Песня зверя - Кэрол Берг

— Поднимайся, дурень! Или все-таки хочешь так тут и помереть?! Он же головой двигает во сне! — Я схватила его за плечо и трясла, пока он не поднял лицо. Темные глаза, знавшие столько ужаса и отчаяния, стали озерами горя.

— Двигай кости, а то кай из тебя жаркое сделает! — шепотом рявкнула я. По спине у меня уже ползли воображаемые огоньки.

Певец мотнул головой и прошептал в ответ:

— Нет. Он — нет.

Вот зануда!

— То, что тебе так повезло, когда он не спал, вовсе не значит…

— Он умирает. Он больше не двинется.

— Да какое умирает! Если он умрет, то не сейчас! Нарим же тебе говорил! Раненый кай забирается в пещеру и лежит там, пока не выздоровеет… мы думаем, что…

— Ему не выздороветь. У него внутри все переломано. Помочь ему нельзя. Потому-то мне и было так плохо, когда Нарим привел меня сюда в первый раз. Это не я чуть не умер, это Келдар умирал. Он еще жив только потому, что хочет, чтобы его сестры и братья проводили его песней. А я не могу это сделать… — Мак-Аллистер медленно поднялся, ежась, словно от холода, и глядя на дракона, как пьяница на фляжку. — Я пытался его утешить…

— Ты хочешь сказать, что кай тебе все это сообщил?! — Вспылив, я двинулась прочь, и тут он оторвал взгляд от дракона и взглянул наконец на меня.

— Думаешь, я с ума сошел?

— Я не слышала, чтобы кай говорил.

Мак-Аллистер покачал головой.

— Не слышала? Нет, Лара, слух тут ни при чем. Я никогда… — Он потер лоб тыльной стороной ладони. — Это очень… тонко. Я не все уловил. Но я в своем уме, это точно. Ну, то есть в своем уме в той же степени, в какой был с одиннадцати лет. — Он улыбнулся застенчивой и печальной улыбкой, которая совершенно стерла морщины, оставленные болью на его красивом лице. — Только с тех пор я немного подустал.

Кай лежал неподвижно, но огонь и дым, извергавшиеся из его ноздрей, ясно говорили, что он не ближе к смерти, чем был последние три года.

— Я пошла, — заявила я. — Если ты в силах расстаться со своим обожаемым другом, пошли вместе. Тогда и расскажешь, что еще сообщила тебе эта тварь. — А я смогу хорошенько это обдумать, потому что либо это выдумка, либо морок. Но в глаза Эйдану Мак-Аллистеру лучше не смотреть, потому что тогда не получится сделать верные выводы.

В пещеру мы вошли ранним утром, и я была уверена, что прошло всего часа два, но когда мы снова взглянули на небо, оно было совершенно темное. Хотя дождик едва накрапывал, на тучах играли лиловые зарницы, а в стороне Кор-Талайт безостановочно били оранжевые молнии. Из-за гор доносились оглушительные раскаты грома, эхом отдававшиеся в ущельях. Тянуло горелым, и мы оба раскашлялись.

— Надо бы поискать пещеру, а то придется прятаться от грозы у Келдара, — заметил Мак-Аллистер. — Вот-вот грянет буря.

Он взвалил на плечо мешок, который оставил у самого входа в пещеру, а я вгляделась в небо на востоке. Еще я вслушалась в гром и рев ветра за гребнем горы. Почему-то от этого ветра не дрогнула ни одна веточка.

— Эйдан, это не буря, — с трудом выдавила я, когда догадка ударила меня по голове, как драконий хвост. — Это Седрик.

В долину нагрянул Клан.

Глава 21

Солнце висело между облаками и краем земли, отбрасывая длинные угловатые тени. Мы с Мак-Аллистером спустились в выжженную пустыню, которая почти восемьсот лет была элимским прибежищем. Ливень превратил долину в озеро черной горячей грязи, а в воздухе висел удушающий дым. Раскаленные скалы трескались, остывая. В долине, казалось, не осталось ничего живого: ни ростка, ни деревца, ни птицы, ни букашки. Не было ни малейших признаков того, что в Кор-Талайт когда-то кто-то жил. Тот край долины, где некогда стояли амбары, сараи и кузня, теперь был пуст. Мы шлепали по щиколотку в грязи, торопясь добраться до пещер и узнать, остался ли в живых хоть кто-то из элимов.

Побоище мы пересидели в ущелье в полулиге от логова кая: остаться ближе к чудовищу мы побоялись, потому что драконы, почуяв родича, могли привести туда Всадников. Четыре следующих часа сенай провел, закрыв лицо руками. От воплей каев, кружащих у нас над головой, деться было некуда, а если уж от крика одного дракона у певца мутилось в голове, то вой целого легиона определенно мог вышибить из него последние остатки разума. Однако не успели крики стихнуть, как Мак-Аллистер вскочил на ноги: он рвался искать уцелевших.

— Да погоди, — остановила я его. — Если будет и третий налет, он начнется через полчаса, не позже. А если они уже насовсем улетели, все равно надо подождать, пока все остынет. Сейчас камни нам подметки прожгут.

— Они же не понимают! — простонал он, прислоняясь головой к каменной стене ущелья. — Все эти годы мы заставляли их убивать наших собратьев, и теперь они решительно не понимают, почему же мы друг друга не едим!

— Это тебе тоже кай сегодня сообщил? — Иногда я забывалась и думала, что Мак-Аллистер все-таки в своем уме, ан глядь — он опять о драконах.

— Да нет. Это мне Роэлан сказал. Уже давно. Только я тогда слов не знал и не понял его. — Он зябко завернулся в плащ. — Все, битва кончилась: я их больше не слышу. Пойдем, Лара: дождь успеет все остудить.

По правде говоря, у меня не было особого желания чего-то ждать.

Всадники добрались до пещеры элимов. Утесы у входа были черны от копоти, а обломки скал, разбитые драконьими хвостами, почти завалили вход. Мак-Аллистер был прав: пока мы добирались в долину, камни остыли достаточно, чтобы до них можно было дотрагиваться. Оскальзываясь на щебне, покрытом мокрой сажей, мы перебрались через завал и спрыгнули в пещеру.

Мы прекрасно обошлись без факелов. В нескольких коридорах полыхало пламя. Осторожно обходя дымящиеся груды углей, мы прикрыли лица мокрыми плащами и пробежали через бывшую столовую и зал собраний. Искать там живых смысла не было. В дальнем конце зала мы заметили первый обугленный скелет и хором заорали, не в силах больше сдерживаться:

— Эй! Эгей! Есть кто живой?

Никто не отозвался.

Разделившись, мы обошли пещеру, поворачивая назад, когда путь нам преграждало пламя. Я нашла еще шесть трупов — все обугленные. Не то чтобы я особенно любила элимов, но ведь они приютили меня и разрешили Нариму меня выхаживать. Такого ужаса они не заслужили. Ни Нарима, ни Давина среди мертвых, кажется, не было. Я уложила обугленные трупы ровно, скрестив по элимскому обычаю руки на груди, и оставила их лежать, где нашла.

Очередной коридор оказался завален раскаленными камнями, и мне пришлось вернуться. И тут я услышала голоса и побежала к выходу, который вел к озеру огня. Сенай стоял на коленях у двух мертвых тел… Нет, один еще не был мертв. Он вцепился обугленной рукой в плащ певца, роняя последние хриплые слова в своей гнусной жизни.