Боевые репетиции (СИ) - Переяславцев Алексей

По окончании процесса снимания стружки прозвучало сакраментальное:

— Разрешаю перекур!

Но тут же к этой фразе добавилось:

— Павел Васильевич, и вы, товарищи, зайдите потом ко мне. Надо кое-что обсудить.

Летчики знали, что коринженер не курит, но комбриг Серов этого не знал, а потому в курилке он не посчитал за труд оглянуться несколько раз, прежде чем вымолвил:

— А что, ребята, ваш инструктор, он всегда… такой?

— Что вы, Анатоль Константиныч, обычно он гораздо хуже.

В разговор вмешался незнакомый Серову летчик с петлицами полкового комиссара:

— А было ли хоть раз, чтоб инструктор отругал не по делу?

Молчание. Интенсивный обмен взглядами. Потом:

— Я не помню.

— Да не было.

— Точно. Не было.

— Значит, в его вредности имеется смысл. Так?

— Ну, это…

Служебное помещение коринженера оказалось внутри металлического сарая, первого в ряду таких же.

Внутри обстановка оказалась приятной — тепло, светло, почти уютно — хотя выглядела очень скромной. Единственным исключением являлся стол. Тот, по мнению Серова, был каким-то несуразно громадным, к тому же не прямоугольным и не круглым, а в виде буквы "Г". Поверхность этого стола оказалась пустой, оставляя визитеров в недоумении: а зачем такая громадина нужна?

Хозяин кабинета проявил не просто вежливость, а даже гостеприимство. Чай оказался превыше всех похвал, а к нему в вазочках из прозрачной пластической массы хозяин подал печенье и конфеты. Больше того, коринженер, ссылаясь на неофициальность обстановки, предложил обходиться без званий, а общаться по имени-отчеству.

— Павел Васильевич, Анатолий Константинович, сейчас вам предстоит принять решение о плане предстоящего обучения летчиков. Сегодняшний учебный полет показал, что, возможно, обучение слепым полетам пока что не имеет столь уж приоритетного значения — с учетом среднего уровня летного состава. Возможно, его стоит отменить для истребительной авиации РККА. Но это решение будет ваше, а не мое. Вы, а не я владеете всей необходимой информацией. Однако обучение, включающее в себя технику пилотирования, взаимодействие в пределах звена или эскадрильи, также отработка стрельбы — то другое дело. Анатолий Константинович, к вам это не относится. Ваша квалификация настолько велика, что этого одного урока хватит. Но прежде, чем принимать дальние планы, учтите вот что. Ваши подчиненные, Павел Васильевич, и вы сами уже догадались, против кого затачивается полк. Даже сроки уже не являются абсолютной тайной. У ваших стрижей, — тут Рычагов по непонятной причине дернулся, — головы не только, чтобы шлемы носить. Так вот: мне там быть просто необходимо. И потому ни о каком обучении моими силами вплоть до окончания боевых действий даже речи идти не может. Обучение же силами комэсков против того же самого противника не имеет смысла — сами знаете, почему. По окончании боев учеба пойдет уже совершенно неслыханными темпами и против других моделей самолетов. Времени не будет совершенно.

— Твою ж мать! — резюмировал Серов. Он решил, что угадал причину.

— Теперь вы, Полина Денисовна. Вы, кстати, берите шоколад, он не просто вкусный, но еще по составу как раз подходит для летчиков.

— Какой-то он странный, без обертки, — в некотором раздумьи протянула Осипенко.

— А это на свойства не влияет, — легкомысленно ответил Александров. Обертку он удалил намеренно. Ни к чему сидящим за столом было знать о бельгийском происхождении этого лакомства. — Уверяю, вам понравится.

— А может, я не люблю шоколада! — встопорщила иголки летчица.

— Полина Денисовна, я сейчас открою вам страшную тайну. Ее никто не знает, кроме меня… и еще миллиарда мужчин… — при этих словах Серов закашлялся и чуть не подавился чаем. — Все женщины делятся на две категории.

Тут коринженер пугливо оглянулся.

— Большинство их любит шоколад…

Еще один артистически-трусливый взгляд по сторонам.

— …а незначительное меньшинство очень любит шоколад.

Стол грохнул.

— Так вот, Полина Денисовна, вы хорошая летчица, отличный штурман, но вас одной недостаточно, чтобы сформировать полностью женский истребительный полк. Я подумываю о создании женского штурмового авиаподразделения, но это не только и не столько от меня зависит.

Рычагов многозначительно посмотрел на Серова. Тот преисполнился уверенности, что боевой товарищ знает значительно больше, чем говорит, и твердо решил при случае расспросить друга — в пределах допуска, само собой.

Тут Осипенко резко сменила тему:

— Коль не секрет: где вы, Сергей Васильевич, так наловчились печатать на пишмашинке?

— Никакого секрета. Купил за свои самоучитель, прочитал, проделал упражнения. Правда, печатаю не очень: и ошибок многовато, да и скорость так себе…

Все трое гостей сделали недоверчивые лица.

По мнению Рославлева, Осипенко не могла считаться красавицей; да что там говорить: в своем времени обладательницу такой внешности он бы и за просто привлекательную женщину не посчитал бы. Но вот голосом она умела играть хорошо, что и продемонстрировала со всей кокетливостью:

— Сергей Васильевич, тут среди наших разговоры ходят о домиках, которые для летчиков. Не покажете ли?

— Не ко мне вопрос, Полина Денисовна. Это надо к Нине Глазыкиной покланяться, что ли.

— Пойдем, я устрою, — вызвался Рычагов.

Серов остался один на один с хозяином домика.

— Сергей Васильевич, скажу начистоту: ну, подловил ты меня, а остальные здешние летчики хуже будут, уж это я знаю точно. Так что, все так плохо, как я думаю?

Собеседник помедлил с ответом. За окном послышались громкие мужские голоса. Серов подумал, что это группа молодых направилась в клуб на танцы.

— Тут какое дело, Анатолий Константинович… Тебя учить, в общем, и не надо, чуть погонять по вопросам тактики и порядок. Лейтенантов полка мы подтянули. И это должно сработать в предстоящем конфликте. В самом крайнем случае предложу перебросить на тот участок мастеров, которые еще в Испании себя показали, уж те шороху должны навести. Но предстоит другой, и там экзамен куда страшнее, чем ты думаешь.

— План имеется, надо полагать? — прищурился Серов.

— Как не быть. Есть возможность обучить… скажем, полк, но не чисто истребительный, туда еще бомберы войдут, и штурмовые машины тож… так вот, обучить его на совсем новую технику. Если успеем… но должны успеть. Обязаны. Раскрывать все детали не могу, сам должен понять.

— Штурмовые машины — это какие?

— Бронированные. Скорость крошечная, но вооружение очень мощное, хороший летчик от пары "мессеров" отобьется. Ориентирован этот аппарат, понятно, на поражение наземных целей. В умелых руках грознейшее оружие…

— …и теперь бы еще эти умелые обучить — так, что ль?

— И это тоже, но еще больше нужно налаживать взаимодействие с наземными товарищами. И другие проблемы есть. Бомберы среди них — не последняя. И главная — все надобно к сроку. Опять же — ну, к тебе прямо не относится — наземные службы дрессировать. И еще…

После окончания разговора и возвращения Полины Осипенко (от домиков та пришла в совершеннейшее воодушевление) Рычагов в компании с ней и с Серовым сели в "эмку" и направились в Москву. И тут Полина в некоторой задумчивости выдала:

— Теперь я понимаю, почему Александров так гоняет курсантов. Ему многое известно о вероятном противнике… — многозначительная пауза, — и о сроках. Потому так торопится.

— У него имеется достоверная информация, — отреагировал Рычагов, знавший, что товарищ коринженер числится в системе ГУГБ.

Намек оказался понятным.

Разговор с наркомом внудел, разумеется, состоялся, хотя и чуть позже.

— Расскажите о ваших планах, Сергей Васильевич, — тон голоса у Берия был максимально дружелюбный.

— Планы вот какие, Лаврентий Павлович, — принял игру Рославлев. — до своего отлета в район реки Халхин-Гол мне надо погонять наземные службы двадцать второго полка. Они должны пальцами чувствовать истребитель, с которыми будут работать. Потом на завод Малышева, поговорить насчет танков БТ-7. Надеюсь, удастся их модернизировать. Далее я в ЗабВО, там помогу организовать транспортный поток. И еще одно дело: понадобится инженер-флагман второго ранга профессор Берг и его люди — для налаживания боевой работы радарной станции.