Люди песков (сборник) - Бердыназар Худайназаров

— Некультурные, — промычал Ашир, вплотную занявшись мантами, обильно политыми сметаной.

— Почему же? — Витя обиделся. — Баба техник, человек исключительно принципиальный. Конечно, дядя Союн из чабанов, а чабан, каким был сто лет назад, таким и сейчас остался. Но сам добровольно вызвался учиться на бульдозериста.

— Когда ж научится? Через год?

— Пусть через два, три года! — сказал Орловский сердито. — Так он же чабан, кумли!

— Да, вы правы, — смутился Ашир, вспомнив название так и не написанного очерка: "Чабан пришел на канал".

Айболек и Аня сдружились буквально за один день — так водится между девушками — и уже шушукались.

— Счастливая ты какая! — говорила Аня. — Три старших брата — орлы, тетя… А у меня вот никого нету… Одна-одинешенька. Круглая сирота.

— Но ведь были…

— Отца вовсе не помню. Куда-то исчез! Коммунистом был, и видным, на руководящей работе. Так мама рассказывала. Рассказывала и плакала… Мама была задерганная, злая и то меня бранила за каждую двойку, то целовала, душила объятиями. Я в русской школе училась! В третьем классе. Война шла, сорок третий год. Мама поехала на фронт с делегацией туркменских женщин, подарки повезли солдатам. А я жила в пионерском лагере. — Ане нужно было выговориться перед Айболек и Герек, излить душу. — Мама заехала ко мне попрощаться, какие-то булочки привезла, коврижки. И целовала меня, плакала, а вожатая говорит: "Да что вы? Словно навсегда прощаетесь. В августе вернетесь!.." А в августе мама не приехала, и меня повезли в Ашхабад, на легко-вой машине. Ой, как я радовалась, дура-дурища!.. Одна в машине, рядом с шофером. Привезли в Верховный Совет, а может, в Центральный Комитет, теперь не помню. Помню, старик угощал меня чаем, сладостями и гладил косички, говорил: "Ты пионерка? А за чье дело борется пионер?" — "За дело Ленина…" — отрапортовала, как на линейке. "Так вот, Аня, твоя мама за дело Ленина…" Тут я все поняла и крикнула: "Бай, мамочка!" И покатилась по коврам.

— А дальше, дальше? — настойчиво спрашивала Айболек, смахивая со щек слезы.

— А дальше ничего не было! — Аня опустила голову. — Сирота!.. Конечно, училась. Детский дом, школа, техникум. А вообще-то уже ничего в жизни не было. — И, проглотив катающийся в горле клубочек, добавила: — Сирота!

Герек смотрела на нее во все глаза. До сих пор она не подозревала, что ребенок может так безутешно страдать.

Вечерком Ашир заглянул в шашлычную, уютно спрятавшуюся в тени крохотного, но уже шумного сада.

Буфетчик открывал бочку пива, и перед стойкой вытянулась очередь. Мужчины с деловым видом топтались, подсчитывали мелочь, вытаскивали из карманов замусоленные бумажки. Над раскаленными, рубиново светящимися углями в очаге жарилось нанизанное на шампуры шашлычное мясо. Смачный дух щекотал ноздри.

Получив кружку с шапкой ноздреватой пены, Ашир пошел искать свободное место.

Сюда собирались любители не только шашлыков и пива, но и досужих бесконечных разговоров, потому все столики были заняты.

Наконец он отыскал стул, подсел к компании увлеченных беседой юношей: они на него не обратили никакого внимания. Ашир надул губы — привык к почету…

— Ты говоришь об экспедиции Шлигеля, а знаешь, что перед самой революцией, в тысяча девятьсот двенадцатом году, здесь побывали… Ну, кто? Американцы, да, да, дружок, американцы. Оказывается, на станции Захмет были, фотографировали, провели топографическую съемку. Но американцы не поверили, что можно большую воду привести в Мургаб.

— И хорошо, что не поверили, — заметил жилистый широкоплечий парень. — А чего они добивались?

— Концессии, ясно чего… — объяснил мужчина в белом новеньком, но уже измазанном мазутом костюме. — Нашим отцам, изнывавшим от безводья, конечно, помогать не собирались.

Мурадов подумал, что удачно бы в один из очерков о Каракумском канале ввернуть эту историю американской экспедиции. А что это за экспедиция Шлигеля? Нужно разузнать.

— Извините, товарищ, но так вы шашлыка не дождетесь, — сказал с улыбкой Мурадову мужчина в белом костюме. — Становитесь в очередь у буфета.

— Полное пренебрежение к общественному питанию! — фыркнул Ашир. — Придется выступить с резкой критической статьей. Разрешите познакомиться, корреспондент республиканской газеты Мурадов.

— Техник Баба Кульбердыев, — сказал мужчина.

Глава восьмая

Джават Мерван уволился с земснаряда по собственному желанию.

И его заменила Аня.

Конечно, она была технически подготовленным багермейстером, но то ли опыта не хватало, то ли дерзости, а выработка снизилась.

— Еще не раз вспомним Джавата, — сказал однажды на летучке, ни к кому не обращаясь, Воронин. — Жулик был, а работал великолепно!..

Непес Сарыевич не нашелся что ответить, но подумал, что грязными руками чистую воду в пустыню не приведешь.

А ему приходилось день ото дня все труднее. Обжитая, так называемая культурная зона осталась далеко позади. Поселок Головное теперь глубокий тыл строительства. Земснаряды, бульдозеры, экскаваторы, самосвалы ворвались в безбрежные пески.

— До свидания, Узбой! До свидания, Обручевские степи!

Вперед, к Карамет-ниязу!..

В глухих песках, конечно, работать несподручно: того нет, этого нет, все привези… А ноябрь, как назло, сухой, без дождей, и порывистый сильный ветер гонит в капал песчаные струи, превращает воду в вязкую, жидкую, тягучую грязь. Если встать пораньше, то увидишь на северных склонах холмов серебряные пятна инея. Ударят сухие морозы с песчаными бурями — придется опять требовать четвертую категорию. А после скандала с Джаватом прибегать к этой мере, вай, не хочется…

Казалось бы, экипаж "Сормово-27" — слаженный, сработавшийся, каждый знает свои обязанности и честно выполняет их. И жить на корабле уютно, удобно. Проголодался — иди в камбуз; тетя Паша готовит обеды жирные, сладкие, сама предлагает добавку. Открыли галантерейный ларек, почти магазин, с разным шурум-бурумом, можно заказать любую вещь — привезут из центрального кооператива. В библиотеке у Айболек книги, журналы, газеты; в каютах — радиорепродукторы. Душ с горячей и холодной водой. Прачечная. Не хочешь платить прачке — сам стирай, пожалуйста.

Словом, не жизнь — рай, но если старший багермейстер выходит на вахту с заплаканным лицом, то не жди перевыполнения плана…

"Поневоле вспомнишь Джавата", — безрадостно сказал себе Непес Сарыевич.

А случилось вот что. Восьмого ноября на "Сормово-27" состоялся праздничный вечер. Приехал главный инженер Воронин, зачитал приказ по конторе, с благодарностями, премиями, хотя и скудными ("вспомнишь Джавата!.."). После кино начались танцы. Витя Орловский пригласил на вальс дородную тетю Пашу, его поступок вызвал всеобщее одобрение.

А Воронин подошел, поклонился Ане Садаповой, и она протянула ему руку, ступила в круг, закружилась в плавном, чуть-чуть наивном, чуть-чуть печальном вальсе.

У Герек прервалось дыхание, она всплеснула руками и полетела в каюту, где Союн наслаждался одиночеством и чаепитием.

Нет, конечно, он был на вечере и принял с благодарностью от Воронина премию, приложил ко лбу пакет с деньгами и смотрел кинокартину, но, едва загремела танцевальная музыка, удалился. В его летах достойнее полулежать на койке и баловаться душистым чайком.

Из бессвязных выкриков вбежавшей Герек он уловил: "Воронин — женатый! Честь девушки!.. Бесстыдно заголила ноги… На людях прижимаются друг к другу…"

Союн выплеснул чай из пиалы, словно туда угодила навозная муха.

— Немедленно прекратить знакомство! Если Айболек с нею заговорит, в деревню отправлю! И ты чтоб ни слова. Следи за дочерью! — грозно насупился Союн. — Води Джемаль за руку, глаз не спускай.

— Бесстыдно выше колен заголила ноги! — стонала Герек.

Этим же вечером младшим братьям было приказано не сметь приближаться к Ане, словно к зачумленной.

Мухамед лениво усмехнулся и ничего не ответил, но Баба вспыхнул:

— Пустяками занимаешься, брат!

— Пустяками? Это ты называешь пустяками? — завопил Союн.

— Называю. И давай уговоримся, что такого разговора между нами не было.

Конечно, Аня не догадывалась, что собралась гроза, и вышла поутру на вахту в отличном настроении. На палубе встретила Джемаль, приласкала-приголубила — ей нравилась веселая смышленая девочка, — угостила медовой коврижкой. Но едва Аня ступила на мостик, Джемаль догнала ее с залитым слезами лицом.