Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров

Горохов использовал (не знаю, интуитивно или осознанно) так называемый метод “всевидящего ока”. Он сразу заявил, что ему и так уже все известно, он всего лишь хочет убедиться, что Степанов с ним полностью честен. Поэтому для начала задаются вопросы, ответы на которые не вызывают сомнений. Типа “У вас две руки и две ноги, не так ли?”. Если в ответ подозреваемый начинает юлить, (левая нога не моя, мол, мне ее подкинули!), следователь строго указывает на недостоверность информации. В итоге такой прием должен убедить допрашиваемого, что отпираться бессмысленно.

Но со Степановым такой номер не прошел. Когда дело дошло до убийства Зверевой, тот поставил глухую защиту. Все отрицал. Не отрицал лишь скандал с начальником кадров на фабрике.

— Ну поругались мы с ней, — пожимал “сталевар” плечами. — Что такого? Она же змея та еще… Да вы любого на фабрике спросите! Слова доброго о ней не услышите.

— Когда вы пришли за трудовой книжкой, — невозмутимо продолжал Горохов. — Раиса Робертовна вам ее не отдала и сообщила свой адрес проживания. Когда вы пришли по этому адресу, что между вами произошло?

— Я никуда не ходил! — настаивал Степанов. — Я и адреса не запомнил!

— Я расскажу тебе, Валера, как все было, — Горохов вдруг стал называть подозреваемого на ты. — Ты пришел к Зверевой и решил отомстить. Она открыла дверь, ждала объяснений. Ты затащил ее в квартиру и задушил.

— Я никого не убивал, — твердил Степанов.

— Почему ты пытался скрыться от сотрудников милиции?

Горохов умело наращивал активность допроса. Держал инициативу. Теперь допрос принял наступательный характер.

— Я принял их за подручных Гоши Индия. Я проигрался в карты и должен ему денег.

— Кто такой Гоша Индия?

Степанов понял, что сболтнул лишнего. За такой слив Гоша его на шнурки порежет, и он решил дальше притушить тему:

— Есть тут один картежник. Обыграл меня. Но я сам виноват, просто денег нет долг отдать.

— Долг? — Никита Егорович пригладил и так зализанную до блеска челку. — И большой долг?

— Да не-е… Двадцать рублей, — подозреваемый явно занизил ставку. С такими проигрышами из подпольного казино не уходят. Да и Гоша бы не стал мараться из-за такой смешной суммы и трясти долг. А то, что с него уже трясли, я не сомневался. Слишком быстро он с темы решил съехать, боялся Гошу.

— Из-за долга в двадцать пять рублей вы напали на сотрудника милиции и ударили его доской? — продолжал следователь. — Я вам не верю.

— Я же не знал, что это сотрудник, — брызнул слюной Степанов. — У него на морде не написано!

На столе зазвонил телефон. Степанов вздрогнул. Следователь поднял трубку:

— Слушаю, Горохов. Свидетель? Где? Молодцы!.. Давайте его ко мне через часик. Будем проводить опознание. Благодарю за службу…

Никита Егорович положил трубку и с торжествующим видом уставился на допрашиваемого:

— Ну все, товарищ Степанов. Теперь нам твое признание не нужно. Свидетеля нашли. Дворник видел, как ты выскакивал из подъезда Зверевой в тот вечер, когда ее убили. Теперь не отвертишься от вышки.

— Как от вышки?

— А как ты хотел, за четыре трупа? Зверева, Рогова, Соболева и Красицкая. За последний год убито четыре девушки. Все задушены. Уверен, что твоих рук дело!

— Нет! Я их не убивал! — Степанов затрясся и вытаращил глаза.

— Когда свидетель тебя опознает — не отвертишься!

— Я не убивал их! — чуть ли не выл задержанный.

— Не ври! — Горохов хлопнул по столу кулаком так, что подпрыгнула стоящая на нем кружка и сидящий рядом на стуле допрашиваемый. — И так вышка светит, ты еще усугубляешь вину враньем!

— Я одну убил, крысу-кадровичку! — зарыдал Степанов. — Не убивал я других! Клянусь! Не убивал…

— Рассказывай все, как было, — холодно проговорил Горохов, делая вид, будто ему уже особо нет дела до признания. Будто он уже все решил.

— Эта стерва требовала извиниться перед ней, и чтобы выродок ее рядом был! То есть, в присутствии сына. В тот вечер я постучался к ней в квартиру и собирался попросить прощения, но выскочил ее сынок и стал спрашивать у нее, что за дядя пришел. Та ответила, что это очень плохой человек, которого надо наказать. Представляете? Так и сказала, глядя прямо на меня! И это после всего, что у нас было! Но Валерий Степанов не тряпка! Он не позволит вытирать о себя ноги. Я все ей высказал. Все, что думал! И пригрозил, что растреплю всей фабрике о наших былых отношениях! Да! Да! Что вы так смотрите?! Не знали? Никто на фабрике не знал! Любовники мы были с Раисой. Но когда чертов фронтовик, что мастером у нас трудится, стал наговаривать на меня, что, дескать на руку я нечестный, отвернулась от меня Раиска, и про ласки вмиг забыла, что дарил я ей! Старая кошелка! Попользовалась молодым телом и бросила, так получается?! Я сказал, что скоро все узнают о ее былой интрижке с учеником мастера. Взбесило ее это. Покраснела она и чуть глаза мне не выцарапала. Успел я в сторону отскочить. Тогда эта тварь демонстративно вытащила откуда-то мою трудовую и порвала у меня на глазах. И швырнула клочки мне прямо в морду. Тут я не выдержал и накинулся на нее. Что-то в голове щелкнуло. Будто демон вселился. Перед глазами пелена красная, ничего не слышал и не видел толком. Будто в густом тумане или под водой. Очнулся, когда Раиса дергаться и дышать перестала. А я все стягивал и стягивал этот ее чертов красный поясок на горле. Задушил тем, что под руку попалось. А очнулся, потому что больно было. Ее выродок меня по ноге утюгом огрел.

При этих словах я еле сдержался, чтобы не вскочить и не размазать Степанова по стенке. Но не время для гнева. Нужно дождаться окончания его признаний. Только так мы сможем его прищучить.

— Где мальчик? — ледяной голос Горохова свидетельствовал, что он тоже еле сдерживал злость.

Степанов, заикаясь, продолжил сбивчиво рассказывать:

— Я не убивал его. Я схватил мальчишку и сказал, что если пикнет, то пришибу. Он смышленый и молчал в тряпочку. Пока я собирал обрывки трудовой книжки, он смылся из квартиры. Я побежал за ним, даже дверь