Дочь орла - Джудит Тарр

— Они приближаются, — говорил он. — Господа мои, ваше величество, поверьте тому, что я вам говорю: франки идут на Аахен. Они почти догнали меня. Они чуть не убили коня подо мной.

— Конь издох на конюшне, — подтвердил охранник, стоявший позади гонца. — Ранен стрелой. Бог знает, как он смог ускакать так далеко.

— Но как же… — Оттон был не столько удивлен, сколько смущен. — Ты говоришь, франки? Не новая кучка мятежников?

— Я видел их флаг, ваше величество. Как они его называют, такой красный, словно огонь?

— Орифламма, — произнес Оттон медленно, будто пробуя на вкус каждый слог. — Знамя Сен-Дени. Тогда это сам король. Они грабят?

— Почти нет, — ответил гонец. — Они просто идут упрямо вперед. Они хотят захватить Аахен. «Это тебе за благородного герцога Карла, — кричали они, стреляя в меня, — и за его, так сказать, благородного господина».

Оттон встал. Аспасия не увидела в нем страха. Он как будто смеялся.

— Ох, каким же дураком я был! — Он бережно снял корону, передал ее управляющему. Мантия сковывала его движения, волочась по полу. Он нетерпеливо сбросил ее. — На нас напали. Вперед, господа! К оружию! К оружию!

Ему ответил вдохновенный рев. Голос Оттона утонул в нем. Он спустился с помоста, смешался с придворными, направляя их в двери. Женщины бросились прочь, пронзительно крича. Священники побежали.

Феофано неподвижно сидела на своем троне. Большинство ее прислужниц тоже разбежались. Остались немногие, оцепеневшие от страха или сраженные необходимостью поверить в то, над чем так долго смеялись. Франки в королевстве Оттона! Король идет войной на короля!

Аспасия нагнулась к уху императрицы.

— Еще рано и не мне говорить о поражении, моя госпожа, но все так неожиданно и неудачно. Ты рискнешь остаться в осаде? Или ты отправишься туда, где твой ребенок будет в безопасности?

Феофано не шевельнулась, не взглянула на нее.

— Если они идут, — сказала она, — я уеду. Позаботься об этом.

Это не говорило о прощении. Императрица пользовалась тем, что было под рукой. Даже если это запачкает ее руки.

Аспасия поклонилась. Она не стала говорить, что едва держится на ногах и что Исмаил сдерет с нее шкуру, если узнает. Нет, она вообще не будет говорить об Исмаиле.

Женщины метались, как куры, испуганные вторжением лисы: сплошное хлопанье крыльев, паника и никакого толку. Аспасия остановила одну, тряхнула другую, прикрикнула на третью. Увидев, что она здесь, они прекратили свои глупости. Она дала им всем поручения. Пусть им это не по вкусу, сейчас это неважно.

— Вы нужны императрице, — сказала она, — так идите же.

Можно было лишь молиться о чуде. У Оттона были войска в городе, его собственная гвардия и отряды тех вельмож, которые были с ним. Но его армия, настоящая сила королевства, была рассеяна по стране, возделывая поля, приходя в себя после подавления мятежа, защищая восток от мадьяров и славян. Запад, даже это злосчастное герцогство Лотарингское, никогда не нуждался в армии для обороны.

На исходе дня примчались новые гонцы: Лотар ускорил свой марш, к утру он будет у городских ворот с армией в несколько тысяч. Оттон с его несколькими сотнями человек не может даже надеяться противостоять ему.

Молодые глупцы были бы рады попробовать. Оттон, хотя тоже был молод, давно уже лишился самонадеянности. Так и должно быть с императорами. Епископы и старшие вельможи советовали ему быть осторожным. Герцог Карл дал совет еще более ценный.

— Я знаю Лотара, — сказал брат Л отара. — Его силы намного превосходят твои, и, стоит ему захотеть, он тебя сокрушит. Но его можно отвлечь. Брось ему кость; он остановится, чтобы грызть ее, а потом уйдет прочь.

Оттон поглядел на стены дворца Карла Великого. Последние лучи заката испятнали их, будто кровью.

— Да, кость, — сказал он, — и достаточно большая для этого мастифа. Будем молиться святому Витту, чтобы он ею подавился.

Смятение царило неописуемое. Половина Аахена в страхе перед врагом хотела присоединиться к отступлению. Каждый господинчик или горожанин во всю мощь легких отдавал свои собственные приказания. Улицы были запружены людьми и животными, повозками и вьюками. В сгущающихся сумерках метались факелы. Каждый, у кого было что-нибудь ценное, был исполнен решимости унести это с собой, невзирая на вес и размеры.

Аспасия привела женщин в какое-то подобие здравомыслия, решительно и безжалостно отказавшись слушать любые слова, кроме слов повиновения. Тех, кто умел ездить верхом, она посадила на мулов и лошадей. С собой разрешила брать только то, что могли унести. Не было времени на пустяки; место было только для самого необходимого: еда, лекарства, оружие.

Больше всего сложностей возникло с Феофано. Она не хотела ехать в носилках.

— Слишком медленно, — заявила она. — Могут догнать. У твоего мула такая мягкая походка, и достаточно быстрая, если надо. Я поеду на твоем муле.

— Ты же на восьмом месяце, — проворчала Аспасия.

— Но я здорова, — возразила Феофано, — а надо спешить. Если мы попадем в заложники к Лотару… Если наследник моего господина Оттона родится заложником…

— Лучше живой наследник, чем мертвый.

— Я поеду верхом, — настаивала Феофано.

Если бы между ними не было барьера, не было этой холодной отчужденности, Аспасия, возможно, переубедила бы ее. Но что сделано, то сделано. Императрица поедет верхом.

— И помоги нам Бог, — сказала Аспасия.

Они отправлялись в путь шумной, суетливой толпой. Кто-то уронил факел; он упал на солому и поджег ее. У всех хватило ума только на то, чтобы поднять крик, пока стражник не загасил пламя древнейшим и надежным способом. Крик поутих. Он ухмыльнулся и пошел назад к своему коню.

Аспасия сжала зубы и сосредоточилась на том, чтобы устроить поудобнее Феофано. Никто из охранников не представлял себе, как обращаться с беременной женщиной. От Феофано было толку мало: ехать она могла, но равновесие держала с трудом, неуклюже. Мул, слава Богу, был невозмутим. Он терпеливо нес свое неудобное бремя, а Аспасия держалась за стремя. Она предпочла не задумываться, чего ей будет стоить это путешествие. Лошадей не хватало. Значит, придется идти пешком. Все очень просто.

Наконец они двинулись. Ужасно медленно, правда, но все-таки двинулись. Аспасия решила выходить через маленькие ворота, они были чуть больше задней двери и редко использовались. Носилки бы там не прошли. Хотя бы за это надо благодарить Феофано: упрямство императрицы дало им возможность более быстро бежать. Оттон, довольный их решением, прислал сказать, что поедет той же дорогой, когда уладит что надо.