Адвокат Казановы - Наталья Борохова

Преградив Дубровской путь своим широким бюстом, соседка приторно улыбнулась:

– Куда путь держишь, голубка?

– Домой, тетя Паша, – ответила Лиза, предпринимая тщетную попытку просочиться между стеной и пышным боком соседки.

– Ай ждет тебя кто? – спросила та, настырно заслоняя собой дорогу. – Мамка-то твоя еще в отъезде, как я понимаю.

– Совершенно верно, баба Паша, – мило улыбнулась воспитанная девочка Лиза. – Мама еще не приехала, но я смотрю за квартирой. Поливаю цветы.

– Ох, умница! Как же хорошо иметь дочку, тем более такую заботливую. Не то что орава моих мужиков. Одного борща на них уходит ведро в сутки, не поверишь.

Лиза кивала головой, чувствуя, что спина покрывается липким потом, а рука, оттянутая вниз тяжелой авоськой, прямо на глазах становится длиннее.

– Чудо, а не дочка, – продолжала верещать бабка, – хозяюшка, не то слово! И продуктов матери несет полную сумку. Кто их есть только будет, касатка? Колбаса пропадет, молоко скиснет.

Дубровская покраснела.

– А я для себя купила, баба Паша. Вот и бумаги с собой несу, поработать нужно. Дома, знаете ли, отвлекают сильно. А тут тишина, покой.

– А и правда, голубушка! – согласилась соседка. – Где ж тебе, бедняжке, в своем домище-то свободный уголочек найти? Мамка-то твоя мне снимок показывала. Ни дать ни взять Петродворец!

Лиза недобрым словом вспомнила мать, обожавшую пускать знакомым пыль в глаза. Наверняка фотографии особняка Мерцаловых прошли через руки всех старух во дворе, которым маменька хотела похвастаться, как хорошо устроилась ее дочка.

– А я-то вечером смотрю и удивляюсь, с чего вдруг в ваших окнах свет? – продолжала монолог противная бабка. – Откуда бы ему взяться? А это ты, оказывается, тут бываешь, аль с мужем поссорилась?

– Нет, баба Паша, у нас все хорошо, – процедила сквозь зубы Дубровская, в душе которой в тот момент шла борьба между искренним негодованием, готовым выплеснуться наружу, и хорошим воспитанием. – Я просто иногда забываю выключать свет.

– Ой, и я, знаешь ли, такая забывчивая стала! А иной раз мне может черт-те что привидеться. У тебя такого не бывает?

– Да вроде нет, – проговорила Лиза, ругая про себя родителей, которым когда-то удалось вдолбить в голову дочери золотое правило: старшим грубить непозволительно.

– А вот у меня иногда бывают как их… глюки. Сижу вечером на лавочке, смотрю на ваше окошко, а там силуэт вырисовывается. Здоровый такой мужчина, с плечами, что футбольные ворота. И откуда он взялся, соображаю? На Андрея Сергеевича вроде непохож, он-то у тебя чуток посуше будет. И кто он есть?

Крепкое словцо застряло в горле Елизаветы, так и не вырвавшись наружу. Наблюдательность старухи могла обернуться непоправимой бедой.

– Не знаю, баба Паша, – сказала она, наконец опустив сумку на пол. – Может, вам правда привиделось?

– Может, – согласилась вредная бабка. – Я так и подумала, что привидение. Но оно руку подняло, и хрясть – форточку захлопнуло. Вот я и думаю, а может ли дух бесплотный такие штуки выделывать?

– Не знаю, баба Паша. Но мне все-таки думается, что вам только показалось. Вы могли и вовсе окна перепутать, смотреть не на наше окно, а на соседское.

– Э нет, ошибка исключена. Ваше окно на четвертом этаже, справа от лестничного пролета, со шторками в зеленый горошек и коричневой сеткой на форточке.

Дубровская не знала, что и сказать. Про горошек и сетку старуха говорила истинную правду. Значит, Дмитрий все-таки выдал себя. А она-то была уверена, что Серебров пребывает в полной безопасности!

В попытке умаслить чертову старуху Дубровская протянула ей батон колбасы, промолвив с извиняющейся улыбкой:

– Вы правы, баба Паша, я и вправду набрала столько всего, что и съесть не успею. Возьмите вот вашим детям и внукам. Им нужны витамины.

Елизавета и сама не знала, какие витамины прячутся в сырокопченой колбасе, но как раз этот нюанс бабку Прасковью ничуть не смутил. Она ловко подхватила нежданный дар и освободила проход.

– Ну ступай, касатка, – разрешила она, – а то уж я тебя заговорила совсем. Нам-то, старым, только-то и радости, что с молодежью пообщаться. Беги, голубушка.

Дубровской не нужно было повторять дважды. Она мигом отмахала оставшиеся два пролета, не чувствуя тяжести сумки с провизией, словно треклятая сырокопченая колбаса, лихо перекочевавшая в руки старухи, равнялась весу двух кирпичей…

– Ты не мог вести себя осторожнее? – набросилась она на ничего не понимающего Дмитрия, едва за ней затворилась дверь.

– А что случилось? – изумился он, не ожидая увидеть своего адвоката в столь взъерошенном состоянии.

– Соседка пронюхала, что в квартире кто-то живет. Тебе обязательно по вечерам включать свет и проветривать квартиру?

– Вообще-то да, но если вы запрещаете, могу сидеть в духоте и при свечке, – покорно согласился Серебров. – Я не думал, что это может стать проблемой.

– Я тоже, – призналась Лиза. – Но все-таки придется соблюдать некоторые правила осторожности, если мы не хотим раскрыть себя. Никакой музыки и громко работающего телевизора. Шторы придется задернуть наглухо и включать только настольную лампу.

– А пользоваться ванной и туалетом можно? – спросил он. – Вдруг соседку смутит шум в трубах?

– Мыться лучше в моем присутствии, – брякнула Дубровская и тут же поправилась: – Я хотела сказать – только когда я дома.

Поймав насмешливый взгляд квартиранта, она покраснела еще сильнее и, чтобы скрыть смущение, стукнула кулаком по стенке:

– Вообще-то мойся, конечно, когда захочешь, а то так и до паранойи недалеко…

Степан не обманул. Образцы составленных им договоров заполнили собой объемную папку и красноречиво свидетельствовали, что в компании «Эдельвейс» молодой человек не проводил времени даром, а работал, пожалуй, как негр на плантации.

– Что это? – спросил Дмитрий, с интересом, присаживаясь рядом на стул и с некоторым опасением глядя на ворох документации, подписанной знакомым размашистым почерком жены.

– То, что являлось когда-то имуществом строительной фирмы «Эдельвейс», – проговорила Лиза, просматривая бумаги. – Вот, например, знал ли ты, что Инга Петровна владела замечательным офисным зданием в центре города?

– Разумеется. Большой такой дом с внутренним двориком и бассейном в цоколе. Я там даже когда-то плавал… – Дмитрий мечтательно прикрыл глаза.

– Боюсь, что больше такой возможности у тебя не будет, – остудила его Лиза. – Все права на офисное здание были переданы фирме «Стройиндустрия» по договору купли-продажи. А ты случайно не знаешь, кто является ее хозяином?

– Мне это не интересно, – зевнул Дмитрий.

– А зря! – заметила Лиза, сунув ему под нос бланк с подписями и печатями. – Господин Вощинский, собственной персоной. Тебя такой поворот не удивляет? Тогда взгляни на договор продажи дачного корпуса на Черноморском побережье. Миленькое местечко в Лазурном! Ты там еще не плавал? А вот прощание с двумя «Мерседесами», оформленными на фирму. А вот и офис в Лондоне. Неплохой район и цена смешная…

– Подождите, я ничего не понял, – остановил адвоката Серебров. – Вы хотите сказать, что Инга имущество своей фирмы разбазаривала направо-налево?

– Почему же «направо-налево»? – усмехнулась Лиза. – Почти все договоры оформлены на одно и то же лицо. На господина Вощинского. Вернее, на его пресловутую «Стройиндустрию». Твою жену трудно упрекнуть в непостоянстве.

– Боже мой, откуда же у него взялись деньги? – удивился Дмитрий. – У него посредственная фирмочка. Да и он сам – средней руки бизнесмен, не хватающий звезд с неба. Откуда у него деньги на офис в Лондоне? Да и что ему там делать?

Дубровская кивнула головой.

– Думаю, все объясняется просто. Твоя жена наделала немало разных дел, благодаря которым «Эдельвейс» оказался на краю пропасти. Космические долги поглотили бы все имущество фирмы, с чем Инга Сереброва согласиться не могла. Предчувствуя скорую гибель всего своего бизнеса, она поспешила спасти наиболее ценное имущество, оформив договоры на «Стройиндустрию», которой владел Вощинский, а остальное распродала, положив денежки себе в карман.

– Опять Вощинский! – возмущенно воскликнул Дмитрий.

– Все-таки он ее брат, – усмехнулась Елизавета, продолжая просматривать документацию. – Так… тут у нас что?

В руках ее оказались исписанные торопливым почерком листки, по всей видимости, какие-то черновики. На них не было печатей и штампов, но Дубровскую это не смутило. Она изучала каждую строчку, написанную стремительным четким почерком, временами хмурилась, стараясь разобрать, что написано под зачеркнутыми синей пастой отдельными фрагментами текста.

Серебров недовольно замолчал. Его адвокат занималась какой-то безделицей. Есть ли теперь разница, как Инга собиралась обойти закон? Она мертва, а интересы живых куда как важнее ее прежних выходок. Собирается ли наконец Дубровская вспомнить о нем?