Гвардеец Гора - Джон Норман

— Видишь ли, мой господин, — произнесла она, — я любила его еще на Земле, но я все-таки презирала его, потому что он был слишком слаб, чтобы удовлетворить мои потребности. На Горе он никогда не овладевал мной, хотя мы даже делили жилье. Я никогда не разрешала этого. — Она выпрямила спину, улыбнувшись, и продолжила: — Как удивительно, должно быть, это звучит для тебя: «Я никогда не разрешала этого». Я, обычная рабыня, признанная таковой любым работорговцем, не разрешала овладеть мной. Но вспомни, господин, что я тогда не была законно обращена в рабство. Какой сбитой с толку, необычной и печальной чувствует себя прирожденная рабыня, на которой еще нет ошейника!

Она помолчала и затем, после паузы, начала говорить:

— Позже, ища рабства, к которому я стремилась в глубине своего сердца, я отправилась в таверну Хиброна в Виктории, называемую «Пиратская цепь». Я встретилась там случайно с одним человеком по имени Клиоменес. Он был лейтенантом у пирата Поликрата. Он напоил меня. Затем, с помутненным рассудком, я очнулась и обнаружила, что нахожусь среди смеющихся мужчин и рабынь и тщетно пытаюсь сопротивляться, раздетая и связанная. Меня увезли на его галеру. Я была брошена на палубу, недалеко от ступеней, ведущих на носовую башню. Мои ноги были привязаны к одному кольцу, а шея — к другому. Я лежала там, замерзшая и беспомощная, больная, выставленная на их грубое обозрение. Я даже не могла сдвинуться с того места, к которому они нашли нужным меня привязать. Весла спустили на воду. Меня отвезли во владения Поликрата. Там меня сделали рабыней. Там наконец на меня надели подходящий ошейник. Когда владение Поликрата пало, его добро было поделено между победителями. Во время распределения трофеев я попала в твой дом. Кажется, что по крайней мере часть твоих доходов приносят заработки монетных девушек. Так или иначе, вчера я оказалась на улицах, под присмотром госпожи, чтобы заработать монеты для тебя, мой господин. Именно там я встретила его, того, которого любила и презирала, Джейсона из Виктории. Пойми мои чувства, господин. Он никогда раньше не обладал мной, а теперь должен был взять меня. К тому же я была целиком в его власти как выставленная напоказ рабыня. Я любила его. Я была готова отдаться ему как женщина с Земли. Я была уверена в его нежности, его доброте, его внимательности. Но что я обнаружила! Что сделали со мной! Представь мои чувства! Он обращался со мной и вел себя со мной как с девушкой-рабыней, с любой девушкой-рабыней.

Она опустила голову, закрыла лицо руками и заплакала.

— Он шесть раз овладел мной, — рыдала она, — шесть раз, и он был безжалостен со мной, небрежен и безжалостен! Затем, когда он закончил, он отослал меня от себя, прогнав с глаз, ведь сделка закончена — деньги лежали в коробке на моей шее.

Она вытерла глаза, положила руки вниз ладонями на бедра, но не подняла головы. Я прислушивался к треску факелов.

— Я не могла поверить в то, что произошло, — проговорила она. — Я когда-то думала, что была для него всем, что он будет благодарен даже за мимолетную улыбку, но я обнаружила, что я для него — ничто. Он просто принял как должное самые интимные, какие я только могла себе представить, услуги, оказанные мной ему. Они были для него обычными услугами наемной девушки. А потом, как будто я была для него незнакомкой, он отправил меня от себя.

Она откинула голову назад и всхлипнула. Потом снова опустила голову.

— Прости мне мои чувства и эмоции, мой господин, — прошептала она, — но во всем этом скрыто больше смысла, чем ты можешь понять. Во всем этом для меня больше значения, чем я тебе рассказала. Но как я, рабыня, раздетая и беспомощная перед тобой, могу скрывать эту правду? Несомненно, само мое тело выражает ее.

В том, что она сказала, было заключено многое. Необыкновенно трудно для женщины, обнаженной и стоящей на коленях перед мужчиной, солгать. Язык тела своими подсказками делает это почти невозможным.

— Позволь мне сказать тебе эту правду, — попросила она, — и надеюсь, что таким образом моя жизнь будет сохранена.

Я взял кнут с подлокотника кресла и положил его, со свернутыми петлями, себе на колени. Она подняла голову, глядя на кнут. Она дрожала.

— Я должна говорить? — спросила она и увидела, как я сжал кнут.

— Конечно, я должна говорить! — поняла она. — Прости меня, господин.

Она смотрела вниз.

— Я подчинилась ему, — прошептала она внезапно. — Я подчинилась Джейсону из Виктории. Я отдалась ему. Я не могла сдержать себя!

Я улыбнулся, и она, взглянув на меня, увидела, как я улыбаюсь. Она испугалась, что я неправильно ее понял.

— Нет, мой господин, — сказала она. — Я не имею в виду просто подчинение, которое должна проявлять любая рабыня по отношению к любому мужчине, которому ее хозяин дает или сдает ее в наем.

Она увидела, что я продолжаю улыбаться.

— Нет, мой господин, — прошептала она. — Я также не имею в виду, что он просто вызвал во мне конвульсивное подчинение порабощенной девушки. Или что он заставил меня испытать полноту постыдных, исступленных оргазмов рабыни, превышающих то, что может себе позволить свободная женщина, но которые любой свободный мужчина может заставить испытать рабыню в его руках. Нет, я скорее имею в виду другое. Я подразумеваю, что я отдалась ему, как я прежде не отдавалась никому другому, кроме тебя, мой господин. Как я отдавалась тебе, так и он заставил меня отдаться ему.

Я встал, делая вид, что рассердился. Я показал ей кнутом лечь на живот на мягкий ковер с густым ворсом. Она дрожала, лежа поперек покрытия около края возвышения перед моим креслом, положив руки вдоль головы, вцепившись пальцами в ворс ковра.

— Он завоевал меня полностью и как рабыню, — проговорила она. — Я признаю это!

Я бесстрастно изучил ее формы и не нашел их неприятными. Затем я молча, трогая ее кнутом, показал, что ей следует повернуться на спину и лечь в определенной позе. Она выполнила это, сопровождаемая звоном колокольчиков рабыни. Теперь она лежала передо мной на спине. Ее тело и левая нога находились на возвышении. Ее правая нога и правая рука лежали на широкой ступени, ведущей на возвышение. Кисти ее рук были ниже бедер, и левая, и правая, та, что лежала на ступени. Ладони обеих рук были повернуты наружу, на мое обозрение.

— Да, он завоевал меня! — плакала она. — Прости меня, господин! Я только женщина и слабая рабыня!

Я изучал ее красоту. Это была истинная красота рабыни. Она была восхитительна. «Как повезло этому парню, Джейсону из Виктории, — подумал я про себя, внутренне улыбаясь, — завоевавшему такой трофей». Некоторые мужчины побеждают себя. А некоторые побеждают женщин.