Дневник чужой жены - Лариса Соболева

– Допрыгалась! – вставила Машка Цеткин. – У вас, у бизнесменов, от всего жизнь зависит. Гляди, чтоб не замочили тебя…

– Ай, Маша, будет тебе! – замахала на нее руками Любочка Алексеевна. – Нина, ты хотя бы объяснила нам, а то мы ничего не понимаем. Как бы не навредить тебе…

– Нынче они только перед фактом ставят: нате вам ребенка, – проворчала Машка Цеткин, сгребая фотографии. Опустив со лба очки, недолго рассматривала каждую. – Это ж кому ты приготовила такой подарочек, а? Этому, что жил у тебя? Не стоит он жертв.

– Ну, пожалуйста, – канючила Нина. – Все будет хорошо, если вы мне поможете. Неужели трудно подтвердить, что у меня есть ребенок? Это временно…

– Хорошо, – растерянно произнесла Любочка Алексеевна. – Раз тебе надо, мы скажем… Но если нас спросят, мы же должны знать подробности, например, имя…

– В подробности вдаваться необязательно, – учила их Нина. – Просто отвечайте: есть, и все. А дальше уходите от этой темы, ну, мол… не хотим говорить, Нина запретила. А имя… Славка! Да, Славик. Хорошее имя. И мальчик симпатичный, немного толстенький, ну, так я же его кормлю… то есть не я, а мама. А я высылаю ей деньги. Да, родился он в августе. Четыре месяца был с нами, потом мама забрала его. Договорились? (Бабушки нехотя, но утвердительно кивнули.) Тогда, чао! Я вас обожаю.

Нина не покривила душой, признавшись бабушкам в любви и обожании. Она знала их с раннего детства, знала их привычки, достоинства и недостатки, которых до недавнего времени было слишком много. Зачастую они раздражали, бывали несносными, занудливыми, ворчливыми, но бабульки оказались преданными Нине. Чем это объяснить? Она сомневалась, что причина только в тех яствах, которые частенько приносила из ресторанчика. Коммуналка – это не просто целая жизнь в коллективе, это еще внутренние связи, которые формируются длительным и совместным проживанием. Нина помнила, как «пятерки» из школы обсуждались на кухне, как ходили бабульки на собрания класса, когда родная бабушка болела, как отмечались ее дни рождения, как всем коммунальным коллективом пришли на выпускной бал, как складки на бальном платье придирчиво осматривались всей квартирой… А когда она однажды пришла домой пьяная! Бабули ночь не спали, выхаживали неразумное дитя. Да много чего было хорошего. Но почему-то за повседневной суетой хорошее быстро забывается, помнится только то, что происходит сию минуту, а данная минута бывает порой далеко не сладкой. Нина именно сегодня поняла, что не осталась сиротой в общепринятом смысле этого слова после смерти бабушки. Она часто вела себя со старухами грубо из-за их постоянного надзора. Да вот какая штука: они-то считали ее родной и единственной, впрочем, и у Нины никого больше не было на свете, разве что Долли. Садясь в свою «копейку», она ощутила в себе силу, потому что у нее есть большая семья. Она не одна на свете, а это великолепно.

Глеб рассматривал фотографии Славки несколько отстраненно, словно они не имели к нему отношения. Конечно, это так и есть, но Нина ревностно следила за ним. Да, она обманывает его. А он? Он не обманывал, когда пришел с двумя трупами за плечами? Она ему поверила, он ей не верит. Какая разница: твой это ребенок или чужой? Любишь, тогда прими с нагрузкой. Он же не хочет перегружаться. А ведь не грызет хлебные корки, напротив, его доходы прокормят десятерых сыновей. Ну и черт с ним – Нина уже окончательно распростилась с Глебом.

Он отложил фотографии, неопределенным тоном сказал:

– Впечатляет.

Ни расспросов, ни хотя бы фальшивого умиления – ничего.

– Я не прошу тебя признать Славку, – стала в позу обиженной Нина. Брошенные женщины с детьми на руках чувствуют обиду. Во всяком случае, ее укололо отношение Глеба, хоть это и не их сын. Нина гордо заявила: – Пусть все остается как было.

– Давай этот вопрос отодвинем на потом? А сегодня поедем заново знакомиться с моими родителями. Ты готова?

У Глеба серые глаза, как у Славки, – это удачно, но не цвет привлек внимание Нины в данную минуту. Она пыталась прочесть в его глазах истинные намерения. Да поди угадай, что он скрывает и чего добивается. Глаза ясные, излучают любовь. Любовь ли? Не хитрость ли, завуалированную лирической патокой? Нина тряхнула головой, в конце концов все скоро выяснится.

– Ты не хочешь ехать к моим родителям? – спросил он, наблюдая, как ему показалось, за колебаниями Нины.

– Дело не в этом… Впрочем, если честно – да, я не хочу ехать. Нам всем не мешает оправиться от потрясений, тебе тем более. Боюсь, когда ты придешь в себя, то передумаешь отдавать мне вторую половину дома вместе с собой. Я всего лишь хочу дать тебе время, поэтому не стоит торопиться…

– Нина, однажды я совершил глупость, заплатил за нее дорого. Сейчас я не собираюсь терять тебя второй раз, мне не нужно время. Поехали?

Три недели назад, услышав эти слова, она бы унеслась на небеса, да там бы и осталась. Но сегодня Нина предпочитает основательно стоять на земле.

– Хорошо, – легко согласилась она.

– Только у меня есть просьба, – замялся Глеб. – Обещай, что выполнишь ее.

– Постараюсь выполнить, – уклонилась она от обещаний.

– О сыне воздержись говорить сегодня, хорошо? Это временно…

– Ты хочешь сделать анализ крови? – ухмыльнулась Нина. – Ну, нет, дорогой, колоть ребенка я не дам. Либо верь на слово, как я поверила тебе, либо катись к черту.

– Я только попросил не говорить о сыне сегодня.

Нина заметила, как на скулах Глеба заходили желваки. Куда же подевалась его властность? Стерлась на зубах после убийства жены? Раньше он не прилагал усилий сдерживать себя, раньше он требовал полного подчинения. Нина лишний раз убедилась, что нужна ему. Только вот зачем? Ничего, ничего, тайное всегда становится явным.

– Так мы едем? – поднялась со стула она. Встал и Глеб…

Долли проводила их взглядом, когда они пересекали зал кафе. Едва за ними захлопнулась дверь, она торопливо допила кофе, ринулась на улицу, где ее ждал Миша. Упав на сиденье, скомандовала:

– Вперед, Мишка. Едем за ними.

Глава 30

Родители Глеба жили в такой же квартире, что и Надежда – жена несчастного и покойного Лени, попавшего под нож маньяка. Переступая порог их дома, Нина подумала, что теперь ей расслабляться нельзя ни на секунду.

В гостиной, куда вошла Нина, кроме отца Глеба был еще и Константин Львович. Это был мужчина в самом расцвете сил. Будучи на пять лет младше брата, выглядел он молодо, был холост, преуспевал, в отличие от Николая Львовича был полон обаяния. Но, вполне возможно, Нина предвзято относилась к папе Глеба, а уж о ее отношении к маме и говорить нечего. Оба Львовича стояли у камина и потягивали из бокалов тягучую жидкость коричневого цвета. В этом доме редко пили даже коньяк, если только он не какой-нибудь особенный. Любимыми напитками здесь были бренди, виски (по мнению Нины, гадость), пили дорогие вина и ликеры. Эти люди ни в чем себе не отказывали: ели лучшие продукты, пили лучшие напитки, одевались в лучших магазинах, отдыхали на лучших курортах. Эдем, да и только! Но в этом раю завелся и свой змий, который преподнес два истерзанных трупа. Третий труп вроде как не относился к данному обществу, но Нина знала: еще как относился! Оба Львовича о чем-то оживлено беседовали. Когда вошли Глеб и Нина, они выжидающе уставились на нее, она на них. Глеб взял ее за локоть и подвел к креслу.

– Добрый вечер, – сказала она с улыбкой, опускаясь в кресло.

Львовичи кивнули, не сводя с нее жадных глаз. Правда, у Константина Львовича взгляд был несколько игриво-любопытный, зато у Николая Львовича – типичного людоеда. «Не меня ли они предназначили на ужин?» – подумала она и оглянулась по сторонам. Не хватало людоедки в гостиной – мамы.

– Юля! – позвал Николай Львович. – Глеб и Нина пришли!

Со второго этажа спустилась Юлия Федоровна в длинном домашнем платье – халатов она не носила. Нина попробовала отбросить неприязнь к ней и отыскать в маме Глеба приятные черты, ведь предстояло с ней общаться целый вечер. К тому же Нина явилась сюда на правах невесты ее сына, а это обязывало вести себя пристойно. Итак, мама… невольно напросились сравнения. Рядом с подтянутым мужем Юлия Федоровна выглядела бабушкой, но это из-за полноты, вон и Дольке дашь все сорок. Но в отличие от Долли это пресытившаяся жизненными благами особа, что очень отразилось на ее внешности, особенно на лице. Привыкшая повелевать, Юлия Федоровна приобрела черты старухи из сказки Пушкина о рыбаке и рыбке. Ей всегда и всего мало – денег мало, власти мало, предприятий мало, поэтому отнимала предприятия у друзей. Имея власть, это не так уж трудно сделать. Втайне Нина удивлялась, почему ее до сих пор никто не грохнул, ведь обиженных ею людей полно. Мда, печально. Что-то не получилось создать из мамы приятный образ. Нет, видимо, Нине никогда не примириться с ней. Тем временем Юлия Федоровна подкатила к Львовичам и напялила на лик вежливую улыбку, фальшивую-префальшивую: