Ошибка Элис - Барбара Лайфсон

Клара по третьему разу начала обходить мастерскую. Водка в ее стакане быстро убывала.

— Знаешь, вчера все было не совсем так, как тебе показалось, — сказала она. — Я разозлилась на тебя, потому что это было легче, чем злиться на себя. Ты не сказала всей правды, но и я тоже.

— Ты? — Ида озадаченно посмотрела на подругу. — Но ведь мы не говорили о тебе!

Клара вымученно улыбнулась.

— Говорили, малыш, хотя ты не могла об этом знать. — Она поставила пустой стакан на верстак и уставилась на фотографии колибри, пьющих водичку из поилки. Когда Клара подняла голову, Ида с изумлением увидела, что в ее глазах блестят слезы. — Ты помнишь прошлое лето? Моя мать умирала от рака груди, и я ездила в Вайоминг, чтобы побыть с ней.

— Да, конечно, помню.

— Я провела дома две недели, — сказала Клара, доставая сигарету. — И это были две самые Богом проклятые недели моей жизни.

— Еще бы, дорогая! Потерять мать — конечно, это ужасно.

— Да, но для некоторых это тяжелее, чем для других. — Клара нервно закурила. — Мама была ужасно рада видеть меня. Она не могла много говорить и берегла силы для того, чтобы спросить о самых важных для нее вещах. Например, о том, когда я собираюсь выйти замуж.

Сердце Иды сжалось от сочувствия.

— Боже мой, Клара! Тебе, наверное, было невыносимо слышать это.

Клара безрадостно усмехнулась.

— Хочешь знать, что произошло дальше? Я решила, что раз моя мать умирает, то, может быть, настало время сказать ей правду. Что я и сделала. Я сказала ей, что была бы рада иметь ребенка, но не знаю, произойдет ли это когда-нибудь, потому что я — гей и не вполне понимаю тех лесбиянок, которые решаются стать матерями-одиночками. И меня волнует, что будет чувствовать мой ребенок, когда мне придется объяснить ему, что его папа — неизвестный донор, а его мама потеряла сознание, как викторианская девица, в тот единственный раз, когда попыталась лечь в постель с мужчиной.

Ида видела, что Клара на грани срыва.

— Что сказала твоя мама? — спросила она так мягко, как только могла.

— Она ничего не сказала. — Клара приоткрыла глаза, но две слезинки успели выкатиться из них. Она шлепнула себя по щекам. — Черт! Эта водка сделала меня плаксивой.

— Я представляю себе, как нелегко было вам обеим. Тебе — сказать ей правду. А ей… Она ведь из другого поколения и прожила всю жизнь в маленьком городке со старомодными взглядами. Я думаю, ей было тяжело слышать это.

— Это мягко сказано, — ответила Клара. — На самом деле, когда я закончила свою маленькую речь, мама просто закрыла глаза и повернулась лицом к стене. Она больше не разговаривала со мной, хотя и нашла в себе силы сказать персоналу больницы, чтобы меня больше не впускали в ее палату ни при каких обстоятельствах. В следующий раз я увидела ее уже во время похорон. Папа посмотрел на меня так, как будто я представляла из себя нечто отвратительное; брат отвел меня в сторону и двадцать минут кричал на меня: как я могла в такой момент говорить о своей извращенной сексуальности! Неужели я так испорчена, что даже не могла дать своей матери спокойно умереть… А моя невестка заявила, что я окажу большую любезность всей семье и штату Вайоминг, если никогда больше не вернусь сюда. После этого никто из них не разговаривал со мной.

Ида обняла Клару за плечи.

— Моя бедная Клара. Почему ты не рассказала мне? Я знала, что ты тяжело переживала смерть мамы, но и представить не могла, что это было так ужасно!

— О некоторых вещах очень больно говорить, — сказала Клара. Она достала платок и высморкалась. — Будь все проклято. Я не знаю, о ком я сейчас плачу. О тебе, о себе или о маме. Или, может быть, даже о Поле, этом паршивце.

— Может быть, о своем отце или о брате… — тихо предположила Ида. — Подумай, сколько они потеряли, выкинув тебя из своей жизни.

Клара хмыкнула.

— Я уверена, что они так не думают, но все равно, спасибо, малыш. Ты хороший друг. Если я выпью еще водки, можно, я пристроюсь сегодня у тебя на диване?

— Конечно, Клара. Располагайся. Давай, а налью тебе. — Ида наполнила стакан. — Наслаждайся, детка, потому что это последний стакан. Если только мы не примемся за рождественский бренди.

— Трех стаканов должно хватить для умеренного похмелья. Твое здоровье. — Минуту или две она сидела молча, понемногу отхлебывая из стакана, затем вздохнула. — Ты чертовски понятливая, Ида. Тебе, наверное, интересно, почему я вдруг нарушила молчание и рассказала тебе эту сентиментальную историю о смерти моей матери?

Ида пристроилась на другом конце дивана.

— Ну и почему?

— Потому что она непосредственно связана с тобой и с твоей охотой на Алана Хорна…

Ида ожидала услышать все что угодно, но не это. Она в замешательстве встряхнула головой.

— Прости, я не поняла. При чем здесь Алан?

Клара уставилась на дно стакана.

— Горький опыт с моей мамой заставил меня понять, что люди имеют право на тайну. Пока общество отказывается принимать гомосексуальное поведение, те, кто является геями, должны иметь возможность держать это в секрете, если, конечно, хотят. Признание не всегда облегчает душу. Мне кажется, ты должна сочувствовать такой точке зрения.

— Да, конечно, до определенной степени. Если тайна не касается чего-то незаконного или опасного.

— Все тайны опасны, — категорично заявила Клара. — Разве ты этого еще не поняла? Если ты признаешься перед шестьюдесятью миллионами телезрителей, что спала с гориллой, это никого не возмутит. Но если ты стыдишься того факта, что в шестом классе списала на контрольной, и держишь это в секрете, весь мир будет осуждать тебя, когда факты вскроются.

— Наверное, так, — мягко согласилась Ида. Она ничего не могла понять, но так усиленно старалась, что совершенно не соотносила слова Клары со своим собственным поведением и с тайнами, которые она скрывала с упрямой решительностью. — Клара, ты что-то тянешь. Какое это имеет отношение к Алану Хорну?

Клара резким движением поставила стакан, так что водка и лед перехлестнули через край.

— Проверь его армейские архивы, — сказала она резко.

— Армейские архивы? — повторила Ида. — Зачем? Клара, он получил «Пурпурное Сердце», он был с почетом демобилизован! Там ничего нет. Миллион репортеров наверняка уже проверили их.

— Посмотри еще раз, — сказала Клара. — Сравни досье Алана и материалы военного суда по делу лейтенанта Джордана Эдгара третьего. Почитай между строк и расскажи о своих выводах.

Внутри у Иды шевельнулось какое-то неясное предчувствие и беспричинный, казалось бы, страх.

— Ты хочешь сказать, что в судебном деле этого лейтенанта есть нечто, что может расстроить избирательную кампанию Алана?