Пылающий берег - Уилбур Смит

Сантен молчала. Когда Бобби затянулся сигаретой, при свете ее огонька рассмотрела его лицо. Он был красив и почти одного возраста с Майклом. Полные и чувственные губы придавали лицу кротость, которую прежде она не заметила.

— Послушайте, — его вдруг смутило ее молчание, — вы ведь не возражаете, что я разговариваю с вами, а? Я оставлю вас в покое, если вам так больше нравится.

Девушка покачала головой.

— Я не возражаю.

Какое-то время они молчали, Бобби попыхивал сигаретой, оба слушали доносившийся издалека шум битвы и иногда звучавшие в амбаре тихие стоны кого-то из раненых.

Затем Сантен повернулась к нему и спросила:

— Вы помните молодого летчика в шато, когда вы туда впервые приехали?

— Да. Того, что был с обожженной рукой. Напомните, как его звали… Эндрю?

— Нет, то был его друг.

— Дикий шотландец… да, конечно.

— Летчика звали Мишель.

— Я помню их обоих. Что с ними сталось?

— Мишель и я должны были пожениться, но он погиб…

Бобби был человеком незнакомым и добрым, Сантен не смогла больше сдерживать свои чувства и разговорилась. На странном английском рассказала о Мишеле, о планах жить в Африке, поведала об отце, о переменах, что произошли с ним после смерти матери, о том, как она, Сантен, старалась присматривать за стариком и пыталась сделать все, чтобы он не пил так много. Затем описала то, что произошло утром в горевшем шато.

— Иногда я думаю, что именно этого папа желал. По-своему устал от жизни. Захотелось умереть, чтобы снова быть с мамой. Но теперь и его, и Мишеля больше нет. У меня никого не осталось.

Когда она наконец закончила рассказ, то почувствовала себя опустошенной и усталой, тихо смирившейся со своей судьбой.

— Да, вы и правда прошли через ужасные муки. — Бобби протянул руку и сжал ее предплечье. — Жаль, что я не могу вам помочь.

— Вы уже помогли мне. Спасибо, Бобби.

— Я мог бы дать вам… немного настойки опия, вам надо выспаться.

Сантен почувствовала, что кровь застучала у нее в висках: страстное желание получить быстрое забвение, которое он ей предлагал, было столь сильным, что это напугало ее.

— Нет, — отказалась она с излишней выразительностью. — Со мной все будет в порядке. — Поежилась. — Мне холодно, и уже поздно. Еще раз благодарю за то, что выслушали меня.

Анна повесила одеяло в виде ширмы в конце амбара и сделала для них с Сантен матрас из соломы. Упав на него, девушка почти тотчас же заснула мертвым сном и пробудилась на рассвете в поту от нахлынувшей на нее неукротимой тошноты.

Еще не до конца проснувшись, пошатываясь и спотыкаясь, она вышла наружу и ухитрилась спрятаться за каменной стеной двора, прежде чем стошнило. А когда распрямилась и вытерла губы, прижимаясь к стене в поисках опоры, то обнаружила рядом с собой Бобби Кларка. На его лице появилось встревоженное выражение, он взял ее запястье и проверил пульс.

— Я думаю, мне лучше вас посмотреть.

— Нет. — Сантен почувствовала себя уязвленной. Это новое недомогание тревожило, ибо она всегда была здоровой и сильной. А вдруг врач обнаружит какую-нибудь ужасную болезнь?

— Я хорошо себя чувствую, правда. — Но он решительно повел ее за руку к санитарной машине на стоянке и опустил холщовые боковые шторки.

— Ложитесь туда, пожалуйста. — Бобби не обращал внимания на протесты и расстегнул ей блузку, чтобы прослушать грудь.

Его манера была такой требовательно-профессиональной, что Сантен больше не спорила и смиренно подчинилась, садясь, кашляя и дыша по указанию.

— А теперь я осмотрю вас. Вы хотите, чтобы ваша служанка присутствовала в качестве дуэньи?

Она безмолвно замотала головой.

— Пожалуйста, снимите ваши юбки.

Закончив осмотр, Бобби демонстративно медленно заворачивал свои инструменты обратно в полотенце и завязывал тесемки, пока Сантен приводила себя в порядок. Посмотрел на нее с таким особенным выражением лица, что она всполошилась.

— Это что-нибудь серьезное?

Врач покачал головой.

— Сантен, ваш жених погиб. Вы мне сказали об этом вчера вечером.

Она кивнула.

— Еще очень рано, чтобы говорить уверенно, очень рано… но я полагаю, что вам понадобится отец для ребенка, которого вы носите.

Ее руки взлетели к животу в непроизвольном защитном жесте.

— Я на самом деле знаю вас всего лишь несколько дней, но для меня это достаточно долгий срок, чтобы понять, что я полюбил вас. Я почел бы за честь… — Он умолк, так как Сантен не слушала.

— Мишель, — шептала она. — Ребенок Мишель. Я не все потеряла. У меня сохранилась частица его.

Сантен ела сандвич с ветчиной и сыром, который принесла Анна, с таким наслаждением, что та стала подозрительно рассматривать ее.

— Я сейчас чувствую себя намного лучше, — предвосхитила Сантен расспросы.

Они помогли накормить и подготовить раненых к дневному пути. Двое, находившиеся в критическом состоянии, умерли ночью, и санитары поспешно похоронили их в неглубоких могилах на краю поля. Машины тронулись и въехали в основной транспортный поток.

Заторы на дороге по сравнению с предыдущим днем уменьшились. Войска вышли из состояния бессмысленного замешательства и привели себя в подобие порядка. Транспорт по-прежнему ехал медленно, но с меньшим количеством остановок и фальстартов, а вдоль дороги были расположены созданные за ночь склады снабжения и передовые полевые штабы.

Во время остановки на окраине крошечной деревушки Сантен разглядела наполовину скрытые деревьями очертания самолетов, стоявших на краю виноградника. Она взобралась на подножку санитарного грузовика, чтобы лучше видеть их, и в это мгновение одно звено поднялось с поля и полетело низко над дорогой.

Сантен испытала сильное разочарование, обнаружив, что это не складные двухместные самолеты-разведчики «Де Хэвиленд», а некрасивые истребители СЕ-5а из эскадрильи Мишеля. Помахала им, и один из пилотов помахал в ответ.

Это несколько приободрило, и когда она вновь принялась за выполнение своих добровольных обязанностей, то почувствовала себя сильной и веселой, даже шутила с ранеными на своем плохом английском, а они принимали это с восторгом. Кто-то назвал ее «Солнышко», и прозвище быстро облетело санитарную колонну.

Бобби Кларк заметил, когда Сантен проходила мимо:

— Отличная работа, но не переусердствуйте.

— Со мной все будет хорошо. Не волнуйтесь обо мне.

— Ничего не могу с собой поделать. — Он понизил голос. — Вы думали о моем предложении? Когда вы дадите ответ?

— Не теперь, Бобби. — Она произносила имя с одинаковым ударением на каждом слоге — «Боб-бии», и всякий раз, когда говорила так, у него захватывало дух. — Обсудим позже, но вы очень gentil, очень добры.