Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества - Бьёрн Ларссон

Теперь только я обратил внимание на всё ещё царившую вокруг тишину. Понизив голос, я рассказал Джеку о своих приготовлениях, о складе оружия, о заговорщиках, которые ждут наготове на баке, о пушках на палубе и о прорезанных в переборке дырах, после чего дал ему отмычку к свободе.

Негр, прямо скажем, выкатил на меня шары.

— Почему? — спросил он.

— Что почему?

— Ты белый человек. Не чёрный, не раб.

— Какая тебе разница? Главное, вы будете свободными.

Он кивнул, но остался при своих подозрениях. Мне нечего было возразить.

— Ну ладно, попробую объяснить, — сказал я, не дожидаясь ответа. — При виде вас мне всегда кажется, что в следующий раз наступит моя очередь. Годится?

Джек смотрел мне в глаза так, словно и впрямь понял.

— Ты и я братья, — произнёс он. — Мой народ, сакалава, не покорятся никому.

— Ну да? Тогда какого чёрта вы делаете здесь?

Он заткнулся.

— Есть над чем призадуматься, а? — с искренней весёлостью добавил я.

— Мы братья, — упрямо повторил Джек.

— Как тебе будет угодно, — великодушно согласился я. — При условии, что вы будете меня слушаться. Да, пока не забыл… когда пойдёте на приступ юта, поставьте впереди надсмотрщиков.

Джек поднял брови. Я тоже.

— Вместо щита, — пояснил я. — Это будет только справедливо.

Джек просиял, и я невольно подумал о том, что мы сумели объясниться другом с другом довольно неплохо, во всяком случае, гораздо лучше, чем я предполагал и мог надеяться.

— Ты сумеешь растолковать остальным? Вы понимаете языки разных племён?

— Немного, — отвечал Джек. — Но объяснить легко.

Он сделал жест, по которому любой сообразил бы, что речь идёт о том, чтобы перерезать кому-нибудь глотку. Отвернувшись от Джека, я взялся за первую попавшуюся отхожую бочку. Пока я вытаскивал её на ют, я слышал уже совсем другой рокот голосов, возбуждённый, полный ожидания, и эти голоса, несмотря на различие языков, с быстротой молнии разнесли мою весть среди невольников.

В общем, о том, что она до кого-либо не дойдёт, можно было не беспокоиться. С каждым моим возвращением в трюм за новой бочкой я видел, как меняется выражение лиц. Куда бы я ни оборотился, меня встречали дружелюбно, с одобрением и уважением, люди были настроены решительно. Вспоминая о брюзгливых и мелочных заговорщиках, с которыми связался, я едва ли не пожалел о том, что не попросил африканцев сбросить за борт всех белых на корабле — разумеется, за исключением меня.

Когда я выпростал в море последнюю бочку с её зловонным содержимым, мне захотелось остаться на палубе и отдохнуть, пусть даже на жаре, которая превращала воздух в колышущееся марево, всё-таки воздух тут был чист. Но, похоже, у Баттеруорта и ему подобных есть глаза на затылке, потому что рядом со мной тут же вырос именно он со своей саркастической усмешкой.

— Вы разве свободны от вахты, Сильвер? — в виде предисловия поинтересовался капитан.

Я промолчал.

— В таком случае проваливайте в трюм, где сейчас ваше место, — гаркнул он. — Кстати, — продолжал Баттеруорт, почти не умеряя голоса, — мне пора зайти проверить груз. Мы выходим в море сегодня вечером. Идите, Сильвер, я за вами.

Сегодня вечером! Я слез по трапу и подождал, пока Баттеруорт догонит меня и встанет рядом. При нашем появлении гул в трюме постепенно затих. Капитан вынул носовой платок и прикрыл им нос и рот. Особенно далеко, в гущу чернокожих тел, он заходить не стал. Когда из полутьмы выступил я, снова послышался нестройный говор, в котором только совсем тупой не различил бы искру жизни. Я приготовился обратиться к ним, и как можно громче.

— Люди, перед вами стоит капитан Баттеруорт, царь и бог нашего судна. Только его и Господа Бога мы должны будем благодарить, когда доберёмся до суши.

Гул усилился: насколько я понял, Джек перевёл мои слова и они пошли гулять по рядам. Весьма сподручно, подумал я, теперь все будут знать, каков из себя главный бес.

— С чего это вы вздумали разоряться? — спросил Баттеруорт. — Может, вы надеетесь, что они понимают цивилизованную речь?

— Нет, сэр. Тут самое важное, каким обращаешься тоном. Они же вроде собак. Вы никогда не пробовали разговаривать с собакой? Посмотрите, они даже повеселели.

— Возможно, — пробормотал капитан. — Выглядят они действительно неплохо. Считайте, что вам повезло. И помните: я не спускаю с вас глаз, Сильвер.

— Конечно, сэр. Не беспокойтесь, сэр, я умею держать людей в узде.

— Только себя не умеете держать, — отрезал Баттеруорт и, повернувшись на каблуках, заспешил прочь.

Сразу после его ухода я принялся действовать. Прежде всего я рассказал Джеку, что они должны восстать сегодня же, но что открыть кандалы можно не раньше, чем Скьюдамор совершит очередной обход и будет роздан ужин. Через Томпкинса я послал весточку матросам-заговорщикам. Когда вспыхнет мятеж, им надо собраться на баке и не рыпаться, пока я не скажу. Это был единственный способ — иначе неграм нипочём не отличить законную добычу от незаконной. Как только появился с обходом Скьюдамор, я посвятил его в наши планы и посоветовал, если он хочет завтра увидеть свет божий, тоже не покидать бака. Он поблагодарил меня, но не проявил ни малейшего воодушевления. Впрочем, я и не ожидал ничего такого.

Вечером, после того как пробили восемь склянок, туземцы принялись отпирать свои цепи. Надо было видеть их лица, когда они садились и растирали затёкшие ноги. Это было зрелище, достойное богов… и меня.

Спустя ещё четыре склянки я, стоя в люке, услышал, как первый помощник тихонько даёт команду лезть на реи. Я торопливо спустился обратно, у самого трапа меня встретил стоявший наготове Джек. У кормовой переборки тряслись от страха трое надсмотрщиков. В предвкушении грядущих событий у них явно поубавилось спеси, что было очень даже хорошо.

Я кивнул Джеку, и в следующий миг чёрная людская масса пришла в движение. Мне же не оставалось ничего иного, кроме как ждать. Я лёг на нары и закрыл глаза. До меня донеслись первые выстрелы и крики боли, и я радовался им, пока перед глазами вдруг не разлилась сплошная чернота.

Когда я пришёл в себя, было ещё темно, но я, даже не открывая глаз, заподозрил неладное. И дело было не только в том, что у меня трещала и раскалывалась голова, что я вдыхал запах потных тел, испражнений и чего-то непонятного и было странное ощущение, будто я не один, хотя из звуков, которые может издавать человек, до моего слуха доносилось лишь невнятное бормотание… нет, скорее всего меня насторожило то, что мы находились в открытом море, в чём я, Джон Сильвер, готов был поклясться. Одерживаемый парусами, «Беззаботный» мягко покачивался на зыби то ли начинающегося, то ли затухающего волнения; ветер дул с траверза. Это было неоспоримо. А ведь мы не должны были уйти в море, если восстание удалось.