Заказ - Константин Кульчицкий

Конь шагал и шагал. Дорога вела его.

Сегодня дул сильный ветер, и в лесу было нежарко. Над головой шумели деревья, заглушая все прочие звуки, которые конь, возможно, хотел бы услышать. Иногда ему начинало казаться, будто вблизи рокочет мотором вернувшаяся машина… Но каждый раз выяснялось, что он ошибался.

Возможно ли, чтобы люди так испугались его?..

Там, где конь последнее время жил, его не боялся никто. Ни дети, ни взрослые. На хутор приезжали красивые разноцветные автомобили, и навстречу родителям с ребятишками выходил старый финн – содержатель приюта для престарелых коней.

– Херра Сиптусталми, – говорили приезжие, и карманы у них оттопыривались от сахара и морковки, – вы знаете, мы всю неделю мечтали покататься на Паффи. Поверите ли, маленький Райво просто ночей не спал…

Старик улыбался в бороду и неторопливо шёл в стойло к коню. Хлопал по шее, смахивал щёткой пыль и опилки и, ласково приговаривая, седлал стареньким, хорошо обмятым ковбойским седлом: из такого не выпадешь, сзади и спереди у него высокие луки, даже в самом крайнем случае есть за что ухватиться. А как удобно оно лежало на спине у Паффи!.. Старый конь любил, когда его седлали этим крошечным сёдлышком. Он выгибал шею и важно расхаживал, либо не спеша бегал туда-сюда по леваде, а на его высокой и сильной спине весело смеялся ребёнок…

Его не всегда звали вот так – просто Паффи, «Пыхтун». Раньше, когда он был молодым, стремительным и могучим, его величали «Файерпафф Дрэгон».[35] Ах, годы, годы… Малопомалу они погасили бешеное пламя в крови, и строгий, темпераментный, норовистый Огнедышащий Дракон превратился в кроткого Паффи. Любимца детей и своего последнего хозяина, заботливого старого финна. Когда его выпускали в леваду, бывший Змей Горыныч уже не носился, выделывая замысловатые кренделя, а всё больше любил постоять, просто греясь на солнышке. Прикрыв глаза, он спокойно дремал или, глядя куда-то в поля, вспоминал свои светлые и чёрные дни… и грустил, как, наверное, все старики, о незаметно промелькнувших годах. Промелькнувших, словно один миг… Не успел обернуться – а всё уже позади… вся жизнь. И ничего не вернёшь…

А ведь были деньки, когда он летал над скаковой дорожкой, словно гнедой снаряд, запущенный невидимой катапультой. Ревели трибуны, кто-то плакал, смеялся и целовал его морду, а круп холодили расшитые призовые попоны… Потом его в самый первый раз продали. У того, кто купил, была своя прихоть. И Файерпаффа навсегда увезли с ипподрома. Его погрузили на пароход, и тот долго и плавно качал жеребца на морских волнах. Чтобы наконец выгрузить в новой, незнакомой стране.

Здесь всё было совсем по-другому.

Его стали учить прыгать через препятствия. И… безуспешно. Не то чтобы Файерпафф не любил прыгать, он просто слишком горячился при виде барьеров. Нервничал, суетился, рвался вперёд – и сбивал жерди, получая шишки и синяки, отчего нервничал ещё больше. У лошадей синяков не бывает, вернее, сквозь шерсть их просто не видно… Зато синяки появлялись у новых хозяев, так и не сумевших ничему его научить. Люди редко признают свою неудачу: гораздо чаще в ней обвиняют коня. Файерпаффа продали снова.

Сколько раз он переходил из рук в руки? Он уже и сам не знал. У него, как у всех лошадей, была отменная память, просто кони не умеют считать. Да и вспоминать некоторых людей, с которыми его сводила жизнь, Паффи не хотел.

Чаще всего в памяти всплывала его жизнь у предпоследней хозяйки…

Паффи купили, когда ей было тринадцать, а ему десять. Это случилось на ярмарке. Ярмарка – такое место, где собирается вместе много лошадей и людей, и отдельно разложены уздечки и сёдла, и случается так, что приводят туда лошадей одни люди, а уводят – совершенно другие. Поэтому все очень волнуются и разговаривают громкими голосами, и спорят, и уходят, ругаясь, и возвращаются, и бьют по рукам. А лошади принюхиваются друг к дружке и к людям, и ржут, и тоже очень волнуются, и стараются других посмотреть и себя показать… Длинноногая худенькая девочка подошла к коновязи, где стоял Файерпафф, и долго смотрела на огромного гнедого коня. Файерпафф тоже посмотрел на неё, а потом потянулся навстречу, сколько позволила привязь…

Их взгляды встретились. Девочка пристально, чуть исподлобья, редко-редко моргая и не отводя взгляда, всматривалась в его глаза – недоверчивые, таящие в агатовой глубине настороженный холодок. Смотрела долго… И неожиданно глаза коня потеплели. Будто душа оттаяла… Файерпафф сразу застеснялся чего-то, отвёл взгляд. А девочка повернулась к отцу, стоявшему неподалёку с бутылочкой пива:

– Папа, иди сюда… Посмотри…

Это неважно, что лошадиные годы считаются один к трём человеческим. Паффи, уже умудрённый к тому времени жизненным опытом, рядом с юной хозяйкой снова почувствовал себя резвым двухлеткой. По людским меркам – подростком.

Как ему тогда было хорошо! Как его любили!..

Девочка ездила очень прилично. Не дёргала, не рвала ему рот, за что Паффи был ей чрезвычайно признателен. И не требовала от него дурацких рекордов – просто ездила в своё удовольствие по полям и пустынным лесным дорогам.

Паффи возил её аккуратно… Всегда чувствовал её настроение и заботливо удерживал маленькую всадницу на своей по-прежнему могучей спине.

Даже когда ему страшно хотелось порезвиться и он «подыгрывал» – взбрыкивал, выгибал дугой спину в замысловатых прыжках, – делалось это так, чтобы все «козлы» были плавными, мягкими и ни в коем случае не опасными. Паффи взмывал и нырял… и совсем не по-лошадиному взвизгивал от восторга. А девочка, понимая, что её любимец вовсе не желает учинить ей обиду, от души хохотала и притворялась отважным ковбоем, укротителем диких коней. Давай, Паффи, давай, свирепый мустанг!..

Такие вот у них были игрушки.

Потом «дикий конь» снова превращался в домашнего, и девочка хлопала его ладошкой по шее. Сильно и ужасно приятно! Как он любил эту чуть грубоватую ласку!..

Жили они на хуторе. Девочка с утра уезжала в школу, а вернувшись, седлала Паффи, и они вместе странствовали по лесам и полям. Как им было хорошо! Сколько они всего повидали! Какие игры придумывали!

Эх, до чего быстро пролетели те семь лет… До чего быстро девочка выросла и уехала учиться в большой и далёкий город…

Паффи скучал без неё. Его почти совсем не седлали. Теперь к нему заходили только для того, чтобы напоить, накормить… иногда – выпустить погулять… И всё!

Паффи бегал по загону и заливисто ржал.

«Смотрите, какой я красивый! Я могу так… и вот так… и ещё так… НУ ПОСМОТРИТЕ ЖЕ! Видите, как я быстро бегу-у-у…» – и изо всех сил мчался из угла в угол большого загона. А потом останавливался и долго не мог отдышаться.

Люди смотрели на него… и видели совсем не то, что он им хотел показать.

– Надо же, совсем одряхлел…

– Да нет, он ещё молодцом. Подумаешь, семнадцать лет. Не возраст.

– И что нам с ним делать? Ещё пару лет, и он…

– Может, на бойню сдадим? Всё равно нашей девочке на нём больше не ездить. Закончит учёбу, в городе будет работать. Потом замуж выйдет… Куда ей лошадь, да ещё старую? И нам обуза одна…

– Эхе-хе… Надо думать… На бойню?.. Какие-никакие, а деньги… Нет… Сколько он у нас прожил?

– Скоро восемь…

– Родным стал. И никогда ничего, только радость… Ну как можно под нож?

Паффи чувствовал, что говорили о нём. Он подходил в угол загона и пристально всматривался в человеческое жильё, в то окошко, где, глядя на него сквозь стекло, разговаривали мужчина и женщина. Всматривался… и снова ржал, словно улавливая флюиды их мыслей.

Мужчина выходил из дома, брал Паффи за недоуздок и уводил в большой, просторный хлев. Там по соседству с конём жили пять угрюмых, вечно что-то жевавших коров, несколько лохматых овечек и толстые свиньи, бродившие в загородках из простых неотёсанных жердей. Ещё в хлеву целый день напролёт кудахтали неугомонные куры. Как же они Паффи надоедали…

– Пошли, старик, – говорил мужчина. Заводил его в стойло, подкидывал охапку вкусного сена и, уходя, хлопал ладонью по крупу: – Отдыхай, парень.

Отдыхать – от чего? Разве он так сильно устал?..

А впрочем, Паффи действительно устал. Он устал ждать. Ждать, когда приедет маленькая длинноногая девочка. Он мечтал о том, как они опять будут вместе. Снова зазвучит её смех. Они вновь отправятся на прогулку… по их любимым… ТОЛЬКО ИМ принадлежавшим местам. Навестят самые укромные, ИМ ОДНИМ известные уголки. А потом промчатся галопом по отлогим холмам, что волнами спускаются к озеру. И будут долго-предолго шагать по знакомой дороге домой, и над ними с криками закружится чибис…