31 августа 1898). В то же время бежал за границу и Эстергази, которому теперь грозила опасность замес­тить Дрейфуса на Чертовом острове. Всем честным людям стало ясно, что пересмотр дела Дрейфуса неизбежен, но прежде, чем это было достигнуто, французским евреям пришлось пережить еще немало тревог.

Опасаясь раскрытия своих преступлений, антисемиты и анти­республиканцы развили в стране бешеную агитацию. 1898 год был печальнейшим в новейшей истории Франции. После опубликования письма Золя, вскрывшего больные места французского патриотиз­ма, юдофобские манифестации приняли буйные формы. В Пари­же толпа на улицах кричала: «Смерть жидам! Плевать на Золя!» Антисемитские банды, организованные Дрюмоном и его компа­нией, разбивали в Париже окна еврейских магазинов и врывались внутрь лавок и мастерских, разрушая там обстановку (январь). В про­винциальных городах (Бордо, Марсель, Лион и др.) буяны, среди которых местами выделялись студенты, повторяли эти «патрио­тические» подвиги. Под влиянием охватившего страну ярого шо­винизма прошли в мае того же года выборы в парламент. От кан­дидатов требовалось строгое исповедание культа армии и недо­пущение пересмотра дела Дрейфуса. В палату депутатов было из­брано много клерикалов и антисемитов, в том числе и Дрюмон. Они объединились в парламентскую фракцию «националистов», которая вела отчаянную борьбу с республиканцами-радикалами и социалистами.

Наибольшие безобразия совершались антисемитами в Алжи­ре. Там смута дрейфусиады развязала руки тем, которые давно иска­ли повода расправиться с евреями. Еще в 1897 г. алжирские антисе­миты организовали в главных городах (Алжир, Оран, Константи­на) «антиеврейские лиги», рассылавшие своих агитаторов по про­винции. Издавались уличные листки («Antijuif» и др.), действовав­шие на самые низменные инстинкты толпы. Студенты универси­тета в городе Алжире не позволили вновь назначенному профес­сору-еврею Леви читать лекции по правоведению, оскорбили рек­тора и разбили окна в помещении редакции газеты, протестовавшей против этих безобразий. В провинции Оран толпа, состоявшая из сброда французов, итальянцев, испанцев и арабов, разрушала си­нагоги и еврейские дома и грабила имущество. Страсти особенно разгорелись в 1898 году. Парижские демонстрации по поводу проте­ста Золя тотчас отозвались в столице Алжира погромом и избиени­ем евреев на улицах. «Мы разрубим каждого еврея надвое, — гово­рили агитаторы с юмором палачей, — и тогда число евреев удвоит­ся». Вождем погромщиков был юный авантюрист-итальянец Макс Режис. Он был арестован и предан суду, но толпа устроила враждеб­ную демонстрацию против арестовавшего его губернатора, а суд оправдал Режиса. Приезд Дрюмона в Алжир, где на парламентских выборах была выставлена кандидатура этого папы антисемитизма, еще более усилил здесь антиеврейскую кампанию. Парижский гость имел удовольствие видеть, как хорошо проводятся в жизнь его заве­ты в африканской колонии. Торжествующие антисемиты послали Режиса в Париж, чтобы объяснить там по-своему причины беспо­рядков и ходатайствовать об отмене закона Кремье о равноправии евреев в Алжире.

Между тем драма дрейфусиады во Франции близилась к кон­цу. После самоубийства Анри и бегства Эстергази пересмотр ро­кового процесса был неминуем, и министерство Вальдека-Руссо в согласии с новым президентом республики Лубэ решилось на этот шаг. Высший кассационный суд признал наличность баззаконий в первоначальном ведении следствия и передал дело на новое рас­смотрение военному суду в Ренне (Rennes). Туда привезли узника с Чертова острова, измученного пятилетним заключением. Дело разбиралось в августе и сентябре 1899 года, при страстной борьбе партий в стране. Дрейфусары с волнением ждали торжества прав­ды и развили сильнейшую агитацию в своей прессе («Siècle», орган Клемансо «Aurore» и др.). Националисты же кричали, что оправ­дание Дрейфуса опозорит Францию перед всем миром, ибо это переложит вину на голову шефов армии. Чтобы спасти свою ре­путацию, эти шефы — бывший военный министр Мерсье и его преемники — упорно доказывали на суде виновность Дрейфуса. Адвокат подсудимого, прославленный Лабори, в блестящих ре­чах разбил все гнилое здание обвинения, построенное из поддель­ного материала. Судьи понимали, что правда на стороне защит­ников Дрейфуса, но они находились под давлением националис­тического террора. Во время самого суда в Ренне какой-то фана­тик покушался убить Лабори на улице; адвокат остался невредим, но преступнику дали возможность скрыться. Было ясно, что культ военного Молоха требует новой жертвы — новой судебной лжи. И реннские судьи большинством голосов (5 против 2) вынесли такой двусмысленный приговор: Дрейфус виновен, но заслуживает снис­хождения; он присуждается к десятилетнему заключению в крепость, но суд предлагает президенту республики помиловать осужденного. Этот явно неискренний приговор возмутил дрейфусаров, которых больше интересовало торжество правды и справедливости, чем лич­ная судьба еврейского капитана. Адвокат Лабори убеждал