Обоснование и защита марксизма .Часть первая - Георгий Плеханов

Гейнцен признавал за Марксом, по крайней мере, пристрастие к труженикам носившим на себе "фабричный штемпель". Гг. субъективисты не признают, по-видимому, в "русских учениках Маркса" даже и. этой маленькой слабости: они, мол, последовательно ненавидят всех, сынов человеческих до единого. Всех их хотелось бы им уморить с голода, за исключением, пожалуй, представителей купеческого сословия. В самом деле, если бы г. Кривенко допускал в "учениках" некоторые добрые намерения в отношении фабричных рабочих, то не написал бы. он только что цитированных строк.

"Стараться… вообще о выкуривании лишнего мужика из деревни". С нами крестная сила! Зачем же стараться? Ведь прилив новых рабочих рук в среду фабричного населения поведет к понижению заработной платы. Ну а ведь даже и г. Кривенко известно, что понижение заработной платы не может быть полезно и приятно рабочим. Зачем же станут последовательные "ученики" стараться принести рабочему вред, сделать ему неприятность? Ясно, что эти люди последовательны только в своем человеконенавистничестве, что они не любят даже и фабричного рабочего! А может быть и любят, да на свой особый лад: любят— и потому стараются навредить: "люблю как душу, трясу как грушу". Странные люди! Удивительная последовательность!

"Стараться… о развитии кулачества, о разрушении общины, об обезземелении населения". Какие ужасы! Но зачем же стараться обо всем этом? Ведь развитие кулачества и обезземеление населения может отразиться на понижении его покупательной способности, а понижение его покупательной способности поведет к понижению спроса на фабричные изделия, понизит спрос на рабочую силу, т. е. понизит заработную плату. Нет, последовательные "ученики" не любят рабочего человека! Да и одного ли рабочего человека? Ведь уменьшение покупательной силы населения вредно отразится даже на интересах предпринимателей, составляющих, по уверению гг. субъективистов, предмет нежнейших попечений для "учеников". Нет, что ни говорите, а удивительные люди эти ученики!

"Стараться… о капитализации промыслов"… не "стесняться ни скупкою крестьянской земли, ни открытием лавок и кабаков, ни иною нечистоплотною деятельностью…" Но зачем же все это будут делать последовательные люди? Ведь они убеждены в неизбежности капиталистического процесса; следовательно, если бы заведение, например, кабаков было существенной частью этого процесса, то неизбежно явились бы кабаки (которых, надо думать, теперь не существует). Г-ну Кривенку кажется, что нечистоплотная деятельность должна ускорять движение капиталистического процесса. Но, опять скажем, если капитализм неизбежен, "нечистоплотность" явится сама собою. Чего же так "стараться" о ней последовательным ученикам Маркса?

— Тут уже теория умолкает у них перед требованием нравственного чувства: видят, что нечистоплотность неизбежна, обожают ее за эту неизбежность и со всех сторон спешат ей на помощь, а то мол не скоро управится без нас бедная неизбежная нечистоплотность.

Так, что ли, г. Кривенко? Если — нет, то все ваши рассуждения о "последовательных учениках" никуда не годятся. А если — да, то никуда не годится ваша личная последовательность, ваша собственная "познавательная способность".

Возьмите, что вам угодно, хотя бы капитализацию промыслов. Она представляет собою двусторонний процесс: появляются, во-первых, люди, скопляющие в своих руках средства производства, а, во-вторых, люди, употребляющие в дело эти производительные средства за известную плату. Положим, что нечистоплотность составляет отличительную черту людей первого разряда, но ведь те, которые по найму трудятся на них, могут, кажется, и миновать эту "фазу" нравственного развития? А если так, то что же будет нечистоплотного в моей деятельности, если я посвящу ее этим самым людям, если я буду развивать их самосознание и отстаивать их материальные интересы? Г. Кривенко скажет, может быть, что такая деятельность замедлит развитие капитализма. Нисколько. Пример Англии, Франции и Германии покажет ему, что там такая деятельность не только не замедлила развитие капитализма, но, напротив, ускорила его, чем, между прочим, приблизило и практическое решение некоторых тамошних проклятых вопросов.

Или возьмем разрушение общины. Это тоже двусторонний процесс: крестьянские наделы скопляются в руках кулаков; все большая и большая часть прежде самостоятельных хозяев обращается в пролетариев. Все это, разумеется, сопровождается столкновением интересов, борьбой. Приходит на этот шум "русский ученик", воссылает краткий, но прочувствованный гимн "категории необходимости" и… открывает кабак! Так поступит самый "последовательный"; более умеренный ограничится открытием лавочки. Так, что ли, г. Кривенко? А почему бы "ученику" не стать на сторону деревенских бедняков?

— Но если он захочет стать на их сторону, он должен будет стараться мешать их обезземелению? — Ну, положим должен стараться. — А это замедлит развитие капитализма. — Нисколько не замедлит. Напротив, даже ускорит его. Гг. субъективистам все кажется, что община "сама собой" стремится перейти в какую-то "высшую форму". Они заблуждаются. Единственное действительное стремление общины — это стремление к разложению, и чем лучше было бы положение крестьянства, тем скорее разложилась бы община. Кроме того, разложение может произойти при условиях, более или менее выгодных для народа. "Ученики" должны "стараться" о том, чтобы оно совершилось при условиях, наиболее для него выгодных.

— А почему бы не предупредить самого разложения?

— А почему вы не предупредили голода 1891 года? Не могли? Мы верим вам, и мы сочли бы наше дело проигранным, если бы нам оставалось только относить на счет вашей нравственности подобные независевшие от вас события, вместо того, чтобы опровергать ваши воззрения с помощью логической аргументации. Но зачем же вы воздаете нам другою мерою? Зачем вы, в спорах с нами, изображаете народную нищету, как будто бы она была нашим делом? Потому что там, где не вывозит логика, вывозят иногда слова, особенно жалкие слова. Вы не могли предупредить голода 1891 года? Кто же поручится, что вы сможете предупредить разложение общины, обезземеление крестьянства? Возьмем столь любезный эклектикам средний путь: вообразим, что в некоторых случаях вам удастся предупредить все это. Ну, а в тех случаях, где ваши усилия окажутся неудачными, где, вопреки им, община все-таки разложится, где крестьяне все-таки окажутся безземельными, как будете вы поступать с этими жертвами рокового процесса?' Харон перевозил через Стикс только такие души, которые в состоянии были заплатить ему за этот труд. Станете ли вы принимать в вашу лодочку, для перевозки в царство субъективного идеала, только действительных членов общины? Станете ли вы отбиваться веслами от сельских пролетариев? Вы, вероятно, сами согласитесь, господа, что это было бы очень "нечистоплотно". А раз вы согласитесь с этим, то вам придется поступить по отношению к ним совершенно так, как, по нашему мнению. следует поступать всякому порядочному человеку, т. е. не заводить кабаки для продажи им дурмана, а увеличивать силу их сопротивления про-тив кабака, против кабатчика и против всякого дурмана, какой только подносит или будет подносить им история.

Или, может быть, теперь мы начинаем рассказывать сказки? Может быть, община не разлагается? Может быть, обезземеление народа не совершается фактически? Может быть, мы выдумали это с единственной целью ввергнуть в нищету крестьянина, пользовавшегося до сих пор завидным благосостоянием? Но разверните любое исследование наших же единомышленников, и оно покажет вам, как обстояло до сих пор, т. е. раньше, чем бы хотя один "ученик" открыл кабак или завел лавочку. Когда вы спорите с нами, вы изображаете дело так, как будто народ живет уже в царстве ваших субъективных идеалов, а мы, по свойственному нам человеконенавистничеству, тащим его за ноги вниз, в, прозу капитализма. Но дело обстоит как раз наоборот: существует именно капиталистическая проза, а мы спрашиваем себя: как бороться с этой прозой, как поставить народ в положение, хоть немного приближающееся к "идеальному"? Вы можете находить, что мы отвечаем на этот вопрос неправильно, но зачем же извращать наши намерения? Ведь, право же, это "нечистоплотно"; право же, такая "критика" недостойна даже "суздальцев".

Но как же бороться с капиталистической прозой, которая, повторяем, уже существует независимо от наших и от ваших усилий? У вас один ответ: "закрепить общину", упрочить связь крестьянина с землей. А мы отвечаем вам, что это ответ, достойный лишь утопистов. Почему? Потому что это — отвлеченный ответ. По вашему, община хороша всегда и везде, а, по нашему, отвлеченной истины нет, истина всегда конкретна, все зависит от обстоятельств времени и места. Было время, когда община могла быть полезной всему народу, есть, вероятно, и теперь местности, где она выгодна для земледельцев. Не мы станем восставать против такой общины. Но в целом ряде случаев община превратилась в средство эксплуатации крестьянина. Против такой общины мы восстаем, как против всего вредного для народа. Припомните того крестьянина, который у Г. И. Успенского платит "спуста". Как следует, по вашему, поступить с ним? Перевести его в царство идеала, отвечаете вы. Очень хорошо, перевозите с господом. Но пока он еще не: перевезен, пока он еще не сидит на лодочке идеала, пока лодочка еще не подъехала к нему и пока еще неизвестно, когда она подъедет, не лучше ли было бы ему избавиться от платежа "спуста"? Не лучше ли ему перестать быть членом общины, которая обеспечивает ему только совершенно непроизводительные расходы, да разве лишь еще периодическую порку в волостном правлении? Мы думаем, что — лучше, а вы за это обвиняете нас в намерении уморить народ с голода. Справедливо ли это? Нет ли тут некоторой "нечистоплотности"? Или, может быть, вы действительно не способны понять нас? Неужели это так? Чаадаев говорил когда-то, что русскому человеку неизвестен даже силлогизм Запада. Неужели это как раз votre cas? Мы допускаем, что г. С. Кривенко совершенно искренно не понимает нас; допускаем это и по отношению к г. Карееву, и по отношению к г. Южакову. Но г. Михайловский всегда казался нам человеком ума значительно более "острого".