Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров

был. Будто убийца не готовился и использовал то, что первое под руку попалось.

— Помню ее этот поясок, — вздохнул Петрович. — Любила Раиска в нем щеголять. Последний раз ее когда видел, она как раз в нем была. Я еще подумал, что не подходит эта красная штука к синему платью. Торчит, понимаешь, прямо в глаза лезет. Но вслух ничего не сказал. Она меня к себе вызывала, подписать бумажки на увольнение по отрицательным мотивам — на того несуна с банкой лака. Напиши, говорит, Петрович, на Степанова характеристику. Только правдивую, а то он, говорит, жаловаться собрался, что, мол, увольняют его незаконно. А сама сидит, лицо красное, как этот самый поясок. Что с вами, говорю я, Раиса Робертовна? Щеки горят, будто давление, как у моей бабки. А она мне говорит, что Степанов этот всю кровь ей выпил. Представляешь, Зверевой кровь выпил? Что кричал, говорит, и ругался у нее в кабинете.

— А что за Степанов? — заинтересовался я.

— Да лоб молодой. Здоровый, как лось, а толку — как с цыпленка холодца.

— Понял, Петрович, спасибо тебе. Пора мне, работа ждет.

— Ну ты не забывай старика. Заходи иногда…

* * *

Я постучал в дверь кабинета Зверевой.

— Войдите, — раздался оттуда приятный женский голос.

Я потянул за ручку и оказался в знакомом кабинете. За столом Зверевой сидела пухлая, но миловидная женщина. Бывшая напарница Трошкина по кабинету, которую поставили временно (а может, и с перспективой) на место начальника кадров.

— Здравствуй, Оля.

— Петров? Привет! Ты опять к нам? Молодец, а то Петрович своих “подмастерьев” с фабрики толпами выгоняет. Замучилась оформлять уже. Еще и беда такая с Раисой Робертовной… Слышал? И Илью забрали. Одна я на всю фабрику осталась.

— Я как раз по этому поводу. Покажи-ка мне, Оленька, личное дело Степанова, которого за воровство турнули недавно.

— Ты что, Андрей! Не положено. Зачем тебе это?

— Вообще-то я из милиции…

— Ах да! Точно! Петрович же говорил, что ты туда устроился. Совсем забыла. Прости… Так ты что? Убийство Раисы Робертовны расследуешь?

— Расследуешь — это громко сказано, — улыбнулся я. — На подхвате мы с напарником у москвичей.

Оля протянула мне тонкую папку из еще не потрепанного картона:

— Он, когда уходил, скандал устроил. Орал, мол, Петрович пьет — и его не трогают, а его самого за какие-то надуманные мелкие хищения увольняют. Я же, кричал, не прогуливаю и не пью, как мастер. А Раиса Робертовна за Петровича вступилась. Пусть, говорит, выпивает фронтовик маленько, но мужик он — кремень и никогда не опаздывает, и за тридцать лет работы на фабрике ни одного прогула не заработал. Тогда Степанов обозвал Звереву ведьмой, представляешь, прямо при сыне. Олежка с ней был. А Раиса Робертовна разозлилась и сказала, что мол, трудовую не отдаст, пока тот не извинится перед ней, и чтобы сын ее при этом тоже был. Степанов выскочил и исчез. Мы его уволили без личного присутствия. Он потом приперся за трудовой, а Зверева ему напомнила свое требование. Тот извинился, а она ему говорит, что этого недостаточно. Сын не слышал. Вечером, говорит, придешь ко мне на лестничную площадку в доме, где я живу, и попросишь прощения в подъезде — при сыне. Ужасно зла она на него была, ну, ты представляешь!

— Когда это было, Оля? — встрепенулся я.

— Да пару дней назад.

— Почему ты это сотрудникам вчера не рассказала?

— Так не было меня вчера, сегодня только с больничного вышла и сразу в бой.

Я открыл анкету личного дела и обомлел. На меня смотрел тот самый “сталевар с советского плаката”, что так мило беседовал с Зиной, когда я зашел за характеристикой к ней. Вспомнил его. Та же широкоскулая самодовольная рожа. Глаза с ироничным прищуром.

Я почитал его анкету. Степанов Валерий Гаврилович, 1957 года рождения. Ничего необычного. Школа, ПТУ, армия. Обычный советский парень со склонностью к клептомании. Я записал его адресок и протянул папку кадровичке:

— Спасибо, Оленька, побежал я.

— Олежку не нашли? — крикнула вдогонку она.

— Найдем, теперь точно найдем!

Я спустился в цех и нашел Погодина. Тот грустно слонялся среди работяг, пытаясь нарыть хоть какую-то ценную информацию.

Я схватил его за рукав и оттащил в сторонку:

— Бросай, Федя, это гиблое дело. Погнали, адрес проверим один, пока у нас машина под жопой.

— А что я начальнику своему скажу? Егорыч меня сдаст. Он языком любит трепать!

— Не ссы, это по убийству Зверевой адресок проверить надо. Интересный там тип живет. Возможно, наш клиент…

— Как это? Убийца, что ли?

— Долго объяснять, по дороге расскажу. Поехали.

— Только с Егорычем сам будешь договариваться!

Глава 21

Оперская копейка неслась по колдобинам грунтовой дороги. Асфальт приказал долго жить еще пару километров назад. Мы ехали среди покосишихся бревенчатых домишек с шиферными крышами, на которых желтыми медузами мохрилась лишайниковая растительность.

Окраины Новоульяновска изобиловали частным сектором из слившихся с городом окрестных деревенек. Город разрастался со скоростью звука, неумолимо поглощая ветхие деревушки. Проглатывал дома, кривые огородики и целые улицы. Дома шли под снос, а их жителям давали квартиры в новостройке по по нормам квадратных метров на человека, которые возводили тут же рядом. С балкона панельной многоэтажки можно было наблюдать деревенскую жизнь, которая еще пурхалась и держалась на плаву, но была обречена погрязнуть в глобальной урбанизации.

Часто в таких панельках можно было встретить козу или куриц на балконе. Деревенские привычки держать в хозяйстве животину искоренялись с трудом.

Нередко сами хозяева оборудовали на балконе лежак. Ночевали на свежем воздухе, рассказывая, что в бетонной коробке им тесно и душно. И кажется, что потолок падает. Нет простора для русской души.

В один из таких районов нас привел адрес, что выписал я из личного дела Степанова Валерия Гавриловича. Человек-несун, скандалист и, надеюсь, наш подозреваемый.

Меня мучил один вопрос — как такой молодой парень успел превратиться в маньяка? Первая жертва (Вера Соболева) погибла чуть больше года назад. Тогда этот архаровец еще не работал на фабрике.

Егорыч с прохожих переключился на колдобины. Он сочно матерился и ругался с ними, будто с живыми созданиями. Сам за них отвечал, накручивал и еще больше злился. Несмотря на угрозы, ямки и кочки все равно бесстрашно прыгали нам под колеса. Машина