По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России. - Константин Константинович Случевский

в православие в 1845 и в 1846 годах было «официальным обманом» и что из 140,000 православных только 1/10 часть к 1864 году исповедует эту веру!

Было время, когда цензура православных изданий находилась в руках лютеран; когда не ведомство Святейшего Синода, а министерство внутренних дел изготовляло и представляло всеподданнейшие доклады о вопросах чисто догматических по делам церковным в балтийском крае. Было время, когда писания Сиверса, Бока, Экардта и Ширрена ставили нас на непрошеный суд Европы, и в 1870 году, в Женеве, Ени читал публичные лекции об угнетении лютеранства в прибалтийских губерниях, и члены евангелического союза возымели дерзкую мысль испросить, по этому поводу, аудиенцию у Императора Александра II за границей!

И, несмотря на все это, православие находило людей, искавших его, жертвовавших всем своим имуществом, потому что, по местному воззрению, пользование усадьбами являлось привилегией лютеран, и человек, становившийся православным, лишался права на него. Как не вспомнить при этом случае двух пророчеств. Одно принадлежит преосвященному Иринарху, писавшему в 1841 году в Синод: «Посеянное в Лифляндии семя православия прозябнет и возрастет». Другое — это слова Императора Николая I. Он повелел составить проект «духовно-лютеранской академии», — проект, не понравившийся прибалтийскому дворянству, предпочитавшему, чтобы духовенство оставалось его слепым орудием, и 23-го марта 1843 года государь, на докладе об этом графа Уварова, начертал: «Когда из непонятных видов сами они (дворяне) противодействуют, то остается предоставить воле Божией дальнейший ход сего дела. Кто знает, может быть, неисповедимый Промысл направляет невидимой рукой сию церковь к разрушению, и тогда никакая сила не остановит стремления народа к православию. Должно только все так подготовить, чтобы церковь наша была готова принять новых чад. Для того уже все духовные книги и служебники переводятся на местные языки». Прав был преосвященный Иринарх — семя «прозябло» и дало ростки; прав был Император, сказав, что «никакая сила» не удержит людей от стремления к православию. Стремление это продолжало сказываться постоянно, несмотря на то, что люди с достаточной наглядностью могли убедиться в том, что всякая надежда на поддержку их в законодательных и административных сферах потеряна, и все-таки они шли, и шли не всегда в одиночку, а даже скопом. Так, скромное послание преосвященного Филарета, переведенное на эстонский и латышский языки, обусловило, в 1866 году, переход в православие большей части Тукума, хотя полиция и отбирала эти листки, «не пропущенные лютеранской цензурой», и в марте 1867 года сам преосвященный перемещен. Вся мрачность картины положения православия в крае отразилась вполне в одном литературном произведении, в Записках священника Лийца, под псевдонимом Индриха Страумита; это «эпопея наболевшей души народа, мартирология православия, и когда можно будет их напечатать, то они сделаются любимейшим чтением для народа». Лийц кончил курс в рижской семинарии в 1857 году.

В 1876 году уничтожено прибалтийское генерал-губернаторство, и притупились местные балтийские интересы, в виду других, гораздо более крупных исторических событий. Замолк, наряду с другими, и вопрос религиозный. К этому времени, или немного ранее его, правительственная уступчивость достигла своего апогея: в 1874 году, 22-го июля, предписано прекратить все дела, возбужденные против лютеранских пасторов за совершение треб над уклоняющимися от православия, а в 1880 году министр внутренних дел Маков, уведомленный лифляндским губернатором о том, что пастор Гассельблат совратил в лютеранство тридцать шесть человек, не принял против него никаких мер «ввиду того, что он в первый раз сделал это преступление»! Отпадения от православия, под всевозможными давлениями, принесли свой плод: с 1857 по 1863 отпало до 9,000 человек, в 1864 — 11,000, в 1880 — до 40,000. По отчету преосвященного Филарета, из общего числа православных в крае (194,787 человек) не уклонившихся только 117,238. Проповеди пасторов, шестимесячные сроки, уничтожение предбрачных подписок и, главное, взгляды дворянства, поддержанные нередко и высшими административными властями, своих целей достигали.

Местные люди приглашались, как это видно из решения статс-секретаря Макова, на «вторичные» преступления. Смутно и бестолково было положение религиозных дел в крае, о котором можно бы было привести, в случае надобности, множество поразительнейших фактов, с именами собственными и самыми прочными датами, но, избегая особенно мрачных красок, надо обойтись без них. Вдруг, уже очень недавно и опять-таки не по почину православной церкви, а по почину лютеранской, усилились вторичные обращения в православие, которые совершаются и до сих пор. Как тогда, в сороковых годах, главным поводом, последней каплей в чаше, было уничтожение гернгутерских общин, так тут явилось собирание пожертвований на 400-летний юбилей Лютера, начавшееся в октябре 1883 года. Первообращенный явился в Леале, затем пошли обращения в вердерском и паденормском приходах, протянулись они на прибалтийские острова, на Дого, и нашли себе дорогу дальше, чем прежде, в Курляндскую губернию — в Сисмакен, Домеснес и Тальсен; переходят не только эсты и латыши, но даже малые остатки, каким-то чудом сохранившихся, ливов. Нет в этих обращениях той многочисленности, которая сказывалась раньше, но в них гораздо более прочности. Если в сороковых годах главной причиной было закрытие гернгутерских общин и неясное искание «духа жива», то теперь стремление это получило больше прочности, благодаря тому, что с ним слился, ставший ясным, вопрос о национальности. Эсты и латыши не хотят умирать как племя, они взывают о своем желании быть в единстве с русским царем и русским народом; возникло вновь понятие и термин «царской веры», долженствующей быть господствующей в крае, термин, бывший в ходу до 1845 года, и, наконец, иначе смотрит на этот вопрос наше правительство, во многом уже восстановившее весьма старательно подпиленные и подточенные святые права православия.

Эти вторичные обращения с 1883 года начались прежде всего с сектантов, которых в балтийском крае много. Тогда только что умер Якобсон, редактор эстонской газеты «Саккала», человек, ставший во главе движения по вопросу о единении с Россией; насколько его не любило местное дворянство, видно из того, что оно выхлопотало восьмимесячное запрещение «Саккалы»; насколько он был дорог другим, выказалось на его похоронах в 1882 году, в Феннерне, очень недалеком отсюда: многие тысячи проводили его в могилу. Он не дожил до развития обращений в православие, но на них смотрят десятки тысяч отпавших от православия; смотрит лютеранское крестьянство, связанное с киркой, в большинстве случаев, от времен исторических, только внешними узами. О том, насколько вообще эсты и латыши склонны к изменению вероисповеданий, что обусловлено как насильственным введением католичества в XIII веке, так и беспримерно легким, так сказать, административным обращением страны в лютеранство в XVI веке, дает многие любопытные указания Трусман, в своем труде: «Введение христианства в Лифляндии».

Перебирая