Вечный герой - Майкл Муркок

— А тебе по-прежнему снятся эти сны? — спросила Эрмизад.

— В последнее время нет. С тех пор, как началась эта военная кампания, сны пропали. Они мучают меня только тогда, когда я пытаюсь понять, кто же я на самом деле такой. А когда я делаю то, что от меня требуется, сны оставляют меня в покое. Скорее всего, я просто призрак. И ничего больше.

— Вот этого я не понимаю, — вздохнул Арджав. — Мне кажется, тебе просто жаль самого себя, Эрекозе. Ты можешь проявить свою собственную волю, однако боишься это сделать! И вместо этого предаешься кровопролитиям, отдаешь душу на растерзание ненависти, позволяешь меланхолии мучать тебя. Ты пребываешь в такой тоске потому, что не делаешь того, что действительно хотел бы делать. Эти сны все равно вернутся, Эрекозе. Запомни мои слова — сны вернутся и будут куда более ужасны, чем виденные тобой когда-либо прежде.

— Довольно! — вскричал я. — Не надо портить наше последнее свидание. Я пришел сюда лишь потому…

— Ну и почему же? — Арджав поднял тонкую бровь.

— Потому что мне необходимо было поговорить с умными и воспитанными людьми…

— Поговорить с кем-либо, подобным тебе, — тихо проговорила Эрмизад.

Я обернулся к ней и вскочил:

— Нет! Я совсем другой, чем вы! Мой народ ждет меня там, за этими стенами! Они ждут, когда мы уничтожим ваше племя!

— Но между нами существует родство духовное, — сказал Арджав. — Эти связи тоньше и крепче кровных…

Лицо мое исказила гримаса, и я спрятал его в ладонях.

— Нет!

Арджав положил руку мне на плечо:

— Ты куда более настоящий человек, Эрекозе, чем сам позволяешь себе казаться. От тебя потребуется немалое мужество, если ты решишься серьезно переменить свою жизнь и образ мыслей…

Руки мои бессильно упали.

— Ты прав, — сказал я ему. — И этого мужества я в себе не чувствую. Я всего лишь меч. Некая сила, вроде урагана. Больше мне ничего не дано, больше я не позволяю себе ничего. Больше мне ничего не позволяют…

Эрмизад снова вмешалась в наш разговор. В голосе ее отчетливо звучала ярость:

— Ради тебя самого ты должен позволить этой второй половине твоего «я» одержать верх! Забудь о данной Иолинде клятве. Ты ее не любишь. У тебя ничего нет общего с той кровожадной толпой, которая следует за тобой столь послушно. Ты куда более великий человек, чем любой из них… чем любой из тех, с кем ты ведешь войну…

— Прекрати это! Довольно!

— Она права, Эрекозе, — сказал Арджав. — Мы ведь спорим с тобой не ради собственного спасения. Это спор во имя твоей души…

Я снова рухнул в кресло.

— Я так старался не позволять более сомнениям овладевать моей душой и вести простую деятельную жизнь воина, — проговорил я бессильно. — Вы правы я не чувствую никакого родства с теми, кого веду за собой… или с теми, кто толкает меня вперед… Но они ведь, несомненно, мой народ! И долг мой…

— Пусть живут так, как им хочется, — сказала Эрмизад. — И ты в долгу не перед ними. Перед самим собой.

Я сделал глоток вина. Потом тихо сказал:

— Я боюсь.

Арджав покачал головой:

— Нет, ты смел. И не твоя вина, если…

— Кто знает? — сказал я. — Может быть, некогда я совершил чудовищное преступление. А теперь за него расплачиваюсь.

— Все это потому, что ты себя жалеешь, — все эти твои размышления! — снова заявил Арджав. — Знаешь, Эрекозе, все это как-то… как-то не по-мужски…

Я затаил дыхание.

— Может, оно и так. — Я посмотрел прямо на него. — Но если время имеет циклический характер, то разве не может быть — хотя бы в одной какой-нибудь его точке! — просвета для меня, такого отрезка, когда я еще не совершал этого преступления…

— Все эти разговоры о каком-то «преступлении» ни к чему, — заявила нетерпеливо Эрмизад. — А что велит тебе твое сердце?

— Мое сердце? Я уже много месяцев не прислушивался к его голосу.

— Ну так теперь прислушайся! — рассердилась она.

Я покачал головой:

— Я разучился это делать, Эрмизад. Я должен закончить начатое мной. То, для чего и был призван в этот мир…

— А ты уверен, что именно король Ригенос призвал тебя в этот мир?

— А кто же еще?

— И это тоже всего лишь бессмысленные предположения, — улыбнулся Арджав. — Ты должен поступать так, как считаешь нужным, Эрекозе. Я больше не стану просить тебя пощадить мой народ.

— Ну вот и спасибо! — сказал я, вскочил из-за стола, пошатнулся и зажмурился. — Господи! До чего же я устал!

— Вот и отдохни здесь, — тихо сказала Эрмизад. — Со мной…

Я посмотрел на нее.

— Со мной, — повторила она.

Арджав собрался было что-то сказать, но передумал и вышел из комнаты.

И тут я понял, что не хочу ничего другого — только сделать то, что предлагала мне Эрмизад. Но я отрицательно замотал головой:

— Нет, это было бы проявлением слабости…

— Наоборот, это придало бы тебе сил. Это позволило бы тебе принять более ясное решение…

— Я уже принял решение. И кроме того, моя клятва Иолинде…

— Ты поклялся ей в верности?..

Я только развел руками:

— Я не могу вспомнить.

Она придвинулась ближе и погладила меня по щеке.

— А может быть, благодаря этому как раз что-нибудь и окончится, — предположила она. — Может быть, как раз это и оживит твою любовь к Иолинде…

Теперь я ощущал почти физическую боль. На какое-то мгновение мне даже показалось, что они меня отравили.

— Нет!

— Это непременно поможет тебе, — продолжала она. — Я знаю, что поможет! Хотя я и сама, пожалуй, не уверена, что мне этого хочется, но…

— Сейчас я не имею права проявлять слабость, Эрмизад.

— Эрекозе, но ведь это не будет проявлением слабости!

— И все-таки…

Она отвернулась от меня и сказала тихим и каким-то очень странным голосом:

— Ну, хорошо, тогда отдохни хотя бы прямо здесь. Выспись в хорошей постели, чтобы чувствовать себя хорошо во время завтрашнего сражения. Я люблю тебя, Эрекозе. Я люблю тебя больше всех на свете. Я помогу тебе во всем, что бы ты ни решил сделать.

— Я ведь уже решил, что мне делать, — напомнил я ей. — И в этом ты мне помочь не можешь. — Голова у меня кружилась. Я совсем не хотел возвращаться в свой лагерь в таком состоянии, потому что они непременно решили бы, что меня подпоили, и перестали бы мне доверять. Лучше действительно переночевать здесь и встретиться со своими воинами в добром здравии. — Хорошо, я останусь на ночь, — сказал я. — Один.

— Как хочешь, Эрекозе. — Она пошла к двери. — Слуга покажет тебе, где спальня.

— Я буду спать здесь, — сказал я ей. — Пусть сюда принесут постель.