Не в силах забыть - Шерри Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лео взглянул на свадебную фотографию, которую держал в руке. Прежде ему казалось, что Брайони на снимке похожа на застывшую деревянную куклу. Но нет, она казалась испуганной, с глазами тоскливыми, как январские дожди. Можно ли забыть обиду, что так долго жила в сердце? Сумеет ли Брайони полюбить его вновь?
Услышав шаги брата, он положил фотографию обратно в карман.
— Туман рассеивается, — заметил Мэтью. — Скоро мы увидим Дувр.
Они стояли на палубе плечом к плечу. Туман таял, сияло солнце, и даже темные унылые воды Ла-Манша блестели золотом в утренних лучах.
Когда впереди показались белые утесы Дувра, Лео принял решение. Это не было озарением свыше, он просто сделал свой выбор.
Доверие должно быть взаимным. Как он может требовать доверия от Брайони, если сам ей не доверяет? Нет, он должен верить в нее, в ее любовь, в ее благородство, в доброту и силу духа.
А когда придет время, он найдет силы и в себе самом.
Глава 18
Неподвижное тело отца Брайони два дня лежало в гостиной городского дома Аскуитов. На третий день черный катафалк, огромный, словно железнодорожный вагон, остановился перед крыльцом, чтобы везти усопшего к месту погребения.
Женщин часто отговаривают от участия в похоронах из страха, что, охваченные горем, они могут устроить сцену, разразиться слезами или даже упасть в обморок от избытка чувств. Но Брайони с Каллистой решили поехать на кладбище, чтобы проводить отца в последний путь на этой земле.
Погребальная служба прошла торжественно и трогательно. Однако Брайони думала больше о живых, чем о покойном. Отцу она уже не в силах была помочь, но многое могла сделать для Каллисты, миссис Аскуит и сводных братьев. Еще ей следовало бы проявлять больше сочувствия к своим пациентам: за последние годы она едва не превратилась в бездушный автомат. А что касается ее студентов в медицинском колледже, ей надо бы почаще им улыбаться, чтобы они не боялись задавать вопросы.
Органист заиграл «Окончен труженика путь». Гроб с телом Джеффри Аскуита медленно поплыл к дверям церкви — его несли на своих плечах друзья усопшего, следом шли дочери.
Внезапно Каллиста слегка толкнула сестру в бок, сделав ей знак глазами. Брайони перевела взгляд, куда указывала сестра, но увидела лишь бесконечные ряды скорбящих. Некоторые лица казались ей смутно знакомыми, другие же она не смогла бы узнать даже под угрозой лишиться руки, в которой привыкла держать скальпель.
А потом она увидела их. Уилла Марздена, Мэтью Марздена и старшего брата, Джереми, графа Уайдена, — великолепное трио с белокурыми кудрями и скорбными лицами архангелов. Она собиралась отвести взгляд, когда вдруг заметила долговязую фигуру их темноволосого младшего брата, стоявшего ближе всего к проходу, ближе всего к ней.
Дни, проведенные ею в Индии вместе с Лео, вместили в себя жестокую малярию и кровопролитную войну. Вначале Лео лежал в лихорадке, глотая ненавистный хинин, а после страдал от ран и смертельной усталости во время бесконечного сражения. За дни путешествия его одежда износилась, превратившись едва ли не в лохмотья. Но, стоя в церкви, в сиянии солнечных лучей, льющихся сквозь высокие цветные витражи, полностью оправившийся от болезни и ран, облаченный в изящный фрак безупречного покроя, Лео казался совсем другим.
Это был тот самый молодой человек, который когда-то покорил Брайони одной своей улыбкой. Он не походил на архангела — если бы архангелы имели подобную внешность, в раю не осталось бы добродетельных женщин. Лео напоминал очаровательного Адониса из античных мифов, юного смертного, чьей любви добивались прекрасные богини.
«Боже, как он красив!» У Брайони подгибались колени, она едва держалась на ногах, и все же продолжала идти.
Лишь поравнявшись с Лео, она заметила черную креповую повязку у него на рукаве.
Он пришел в церковь в трауре, как член семьи.
При погребении присутствовал лишь узкий круг родственников и друзей. Брайони и Каллиста бросили на гроб отца по пригоршне белых лепестков розы. Потом Каллиста швырнула еще пригоршню за миссис Аскуит — та не нашла в себе сил прийти на похороны: подчас люди, потерявшие близких, предпочитают скорбеть в одиночестве, а не предаваться горю у всех на глазах. Ангус, младший из сводных братьев Брайони, бросил на гроб две горсти земли — за себя и за Пола (став калекой вследствие перенесенного в детстве полиомиелита, тот почти не покидал дом).
По дороге с кладбища Каллиста снова первой заметила Лео: вместе с Мэтью он дожидался сестер возле кареты Аскуитов. Бедный Мэтью рядом с блистательным красавцем братом казался незаметным, почти невзрачным.
Брайони захлестнула целая буря чувств. Восторг, страстное желание, нежность… И счастье, бушующие волны счастья, способные затопить весь Королевский флот Британии.
Каллиста порывисто обняла обоих братьев Марзден.
— Лео, гадкий мальчишка, добро пожаловать домой. А вы, Мэтью, с каждым разом, что я вас вижу, становитесь все великолепнее. Господи, как вам это удается? И когда, наконец, вы сделаете мне предложение? Я ведь с годами не молодею.
Мэтью тихонько рассмеялся.
— Скоро, Каллиста, скоро. Буквально только что, пересекая Ла-Манш, Мэтью жалобно стонал и шептал ваше имя, когда думал, что мы идем ко дну, — с улыбкой ответил Лео. — Ангус, рад вас видеть, — добавил он, обменявшись рукопожатиями с сыном миссис Аскуит.
При виде улыбки Лео ноги у Брайони стали ватными, еще одна ослепительная улыбка, и ей пришлось бы ухватиться за стенку кареты, но, должно быть, из жалости к ней, Лео сделал серьезное выражение лица. Глядя в глаза Брайони, он вежливо произнес:
— Миссис Марзден.
На самом деле ему следовало бы обратиться к ней «мисс Аскуит». Их брак был признан недействительным, а это означало, что официально они никогда не были мужем и женой. Однако Лео произнес «миссис Марзден» таким проникновенным тоном, словно они находились одни в комнате и он собирался сорвать с Брайони всю одежду.
Сердце ее отчаянно заколотилось. Слова Лео, как и его костюм, говорили сами за себя. Кроме траурной повязки на рукаве Лео, Брайони заметила черную креповую ленту на его шляпе. Должно быть, уже пошли сплетни: «Он явился на похороны одетым так, будто он и сейчас женат на Брайони Аскуит, а покойный до последнего дня оставался его тестем».
— Господа, — проговорила она. — Спасибо, что пришли.
— Мы тут подумали, не согласитесь ли вы зайти к нам на чашку чаю, — предложил Мэтью.
— По-моему, это чудесная мысль, — с воодушевлением откликнулась Каллиста.