Ночь Седьмой тьмы - Дэниел Истерман

Коммутатор в университете соединил его с номером Гринвуда. Голос, который ему ответил, принадлежал англичанину, произношение прямо из «Возвращения в Брайдсхед».

–Ах да, мисс Пил говорила мне о вас вчера вечером. Она сказала, что вы обнаружили некоторые вещи, которые заинтересуют меня, и она считала, что я, в свою очередь, могу оказаться полезным вам. Через несколько минут у меня начинается пара, но после нее я свободен. Почему бы вам не подъехать в университет? Скажем, часика через два. Вы найдете Кент Холл за входом, который расположен напротив Западной 116-й улицы. Поднимайтесь прямо по ступеням перед библиотекой слева от вас. Кент Холл будет следующим зданием справа. Мимо вы не пройдете. Мое имя на доске внизу, рядом с лифтом. Буду вас ждать.

Рубен взял письма Буржоли и полукруг из африканского золота и уложил их в коробку. Он взял такси до центра Манхэттена, заплатил за аренду сейфа в банке и оставил коробку там.

Путь до Колумбийского университета оказался долгим. Центральный парк закрыли для движения автомобилей. Бродвей был запружен. Лифт в Кент Холле не работал. Наконец он разыскал Гринвуда в маленьком кабинете на пятом этаже. Комната переносила вас в девятнадцатый век, она была обшита деревянными панелями и буквально забита книгами и документами. Гринвуд идеально дополнял этот интерьер. Рубен спросил себя, не подбирает ли университет своих сотрудников исходя из того, как они будут смотреться в предназначенных для них местах естественного обитания. На англичанине был твидовый пиджак, горчичного цвета жилет, коричневые брюки из рубчатого плиса и пестрый галстук-бабочка. Ему было за сорок, он лысел, был слегка полноват. Надо всем висел крепкий запах трубочного табака.

Они пожали друг другу руки, и Рубен сел по другую сторону письменного стола, глядя на Гринвуда через просвет между высокими, опасно покачивавшимися стопками книг, многие из которых представляли собой древние тома в кожаных переплетах. Переплеты пообтрепались и побурели, немного напоминая своего владельца.

– Вы хорошо знаете мисс Пил? – спросил Гринвуд.

– Мы... добрые друзья, – ответил Рубен. – Мы вместе работали над несколькими делами.

– Тут то же самое. Она приносит свои сложные дела ко мне, я ей помогаю, когда могу.

– Вы преподаете юриспруденцию?

Гринвуд улыбнулся и покачал головой:

– Нет. Боюсь, юриспруденцию это не напоминает даже отдаленно. Я изучаю средневековье, специализируясь на латинских переводах Восточных текстов. Под «Восточными» я подразумеваю «Ближневосточные» – главным образом, еврейские и арабские. Шесть лет назад я возглавлял исследовательскую группу в Варбургском институте в Лондоне; потом мне предложили здесь профессорство, и я с радостью за него ухватился. В Англии дела теперь идут не то что раньше, уж точно не в университетах. Сокращения оставляют повсюду смерть и запустение. Профессорские должности – как золотые песчинки; а такая область, как моя, всегда попадает под удар одной из первых. «На этом можно делать деньги?» – спрашивают меня. «Имеет ли это какое-нибудь промышленное применение?» Приходится отвечать «нет». Да и с какой стати оно должно его иметь? Уверен, они задали бы те же самые вопросы Сократу или Платону. Вышвырнули бы их с работы – честное слово, я бы не удивился. Поэтому я перебрался сюда; варваров здесь встречаешь далеко не так часто. Итак, чем я могу быть вам полезен?

– Я даже не знаю, профессор. Латинские тексты? – Рубен окинул комнату взглядом. Книги на латыни. Книги на еврейском. Книги на языке, который казался ему арабским. Это выглядело знакомым.

– Ну, тексты – это сырье, исходный материал, – заметил Гринвуд. – На самом деле я пишу труды по истории, социологии и социальной психологии оккультизма: вещей вроде магии, колдовства, астрологии. Можно и не принимать все это всерьез. Лично я не принимаю, то есть я не верю в них. Я бы не стал, например, спрашивать у астролога, что мне следует сделать завтра или в будущем году. Но в прошлых столетиях люди по-настоящему верили в подобные вещи, и эта вера формировала их поступки. Отсюда и важность изучения этих верований. Кроме того, до сих пор существует множество людей, сохранивших доверие к этим вещам. В Нью-Йорке вы найдете десятки тысяч оккультистов самого разного рода.

– И Салли приходила к вам со своими юридическими проблемами? Я не понимаю.

Гринвуд подался вперед в своем кресле. Ему бы не мешало постричься. Два раза.

– Ну, проблемы были не совсем юридическими. Мисс Пил гораздо более глубокая натура, чем вы, по-моему, себе представляете.

– В самом деле?

– Да, в самом деле. Гораздо более глубокая. Но я полагаю, это она вам сама должна объяснить. Она рассказала мне, что вы... сделали некоторые открытия.

Рубен кивнул. Он постарался как можно лучше описать то, что они с Дэнни обнаружили в тоннеле и в подземных комнатах, которыми он заканчивался.

– Вы не запомнили названий каких-нибудь книг из тех, что вы видели? – спросил Гринвуд.

– Лишь очень немногих. Там была одна на французском. Кажется, в названии стояло Clavicles.Она была переведена с еврейского.

– Да. Это, должно быть. Clavicles of Solomon -«Ключ Царя Соломона». В мире существует не так много печатных экземпляров, хотя я видел большое количество рукописных изданий. Это самый важный из grimoires,учебников, которыми пользовались чародеи в Европе. Считается, что ее написал сам царь Соломон. Чепуха, разумеется; но есть несколько книг по магии, которые традиционно ему приписываются. Вы знали, что он считался волшебником?

Рубен кивнул:

– Да, некоторые из мидраш...

– Ах да, конечно. Вы ведь еврей. Я забыл. Существует множество библейских традиций. Многие из них перешли в ислам и через арабские тексты – в латынь. Так, а еще какие-нибудь книги вы там видели?

Рубен перечислил ему названия тех, которые смог вспомнить. Гринвуд кивал при каждом названии, словно слышал имена старых друзей. Но, услышав последнее, он вздрогнул и поднял на него глаза.

– Повторите еще раз.

– «Отрезвляющее предупреждение праведникам», -повторил Рубен. – Это был отчет о каких-то событиях в Нантакете, произошедших примерно в 1800 году.

Профессор безмолвствовал. Его лицо помрачнело. Он впервые казался встревоженным с тех пор, как Рубен вошел к нему в кабинет.

– Это очень редкая книга, – произнес он наконец. – Было напечатано всего несколько экземпляров, и еще меньше дошло до наших дней. Думаю, большинство из них были сожжены. Но одну книгу я видел в библиотеке Йельского университета. – Он замолчал. – Описанные в ней события крайне неприятны. То, что вы обнаружили ее в такой библиотеке, какую вы мне описали, представляется мне... тревожным.