Вечный герой - Майкл Муркок

Я не видел, как погибла Иолинда. В тот день их погибло так много.

Они пошли на приступ, и мы их ждали. Они оказались беспомощны против нашего оружия. Сгустки чудовищного огня, вырывавшиеся из жерл пушек, сметали ряды людей с лица земли. Стреляя в них, все мы в душе страдали от невыносимой боли: гордых воинов, могучих боевых коней, целые отряды людей выстрелы из наших пушек обращали в прах.

Мы поступили именно так, как они и предсказывали. Мы уничтожили их всех до единого.

Мне было так жаль их, когда они шли и шли на приступ: то поистине были сливки Человечества.

Потребовался час, чтобы уничтожить миллион воинов.

Один час.

Когда побоище было закончено, я преисполнился странным чувством, которое и тогда не мог описать и теперь классифицировать тоже не могу. То была некая смесь скорби, облегчения и триумфа. Я оплакивал Иолинду. Она была где-то там, в этой груде дымящихся костей и почерневшей плоти, превратившаяся в кусок пушечного мяса, утратившая всю свою красоту в один миг — как и жизнь, впрочем. «Что ж, хотя бы смерть ее была мгновенной, и это уже хорошо», — подумал я.

И именно тогда я принял окончательное решение. Хотя могу ли я с уверенностью сказать, что вообще принимал его? Разве я не для этого предназначался Судьбой?

А может быть, это было тем самым тяжким преступлением, о котором я говорил ранее? Может быть, именно такое преступление и повергло меня на тот путь, который я должен был пройти теперь?

Был ли я прав?

Несмотря на то что Арджав все время противился этому, я отдал приказ вывести боевые машины за крепостные стены Лус Птокаи и, усевшись в одну из них, повел их в бой.

И вот что я сделал дальше.

За два месяца до этого именно я возглавил завоевание городов Мернадина людьми. Теперь я отвоевывал их назад уже от имени элдренов.

Страшными были эти бои: я уничтожал людей — всех до единого, — если они там еще оставались.

Через неделю мы уже были в Панафаале, где стояли на якорях их корабли.

Я уничтожил и эти корабли, и их команды — вместе с семьями, женами и детьми. Пощады не было никому.

А потом, поскольку могучие боевые машины по большей части оказались амфибиями, я повел свои войска через море к Двум Континентам, хотя Арджав и Эрмизад за мной не последовали.

И пали их города — Нунос со своими чудными, украшенными самоцветами башнями, Таркар; дивные городки плодородных сельскохозяйственных долин — Сталако, Калодемия, Мурос, Нинадун. Были дотла сожжены Ведьма, Шилааль, Синан и многие другие. Города людей были стерты с лица Земли за несколько часов.

В Некранале, окутанной нежной дымкой столице Двух Континентов, возвышающейся на горе, было пять миллионов жителей, и все они умерли, а от самого города осталась лишь обугленная дымящаяся гора.

Но я действовал методично. Были уничтожены не только крупные города, но и деревни и даже отдельные фермы.

Я обнаружил, что кое-кто из людей пытался скрываться в пещерах. И пещеры эти были разрушены.

Я уничтожил леса, где они могли бы спастись от меня. Я стер с поверхности земли даже скалы, под которые они могли бы заползти.

Я бы, без сомнения, уничтожил каждую травинку, если б Арджав не примчался с того берега моря и не остановил меня.

Он был в ужасе от того, что я сотворил. Он умолял меня остановиться.

Я остановился.

Больше убивать было некого.

Мы вместе отправились назад, к побережью, на какое-то время задержавшись у дымящихся развалин, которые некогда назывались Некраналом.

— И ты сделал это из-за гнева одной женщины и любви другой? — воскликнул Арджав.

Я пожал плечами:

— Не знаю. Наверное, я сделал это ради того единственного варианта мира, который был возможен. Я слишком хорошо знаю людей — свою собственную расу. Эту Землю без конца сотрясали бы войны, подобные той. Мне пришлось выбирать, кто более достоин продолжать жить. Если бы они уничтожили элдренов, то, как ты и сам понимаешь, вскоре начали бы воевать друг с другом. И войны эти были бы совершенно бессмысленными. Они дрались бы из-за власти над себе подобными, из-за нескольких акров земли, из-за обладания женщиной, которая знать их не желает…

— Ты говоришь о них так, словно они еще живы, — тихо заметил Арджав. — Ты, Эрекозе, видно, до сих пор еще не осознал содеянного тобой.

— Но дело-то сделано, — вздохнул я.

— Да, — прошептал он. И сжал мою руку. — Пойдем, друг мой. Нам пора обратно, в Мернадин. Пусть вся эта мерзость останется здесь — там тебя ждет Эрмизад.

У меня даже чувств никаких не проснулось при этих словах: эмоции умерли во мне, я был пуст. И тупо последовал за Арджавом к берегу реки. Воды ее еле текли: они были завалены грудами черной сажи.

— Я думаю, что поступил правильно, — проговорил я. — То была даже не моя воля — ты ведь знаешь это — но воля кого-то свыше. Мне кажется, я именно для исполнения ее и был вызван в этот мир. Существуют такие силы, природы которых, мне кажется, мы не узнаем и не постигнем никогда. Они могут лишь являться нам во сне. Мне думается, что не Ригенос позвал меня сюда — нет, то была куда более могущественная воля. Но чья? Ригенос, как и я сам, был всего лишь марионеткой, инструментом, орудием. Нас обоих просто использовали. И судьбой была уже предрешена гибель Человечества на этой планете.

— Да, лучше, если ты будешь представлять себе это именно так, — сказал Арджав. — А теперь поехали домой.

Эпилог

Теперь шрамы страшных разрушений стали менее заметны, и хроника моя подходит к концу.

Я вернулся в Лус Птокаи, женился на Эрмизад, обрел, благодаря элдренам, знание вечного бессмертия и года два провел в размышлениях, пока разум мой не очистился.

Теперь я мыслю ясно. Я не испытываю вины за то, что совершил. Теперь я более, чем когда-либо, уверен, что это было не мое решение.

Возможно, это безумие? Возможно, я просто постарался рационально оправдать собственную вину? Если это так, то безумие мое меня не беспокоит, не разрывает мне душу, как те давние мои сны. Теперь подобные сны снятся мне очень редко.

Итак, мы живем вместе — Эрмизад, Арджав и я. Арджав, бесспорно, является правителем всей Земли. Земли, принадлежащей элдренам. А мы правим с ним вместе.

Мы очистили планету от людей. Я — последний представитель этого племени. И, будучи им, я чувствую, что мы направили развитие жизни здесь по верному пути, и теперь Земля гармонично сосуществует с остальными планетами во Вселенной. Ибо Вселенная стара, может быть, куда старше, чем я сам, и ей не под силу терпеть людей, нарушающих ее покой.

Правильно ли я поступил?