Боевые репетиции (СИ) - Переяславцев Алексей

— А какие он иностранные языки знает? — вдруг спросил комкор и налил еще.

— Английский точно, читает без словаря; еще слыхал от него испанские словечки…

— Не было его в Испании, уж про такую личность все наши знали бы.

— Ага, будь он летчиком, то знали бы. А если нет?

— Вот я тебя и спрашиваю: пусть не летчик, а кто тогда?

— Добавь: не летчик, но в нашем деле что-то понимает.

— Еще б не понимать. Чтобы зеленый парнишка за считанные пару месяцев так навострился и в учебном бою меня зацепил…

— А про Серова с Осипенко слыхал?

При упоминании Серова комкор подобрался и даже вроде бы протрезвел.

— Выкладывай.

Последовал рассказ, закончившийся так:

— …и при всем том к Толе относился со всем уважением, и к Полине тоже.

Смушкевич проявил догадливость:

— По всему видно: ему понадобилась Толина поддержка, и от Полины тоже. В чем, хотел бы я знать? А еще больше мне интересно: кто же он все-таки такой?

— Слыхал я про него такое определение: инженер-контрабандист.

Такие слова просто необходимо было закусить, что Смушкевич и проделал. Видимо, после этого в мозгах у комкора наступило прояснение, вследствие которого прозвучало почти что трезвое:

— Попробую поставить вопрос перед Локтионовым[19] — надо бы собрать самых умелых и чтоб с опытом Испании. И всех туда, в сводную часть — помогать твоим. Ты убедил, не такие они желторотики, но согласись, что одного истребительного полка может не хватить на всю зону конфликта. Обязательно на И-180. Ты говорил, контрабандист? Так пусть нам добудет — хоть как, хоть через самого черта — нужное количество этих машин. Понравились они мне.

— Идея хорошая, Серов тоже ее высказал. Что до самолетов — думаю, ты прав: если ему прикажут, то он эти самые И-180 раздобудет. И еще кое в чем прав… Знаешь, как мои курсанты прозвали этого интересного коринженера? Старый черт. Сейчас, правда, они зовут его просто Старый.

В ответ на такие слова Смушкевич усмехнулся, довольный собственной проницательностью.

Глава 20

Разговор с Жуковым оказался непростым. В его словах так и сквозило недоверие к штатскому — а в том, что этот товарищ в глубине души так и остался штатским, у опытного командира сомнений не имелось. Но постепенно собеседники молча согласились быть по имени-отчеству и на "ты" — разумеется, только в обстановке с глазу на глаз.

Однако рассуждения и сведения, изложенные весьма немолодым инженером, были для сорокатрехлетнего комдива большой неожиданностью.

— Ты думаешь, Георгий Константинович, что твоя задача — победить в этой войне. Ошибаешься: твоя задача другая, — последовала непонятная усмешка. — требуется, чтобы ты победил с разгромом. Так, чтобы в будущем при мысли о войне с Советским Союзом японцы до сортира не успевали добегать. А моя задача — тебе в этом помочь. Не военными советами, тут ты меня с легкостью за пояс заткнешь. Снабжением.

Увидав особенный огонек в глазах собеседника, Рославлев понял, что нашел нужную ниточку:

— Имею в виду: можно дать новейшую технику; проблема в том, кто ей будет управлять. Вот с авиацией вроде как решил, летный состав двадцать второго истребительного полка обучил. С танками хуже.

— Чем хуже?

— Тем, что основным танком будет БТ-7, а это не ах. Броня противопульная, гусеницы узкие, на резких поворотах они слетают, движки работают на бензине. Ну разве что снаряды получше могу предоставить. Кстати, они и к противотанковым сорокапяткам пойдут.

— Что не так со старыми?

— То, что легкие танки "Ха-го" они дырявят, а вот против средних "Чи-ха"" намного хуже. Снаряды броню не пробивают, а сами раскалываются.

— И можно получить что-то получше?

— Подкалиберные, с высокотвердым сердечником. Возьмут японский средний танк хоть в лоб. О бортах и корме и вовсе не говорю.

— Добро, что еще?

— Вот сам суди: в моих силах предоставить тебе наливняки с авиабензином, емкостью шестнадцать тонн. Это шестьдесят четыре самолетовылета — истребителей, понятно, для бомберов поменьше. Или это заправка двадцати БТ-7.

Жуков умел думать быстро:

— Сколько таких можешь обеспечить?

— В том-то и дело, Георгий Константинович: обеспечить можно очень много, но их надо довести до места. И это тоже пустяк, а вот что не пустяк: там… сам знаешь, где… должны быть готовые емкости для бензина. Громадные. Считай сам: у тебя, круглым счетом пятьсот танков, на каждого по одной заправке — уже четыреста тонн, а ведь заправка потребуется не одна. Да еще на авиацию оставь. И на автомобили — ну, тем бензин попроще… Короче, хранилища нужны на пять тысяч тонн горючего. Лучше бы на все десять. Что не истратим — обратно вывезем. К ним нужна охрана, само собой. С кем-кем, а с диверсантами у японцев все в порядке. Кстати, автороты должны быть усиленного состава — по людям. Предвижу ситуацию, когда машин будет много, а шоферов — наоборот. По снарядам…

Отдать справедливость: Жуков и слушал, и записывал, хотя неоднократно ронял реплики вроде: "Ну, это на штаб оставим…"

В заключение прозвучало:

— Вот это, Георгий Константинович, не записывай. То, что ты японцам накидаешь по морде — и вопроса нет, неясно лишь, скольких зубов они не досчитаются. Будешь расти и в звании, и в должности, но… имей в виду, предстоит еще одна война. И тебе предстоит учиться. На ней будет присутствовать новая техника, до последней степени новая. И самолеты будут не чета нынешним, и артиллерия, и танки, даже пехота — и то получит новое вооружение.

Жуков остро глянул из-под бровей:

— Сергей Васильевич, насчет войны информация надежная?

— Самая что ни на есть, к сожалению. Кроме одного момента, — последовала пауза. — Я буду всеми силами проталкивать твою кандидатуру как комкора. Но, сам понимаешь, и надо мной есть начальство. У него могут быть свои резоны. А теперь слушай приказ.

Последние слова были полной неожиданностью. До этого коринженер никак не демонстрировал свое старшинство в звании.

— О том, что я сейчас сказал — никому пока ни слова. Товарищ Сталин, понятно, знает, но он не из болтливых.

В район Халхин-Гола Рославлев долетел на ПС-84. Степень удобств в этом потомке американского авиапрома он прекрасно представлял заранее, а потому не жаловался, лишь укутался потеплее и старался спать побольше.

К некоторому удивлению коринженера, случился и прекрасный момент. Им оказалась весенняя степь: цветущая и благоухающая. Разумеется, из книг Рославлев знал об этой особенности, но представить вид и, тем более, запах не мог.

В районе предстоящих боестолкновений товарищу коринженеру предстояло немало дел. Перво-наперво он отправился глядеть на бензохранилища — все три. Вид их не казался необычным: стандартные цилиндрические баки, емкостью по три тысячи тонн каждый. Дальше началось странное.

Коринженер подошел к одному из них, остановился, в задумчивости глянул… и пошел к следующему. Ему все стало ясно: при попытке частичного матрицирования содержимого получился воздух.

Через час у бензохранилища собрался десяток бойцов из автороты; одиннадцатый был сержантом ГБ. Вся группа разместилась в кузове не вполне знакомого грузовика (вроде бы ЗИС-5, но не он), и под руководством коринженера поехала совсем недалеко — не более полукилометра — в овражек. Там начались более интересные события.

В овражке стояло десять тяжеленных автоцистерн — громадных. На шестиколесной платформе. Каждая вмещала двадцать кубов топлива — так, по крайней мере, заявил тот самый коринженер. Грузовики были совершенно незнакомыми.

Все шоферы были предупреждены: вопросы задавать лишь по управлению.

— Что ж, попробуем, товарищи, — заявил инженер с ромбами. — Начнем с вас. Садитесь за руль.

Вызванный не без трепета уселся на чрезвычайно мягкое сиденье. Коринженер устроился рядом.