Песня зверя - Кэрол Берг

Лара сидела за валунами, обхватив колени. Покрытая шрамами щека блестела от пота. В руке сверкал кровавик. Глаза дракона были закрыты, хотя по всей пещере еще догорали следы его ярости.

— Ну, и что было? — поинтересовалась она, оглядев мои опаленные волосы и обугленную спину жилета. У нее даже дыхание не сбилось. — Я же ничего не видела.

Я ей рассказал.

— Вот дурень! Ты что меня сразу не позвал? Я же тебе сказала, если ноздри сверкают…

— Он же не стал жечь лошадей. Ноздри сверкали, но голову он не наклонял. Пока не увидел меня.

— Ты хочешь сказать, что это он именно тебя палил? Что кай понимает разницу между тобой и лошадьми? Чушь собачья.

Я плюхнулся на скалу рядом с ней.

— Однако, по всей видимости, это именно так.

— Этот кай слепой. Он палит все, что движется, все, что его беспокоит. Даже напившись воды.

— А лошадей палить не стал.

— Лошади особенно не двигались. Он просто не знал, что они там. А тебя он услышал, потому что ты заговорил. Я же ему сюда дичь таскала — оленей, горных баранов, кабанов, козлов… Они визжали, блеяли, пищали, и он их палил. Всех. Всегда. От воды никакой разницы.

— Лошади — священные животные Келдара.

— Чушь.

— Загони сюда лошадей, разбуди его снова, и увидишь. Он прекрасно знает, что ему еда, а что нет.

Она раздраженно глянула на меня.

— А ты ему, выходит, еда?

— Нет. Он хотел меня сжечь, потому что ненавидит меня. — Произнеся эти слова, я еще сильнее уверился в том, что все понял правильно.

— Слушай, сенай, ты бы выбрал что-нибудь одно, а?! Месяц назад ты заявил, будто тварь обратилась к тебе "с любовью". А сегодня он тебя ненавидит. Что изменилось-то?

Вопрос был в точку.

— Понятия не имею. Слова. Погода. Сегодня он был свободен от власти твоего камня. — Голова у меня разболелась от вони дракона, падали и огнеупорной смазки доспехов. Вонь… — Он нас чует! — Я бы закричал, но голова болела слишком сильно.

— Чего?!

— Вот в чем разница! Ну мы с тобой и придурки — совсем об этом не подумали! Он же запахи различает — лошадей, кабанов, баранов… и Всадников тоже.

— Мы никогда не замечали, чтобы он различал запахи. Драконы просто жгут все, что движется, если у него нет камня.

— А у любого Всадника с камнем, от которого драконы теряют разум, есть доспехи, а доспехи все пахнут одинаково. — Я сунул перчатки Ларе под нос. — Кто посмеет сказать, что дракон станет жечь человека, если Всадник ему не прикажет?

— И как ты это докажешь? Ты же ничего не знаешь про драконов!

— Нет у нас времени ничего доказывать. — Я скинул жилет, штаны, башмаки и перчатки. — Давай буди его еще раз.

— Ты что, обалдел?!

— Погоди, надо смыть с себя запах. — Я спрыгнул со скалы, едва не угодив в груду обглоданных костей. Стоя по пояс в пруду, я отчаянно оттирал кожу и одежду песком, а Лара сидела на берегу, с недоумением и раздражением глядя на мои выкрутасы.

— Сбрендил. Безнадежно. Если бы не доспехи, твои косточки еще дымились бы, а вопли слышали бы аж в Кор-Талайт.

— Если бы не доспехи, я бы сейчас разговаривал с Келдаром.

— Не стану его будить. — Она вскочила на ноги и застыла.

— Лара, вот-вот настанет третий день. — Я вылез из пруда, отряхиваясь и дрожа, хотя в пещере было отнюдь не холодно. — Твой брат приведет сюда отряд с минуты на минуту. Если это должно случиться и если богам, кто бы они ни были, угодно, чтобы драконы получили свободу, надо ухитриться сделать это сейчас. Помоги мне.

Она не шелохнулась, а я подошел к ней близко, совсем близко, так близко, что почувствовал, что тело ее под кожаными доспехами — как натянутый лук. Лицо ее стало розовой гранитной маской, но каштановые волосы сияли, и в ту минуту мне хотелось лишь зарыться в них лицом и забыть обо всем на свете.

Лара, конечно, быстренько спустила меня с небес на землю. Она с приглушенным проклятием пожала плечами и, повернувшись ко мне спиной, снова полезла на скалу. Я смотрел ей вслед и направился совсем в другую сторону, обходя дымящиеся колодцы и перепрыгивая через трещины. Дойдя до края темного пруда в двадцати шагах от драконьей головы, я остановился. По трубам, которые проложил Нарим, в пруд стекала вода — вода из озера моих грез. Я влез на камень и взглянул вверх, на чешуйчатую голову. Она была так близко, что горячий воздух, вырвавшийся из багровых ноздрей, взметнул мне волосы. Оборачиваться я не стал — к чему? Я поднял руку, опустил ее и… приготовился.

Почти сразу зазвенел Ларин голос.

— Проснись, дитя ветра и огня. Испей воды из озера пламени и жизни. Пусть не печалит тебя больше камень, пробуждающий в тебе постыдную злобу. И пожалуйста, пощади дураков, которые молят тебя о милости.

Я улыбнулся про себя и стал ждать гибели.

Глава 20

Лара

По рождению я — воин. Мой отец — Всадник Клана, седьмой звеньевой Первого Семейства, и на протяжении девяти поколений Всадники нашего рода имели чин не ниже десятого флангового. В самых отдаленных провинциях Элирии — в Гондаре, в Эсконии, во Флориане — род Говина приносил Клану только славу и победу. Сколько себя помню, я была уверена, что в моих жилах течет чистая кровь Клана и что со временем я пойду по стопам предков.

Мы жили не так, как живут слабосильные народы. Моя семья — мать, брат, две бабки, два дяди, тетя и три кузена — спала в палатке размером двенадцать на двенадцать шагов. Нам было позволено владеть только тем имуществом, которое во время перемещений легиона из одного грязного вонючего лагеря в другой помещалось в заплечный мешок. Воину не положены удобства — удобства порождают слабость. В детстве я не понимала, как тот, кто проводит ночи в доме из дерева или камня, может без стыда глядеть другим в глаза.

Отец жил при драконе. Раз в год он приходил к нам, чтобы переспать с матерью и подтвердить таким образом свои права на нее. И конечно, он появлялся всякий раз, когда ему докладывали о том, что Седрик или я проявляли непочтительность или непослушание. Всякий раз, когда над нашей палаткой пролетал дракон, я думала, что это отец, и преисполнялась гордости.

Очень рано стало ясно, что я превосходный боец. Ни брату, ни любому другому ребенку из Клана я не спускала ни одной обиды. Дети других народов не стоили моего внимания: я просто грозила им хлыстом, и они повиновались мне. В грязи между палатками я играла в стратегию и тактику; моими воинами и отрядами были булыжники и деревяшки, а врагами, если не удавалось найти никого получше, — бродячие собаки и бездомные кошки.

В день, когда Седрик стал учиться всадническим искусствам, чтобы занять место Всадника, подобающее члену нашего семейства, я тоже заявила о себе. Я сказала наставнику, что тоже готова учиться, хотя мне было всего шесть, а не положенных восемь: я знаю наизусть клятву Всадника и Двенадцать Законов, могу, цепляясь рукоятью хлыста, взобраться куда угодно, помню имена наших героев за десять поколений и имена наших врагов с начала времен и могу рассказать о горестях, терзающих наши сердца. Но в тот день я узнала то, о чем никто не позаботился известить меня раньше: женщинам позволялось служить Клану как угодно, но летать на драконах им было запрещено.