Бархатный ангел - Джуд Деверо

— Извини, — прошептала Элизабет, проходя мимо Майлса и направляясь к Роджеру.

Заключив девушку в объятия, Майлс крепко прижал ее к себе. Заметив, что он многозначительно улыбается, Элизабет со всего размаху ударила его локтем по ребрам, услышав, как в награду, вырвавшийся у Майлса стон боли.

— Я тебя ненавижу, Монтгомери! — заорала она ему прямо в лицо. — Ты заставил меня умолять и плакать, отнял у меня мою гордость. — Она попыталась ударить его еще раз, но Майлс прижал ее руки к телу, не давая пошевелиться.

— Нет, Монтгомери, — приближая к ней губы, вымолвил Майлс. — Ты любишь меня. Ты так сильно любишь, что готова ради меня просить милостыню. Я заставил тебя рыдать от страсти, я заставил тебя плакать от любви.

— Ты унизил меня.

— Так же, как и ты меня. — Майлс все еще держал Элизабет в объятиях, а она боролась, пытаясь вырваться. — Все женщины доставались мне с легкостью, и только ты заставила меня потрудиться. Только с тобой я узнал злость, ревность и чувство собственника. Тебя подарили мне, ты моя, Элизабет, и я никогда не позволю тебе забыть это.

— Я никогда… — начала Элизабет, но Майлс прервал ее поцелуем. Как только он коснулся ее губ, она сдалась. Элизабет была не в состоянии ни спорить с ним, ни убегать от него.

Майлс слегка ослабил объятия, дав ей возможность обвить его шею руками и еще крепче прижаться.

— Никогда, никогда впредь не забывай об этом, Монтгомери, — прошептал он ей на ухо. — Ты всегда будешь принадлежать мне — в этом столетии и в следующем. Вечно!

Едва разбирая его слова, Элизабет поднялась на цыпочки, подставляя губы для поцелуя. Она и не догадывалась, как сильно ей не хватало его плоти. Он был единственным мужчиной в мире, которому она могла довериться, единственным, с кем можно было не осторожничать. Долгие годы воздержания проявились теперь в страстном, полном дикой ярости желании. Запустив руку в волосы Майлса, Элизабет притянула его голову к себе.

Раздался низкий, гортанный смех Майлса.

— Что ты там говорила о дереве? Овладеть женщиной, прислонив ее к дереву? — переспросил он.

Майлс знал, чего она ждет от него: не нежного совокупления, а чего-то яростного и звериного, под стать ее настроению. Он принялся в неистовстве срывать с Элизабет одежду, обрывая одной рукой шнуровку ее льняного нижнего белья, а другой стаскивая с себя штаны.

Элизабет не переставала осыпать его поцелуями, долгими и страстными. Прижавшись спиной к дереву, она слегка вздрогнула и впилась зубами в шею Майлса. Майлс поднял Элизабет, вскинул ее ноги себе на пояс, юбка сбилась и путалась между ними, но никому из них не пришло в голову снять одежду до конца. Поддерживая Элизабет за ягодицы, Майлс приподнял ее и с безудержной силой, сравнимой с мощью падающего якоря, опустил прямо на себя.

Вскрикнув, Элизабет уткнулась лицом в шею Майлса, лишь успевая временами глотнуть немного воздуха, в то время как Майлс своими сильными руками ритмично поднимал и опускал ее тело. Голова девушки непроизвольно откинулась назад, и она почувствовала, что готова кричать от переполнявшей ее страсти. От напряжения пот катился по лицу Майлса, и соленые капли падали на Элизабет. Ее волосы стали влажными и, разметавшись, окутали их тела.

Неистовым движением, ввергнувшим Элизабет в экстаз, Майлс прижал ее к себе и, содрогаясь, опустошал снова и снова свою разгоряченную плоть. Тело Элизабет напряглось и потонуло в волнах наслаждения, она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Медленно она спустилась с небес на землю, ощущая невероятную слабость в ногах от этого напряжения, с которым сжимала бедра Майлса.

Откинувшись немного назад, чтобы взглянуть на Элизабет, Майлс нежно погладил ее влажные волосы и поцеловал в висок.

— Я люблю тебя, — ласково произнес он, а затем хитро улыбнулся. — А кроме того, ты лучшая из…

— Понимаю. — Она засмеялась. — Ты вообще-то собираешься опустить меня на землю или хочешь лишить жизни прямо у этого дерева?

Еще раз поцеловав Элизабет, Майлс помог ей встать на ноги и совсем не по-джентельменски, с некоторым чувством превосходства рассмеялся, когда у Элизабет подкосились ноги и он был вынужден подхватить ее, не давая упасть.

— Хвастунишка! — цепляясь за Майлса, выдохнула Элизабет, но все же улыбнулась и поцеловала руку, поддержавшую ее. — Я и правда лучше всех? — с деланным безразличием поинтересовалась она. — Ты все еще находишь меня привлекательной? Даже после рождения ребенка?

— Вполне! — серьезно ответил Майлс. Элизабет рассмеялась, оправила юбки и, стараясь вновь обрести самообладание, направилась вместе с Майлсом к месту, где их ожидал Роджер.

Глава 17

Последующие три дня они по-прежнему находились в пути, и для Элизабет эти дни были наполнены блаженством. Майлс уделял ей все свое внимание. Они держались за руки, негромко разговаривали или заливались хохотом над обычными вещами. Они занимались любовью прямо на берегу ручья, а затем купались в его ледяных водах.

Роджер равнодушно смотрел на них, но иногда Элизабет чувствовала угрызения совести из-за той боли, которую она, несомненно, причиняла ему. Несколько раз Роджер упрекнул Майлса за его недостойное рыцаря поведение, но Майлс ответил, что, пока он не добрался до своих родственников, он просто беззаботный крестьянин и не более того.

Они продвигались очень медленно, и путь, который можно было бы проделать за какие-нибудь четыре дня верхом на лошадях, растянулся надолго, так как они были вынуждены идти пешком. На четвертый день, в полдень, они сошли с дороги, чтобы отдохнуть и освежиться. С презрением посмотрев на сестру и Майлса, Роджер направился в глубину леса.

Впервые услышав, что Элизабет попала в плен, он ощутил сильную боль, но теперь, понимая, что потерял сестру, чувствовал боль еще острее, чем когда она была просто пленницей. Перебирая и заново переживая свои проблемы, Роджер шел вдоль края оврага, испещренного свежими рытвинами, не обращая на это никакого внимания. Пройдя еще несколько футов, он вдруг сообразил, что рытвины — не что иное, как следы борьбы. Повернув назад, Роджер внимательно присмотрелся к поверхности земли. Он зашагал по краю возвышавшегося над бурным потоком крутого берега и наткнулся на отчетливый след падения чьего-то тела. После сражений Роджеру часто приходилось, разыскивать своих раненых и отставший рыцарей, и теперь в нем проснулись рыцарские чувства. Не медля ни секунды, он ринулся вниз по склону.

Но на дне оврага Роджер обнаружил совсем не то, что ожидал. На полусгнившем бревне, спрятав ноги за большой валун, сидела хорошенькая молодая девушка в богатом бархатном платье цвета красного бургундского вина, украшенном по вороту крупными аметистами. Темные, пожалуй, слишком большие для ее лица глаза приветливо смотрели на Роджера.