Дороги и сны - Оксана Панкеева

— О, понял. О других странах ты мне расскажешь подробнее или тебе надо работать?

— Извини, давай в другой раз? Мне надо восстановить контрольную, которая на той квартире осталась. И перебросить со счета денег, а то даже колготки пришлось просить…

— Ты вообще хоть что-то, кроме этой машины, прихватила с собой из дому?

Бедная девочка не почуяла подвоха в невинном вопросе, да еще заданном с таким сочувствием, и честно помотала головой.

— И сходить за вещами ты, конечно, боишься.

— Даже с тобой не пойду.

— Так давай я схожу один.

— Нет, не надо!…

— Чего бояться, меня же они не знают. — Кантор и сам не был уверен, что опознает нужных ему людей, если увидит, но надеялся, что местная шпана не очень отличается от своих мистралийских собратьев. — Я пройду мимо них, они и внимания не обратят, ведь ждут тебя, а не какого-то подозрительного мужика.

— Но ты не знаешь, где я живу. А если я пойду с тобой, нас точно заметят.

— Просто объясни мне, как добраться.

— Но у тебя же нет навигатора, да и был бы — ты бы в нем не разобрался… — Настя совсем растерялась. В глубине души она уже готова была отправить героя на подвиг, но почему-то никак не могла уяснить, что недостаток образования вовсе не равен недостатку интеллекта.

Кантор взял со стола лист бумаги и карандаш и протянул непонятливой девице.

— Тебе не приходило в голову, что карту можно нарисовать и руками на бумаге?

О боги, она и вправду не думала! Ну и народ… Жак, по крайней мере, хоть писать умел.

Получив ключи и карту с подробным описанием пути, Кантор принялся не спеша, обстоятельно одеваться. Он уже знал: когда Настя надевает на голову свой шлем, она перестает видеть и слышать, что вокруг нее происходит. А ему как раз требовалось дождаться этого момента, чтобы без помех экипироваться для предстоящего «подвига».

В том самом магазине товаров для досуга, где продавались струны, Кантор прикупил в отделе спортивных принадлежностей две очаровательные штуковины. Продавец называл их гантелями и простодушно полагал, что их следует использовать как тяжести для тренировки мышц. Нет, такое прозаическое применение Кантор тоже находил приемлемым, но купил он эти гантели совсем для другой цели.

Убедившись, что Настя надежно и бесповоротно ушла в мир грез, Кантор вытащил гантели из коробки и отвинтил два увесистых дискообразных груза. Больше, пожалуй, не стоит — слишком заметно будут оттягивать карманы. В нагрудный карман уместился футляр с чакрой, а вот куда девать нож… На пояс не повесишь — здесь нельзя носить оружие на виду, да и нож-то кухонный. За голенище не спрячешь — нет у местных ботинок никаких голенищ. В карманах уже занято… Что ж, раз так — пусть остается дома. Управимся тем, что есть. А то ведь, в самом деле, можно и кровью обляпаться, как потом в таком виде по улице идти? К тому же папа говорил, что здешние алхимики способны даже после стирки не только обнаружить кровавые пятна на одежде, но и определить, чья это кровь и когда пролита. Нет, нож оставим на крайний случай. Сегодня крайних случаев не предвидится.

Кантор в последний раз оглянулся на Настю, убедился, что она ничего не видела, и тихонько вышел за дверь, на ходу изучая и запоминая инструкции.

Ступени уходили вверх, чудовищной черной спиралью обвившись вокруг центральной колонны, и где-то высоко сквозь наполнявший башню дым виднелось небо — светлый квадрат в удушливом сумраке.

Легкая изящная фигурка в темно-зеленом балахоне неслась вверх, словно не касаясь ступеней, а вслед за ней мчался Харган, задыхаясь в дыму, то и дело спотыкаясь о трупы и оскальзываясь на залитых кровью досках. О том, что так недолго и шею свернуть, он не думал и смотреть под ноги даже не пытался — его взгляд был прикован к зеленому балахону и массе роскошных смоляных волос, мелькавших далеко впереди.

Женщина подпрыгнула, на миг заслонив светлый квадрат неба, и исчезла, но Харган продолжал бег, уверенный, что должен, просто обязан догнать беглянку и что-то у нее спросить. Или что-то сказать. Или сделать. Но должен обязательно, и она никуда от него не денется.

В глаза ударило солнце — обжигающее безжалостное солнце Белой Пустыни, — и Харган на несколько мгновений ослеп, выскочив из полумрака башни на яркий свет. Несколько раз моргнув третьим веком и приспособившись к освещению, он разглядел свою добычу.

Она стояла, облокотившись на резные перильца, и больше никуда не торопилась, словно прибыла на место свидания и ждала опаздывающего кавалера. Теперь Харган наконец смог разглядеть ее лицо, обрамленное густыми, ниспадающими до колен волосами.

Он сделал несколько шагов вперед — осторожно, медленно, опасаясь, что прекрасная жрица испугается и повторит свой безумный прыжок, — но женщина не двигалась. Словно чувствовала, что сейчас все не так. Харган и сам это чувствовал. Дикое желание бросить красавицу на желтые пористые плиты и овладеть ею прямо здесь, на глазах у солдат, осталось в прошлом, словно в полузабытом сне. Чего он хотел сейчас, Харган сам не мог понять.

Он сделал еще один шаг и вдруг спросил:

— Зачем ты это сделала?

— Что? — Жрица удивленно приподняла тонкую черную бровь.

— Бросилась вниз. Зачем?

— Ты о чем? — Очаровательное личико девушки вдруг поплыло в жарком мареве зноя, сменило черты, сделавшись в один миг на десяток лет старше. Длинные роскошные волосы съежились, убравшись под неизвестно откуда взявшийся платок, такой же зеленый, как ее одежда.

— Кто ты? — спросил Харган, пытаясь вспомнить это лицо под низко надвинутым платком.

— Не узнаешь? — Женщина пониже надвинула платок и сложила руки на груди. — А так?

— О… — только и смог выговорить наместник. В полный рост и в цвете Мать Богов Пустыни сложно было узнать с первого взгляда, но она в самом деле поразительно походила на ониксовую статуэтку.

— Ты задаешь глупые вопросы, мальчик, — произнесла она. Тон, каким это было сказано, столь живо напомнил наставника, что у Харгана немедленно заныл обрубок хвоста, словно предчувствуя наказание. — Это я тебя должна спросить, почему моя жрица бросилась с башни, мои слуги убиты, а меня каждый вечер ласкает какой-то чужой мужчина.

— Так надо, — уверенно ответил Харган.

— Как надо — не тебе решать.

— Кто бы ни решал, а я уже сделал.

— Что ж, ты свое дело сделал, теперь моя очередь.

Женщина у перил опять изменилась — лицо замерцало, меняя черты, платок соскользнул и улетел с ветром, обнажив волосы — уже не черные, а светлые, как простирающийся вокруг песок… Его сегодняшняя добыча, девица с корзинкой, винтовкой и удивительным словарным запасом. Ну хоть она-то не прыгнет с башни? Он ведь еще не успел ее спросить…