Плавающая Евразия - Тимур Пулатов

— Что это за ЦБК-1? Куда их занесло? — недовольно пробормотал Давлятов.

— Это центральный квартал, самый наицентральный, у кольцевой дороги, самый первый. Шахградский обыватель называет этот район «Дворянским гнездом», хотя, простите, к Ивану Сергеевичу Тургеневу это не имеет никакого отношения… Итак, аппарат пропищал! Байбутаев, человек порывистый и суетливый, хотел было сразу броситься в дом, чтобы увидеть его обитателей, но Абду-Салимов властно запретил… Он решил навести справку тихо и на стороне. Тем более что обитатели дома над бомбой его вовсе не интересовали, главное — он нашел то, что искал! Абду-Салимов стал узнавать… Навести справки об одиноком обитателе мрачного дома было совсем нетрудно, и тут я должен сделать замечание чисто психологического свойства. Абду-Салимов, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, был человеком весьма увлекающимся, импульсивным, бегущим сломя голову за собственным воображением, которое наводило его иногда и на опасную стезю… согласитесь, быть денежным, особенно в наше время, это такая добродетель, которая покрывает все наши пороки. А ваш покойный батюшка, как выяснилось, был слишком денежным, что и сыграло свою роковую роль. Для него, работавшего всю жизнь в торговле и в сфере обслуживания и, мягко говоря, награбившего не одну сотню тысяч, денежность обернулась своей дурной стороной. И все из-за шутки, нелепой игры, потому что иначе как с шуткой нельзя повернуть добродетель в порок. Серьезный человек вытянется перед денежным и будет трепетать, как струна домры, а несерьезный игрок повернет все это в такой сарказм и юмор и будет по-своему прав… И вот, как только Абду Салимов, скучающий режиссер, узнал о том, кем был ваш папа до выхода на заслуженный отдых и чем он располагает, в нем пробудился игрок. То ли он какой-то недостающий эпизод в своем фильме хотел разыграть, то ли роль, так и не сыгранную хорошо ни одним из его актеров… Словом, мелькнула мысль, воображение стало раскручиваться, решил он пошантажировать героя своего выстраданного фильма — Ахмета Давлятова. Чтобы выманить у него кругленькую сумму в пятьдесят тысяч рублей… и не ради этих денег, что самое любопытное, — по денежно-сти, как я уже говорил, отставной режиссер вполне мог соревноваться с вашим батюшкой, — не ради выкупа, а просто ради игры, самого шантажа. Выйдет или не выйдет шантаж? Хватит ли у художника экрана воображения поставить на колени художника торговли?

При этой встрече, как и при самой первой, батюшка ваш просто-напросто выгнал в шею игрока. Последние пятнадцать лет вы его почти не знали, и в вашей фантазии образ отца сохранился по детским впечатлениям, как человека общительного, мягкого, по-восточному рассудительного. После развода с Анной Ермиловной ваш батюшка хотел было еще жениться, долго мучил женщину, с которой встречался, но так и не решился, остался в одиночестве. Эти оставшиеся до пенсии три года он вел какую-то беспорядочную жизнь, ездил по курортам, волочился за молоденькими девушками, сорил направо и налево деньгами, бодрился. Но в одно утро проснулся мрачным и совсем другим. Сослуживцы с удивлением отмечали в нем грубость, бесцеремонность и нетерпимость. Ему ничего не стоило теперь обидеть человека, прав он или нет, а с подчиненными он стал обращаться, как со своими прислужниками. Так что ничего удивительного, что ваш батюшка, не дослушав до конца Абду-Салимова, указал ему на дверь. Абду-Салимов выскочил к оторопевшему Байбутаеву. Неудачный визит нисколько не умерил его пыла, наоборот. Он стал прикидывать в уме, с какой стороны удобно подступиться к строптивому владельцу бомбы… — Лютфи вдруг спохватился и глянул на часы и с видом человека, успевшего вовремя вспомнить о чем-то важном, откинулся на спинку кресла. — Пока мы с вами рассуждаем здесь о наших мелких мирских страстишках… человек на мосту Сират сделал еще шаг по направлению к четвертой заставе, покачнулся, и пламя, колышущееся внизу, чуть не опалило ему лицо. Собравшись с духом, сей одинокий путник все же не удержался, чтобы сделать следующий шаг… Идет, упрямец! Надеется! — хриплым тоном проговорил следователь и вежливо попросил извинения: — Простите за литературное отступление… Идем дальше и мы…

Давлятов сочувственно глянул на него и опустил глаза, не обмолвившись ни словом, хотя картина с последним человеком, ступающим по мосту вселенной с мечтами о рае, много раз волновала его, отзываясь в душе острой болью и надеждой.

— Поняв, что он слишком поспешно приступил к вашему батюшке, Абду-Салимов решил изменить тактику и наступать с внешней стороны, смущая счастливого обладателя бомбы разного рода ухищрениями. Самым излюбленным методом психологической войны было ежедневное хождение Абду-Салимова и Байбутаева с попискивающим аппаратом вокруг дома, — особо подчеркнул Лютфи.

— Это мне знакомо, — усмехнулся Давлятов. — Зачастил к дому Байбу-таев теперь в паре с Бабасолем. Скажите, есть ли между Абду-Салимовым и фемудянским академиком Бабасолем какая-нибудь связь?

Лютфи на минуту сделался задумчивым и неопределенно пожал плечами:

— Мне кажется, что есть… хотя утверждать категорично не могу. Лишь по косвенным признакам… — Лютфи не договорил и с сожалением пояснил: Из-за того, что мне пришлось прекратить дело Мелиса, многое осталось не прочерченным в отношениях других действующих лиц. К примеру, связь между Абду-Салимовым и Бабасолем, но самое главное, мне не ясен тот последний довод Абду-Салимова, который явился убийственным для вашего отца…

— Так он был убит?! — почему-то шепотом спросил Давлятов, побледнев.

Лютфи сделал паузу, будто колеблясь, и сказал:

— Да, отец ваш умер не собственной смертью. Вернее сказать: его подвели к этой черте, дерзко играя… Абду-Салимов с Байбутаевым появлялись возле вашего дома в самое неожиданное время — и утром, и в полночь, измеряли с глубокомысленным видом, подсчитывали, записывали — словом, желали смутить Ахмета Давлятова и вселить в него неуверенность.

— Да! Да! Это их испытанный метод, — скороговоркой проговорил Давлятов, хотя и не почувствовал ни злости, ни даже досады. — Они и вокруг меня так возились. А я не понимал до тех пор… пока меня не осенило в одну ночь, когда Байбутаев бесцеремонно вошел со своим пищащим аппаратом в мою спальню…

— Ну вот видите? — развел руками Лютфи. — Вы сами обо всем догадались… Словом, все подвели так, что отец ваш не выдержал, хотя и держался стоически, надломился. И согласился встретиться с Абду-Салимовым у себя дома, чтобы выслушать его условия… Объяснение между ними было долгое и, как теперь выяснилось, не совсем дружелюбное… Абду-Салимов вышел к поджидающему его Байбутаеву с усмешкой на губах, с саркастическим видом… А где-то через час отца вашего не стало… Вскрытие показало: обширный инфаркт! В ту ночь был небольшой толчок балла на четыре. И смерть его списали на игру стихии… И на этом успокоились.

— Так выманил Абду-Салимов у отца эти пятьдесят тысяч или не сумел? — возбужденно проговорил Давлятов и вскочил со стула.

Лютфи как-то странно взглянул на него и упавшим тоном сказал:

— Ну, какое это теперь имеет значение… когда дело закрыли? Одно ясно: Абду-Салимов подвел вашего отца к роковой черте. А как? И это осталось загадкой. И играющий преследователь и жертва унесли эту тайну, как говорится, на тот свет…

Давлятова что-то осенило, и он, испытующе глядя на Лютфи, спросил:

— Могу ли я настаивать, чтобы следствие продолжилось, даже ценой свободы Мелиса? Я хочу знать про отца… Это ужасная история. Хотя мы не были с отцом близки, но все же…

— Не советую, — прервал его Лютфи, — тогда раскроется многое и в жизни вашего отца. Например, то, как он обогащался. Многое не совсем — поверьте пристойное. Здесь и ваше доброе имя, и имя вашей бывшей подруги…

Давлятов сидел с таким видом, будто все это его нисколько не интересует, и действительно, в голове его проносилось разное, поэтому вопрос его показался Лютфи неожиданным:

— Сколько стоит по нынешним ценам моя бомба? Градосовет хочет собрать юристов для выработки закона о цене… Организован комитет. Делу дан широкий размах, — хмыкнул Давлятов.

— Если бы вы сами заранее заявили о находке под вашим домом, то треть стоимости была бы вашей, — рассудительно пояснил Лютфи.

— Сколько же это?

— Рублей двадцать… Сейчас их столько, этих бомб, что цена на них все падает…

— Двадцать? — удивленно переспросил Давлятов.

— Да. Но чтобы получить эти двадцать рублей, вы должны вступить в сговор с Байбутаевым, чтобы он изменил поданный ранее рапорт о находке… Тогда вы поделите с ним по десятке…

Кажется, более всего в этой истории смутила Давлятова цена бомбы десять рублей, и он шел обратно в свой бункер с такой досадой на душе, что не замечал никого вокруг. А зря, он многое заметил бы любопытное. К примеру, эту старуху, сидящую в оцепенении на скамейке в центральном сквере, крепко ухватившись за зонтик, с мыслью, что в момент толчка взлетит в воздух и плавно закружится, увлекаемая куполом зонтика… Как только причудливо не мечтается. Странно-причудливо, и это тоже черта шахградцев.