Башня - Александр Новиков

– Я не буду звонить никуда. Но вы приезжайте скорей. мне страшно.

Матерясь, поминая мать Уолтера Флойда по-английски и по-русски, Андрей Сухарев быстро собрался. На предплечье левой руки он закрепил ножны с обоюдоострым ножом, надел оперативную сбрую и камуфляжную куртку. Потом достал из оружейного сейфа «Сайгу» двенадцатого калибра, в кобуру под мышкой сунул ИЖ-71. Он принял решение: Флойда– списать. Послушника, видимо, тоже придется списать. на всякий случай.

Сухарев прыгнул в свой УАЗ, выехал со двора.

Спустя двадцать минут он остановился в километре от Змеиного источника, загнал машину в лес, пошел пешком. Все тропы здесь были ему хорошо знакомы. Через четверть часа он вышел к источнику. Разглядел силуэт фургона под скалой. Сухарев вытащил из кобуры пистолет, опустил предохранитель. Он подошел к фургону сзади, пистолет держал в руке. Полминуты он простоял, прислушивался, но ничего не услышал. Это было странно. Низко пригнувшись, он скользнул вдоль борта, заглянул в кабину. Там было пусто. Это очень сильно не понравилось Андрею. Он отпрянул от автомобиля… И в этот момент на ноге сомкнулись челюсти капкана. Сухарев вскрикнул.

Андрея Сухарева нашли через неделю. Труп был уже сильно объеден животными. Опознавали Браконьера по оружию, часам и прочим сохранившимся предметам.

Браконьер был убит выстрелом из арбалета. Видимо, он стал жертвой Охотника. Последней. Но тогда об этом еще не знали.

«Комсомолец» вернулся в Петербург. До саммита оставалось четыре дня. Город был уже переполнен полицией, «миротворцами» и «гестаповцами» в штатском.

Иван еще раз встретился с каждым участником операции. С каждым поговорил. Все подтвердили свое решение.

За два дня до саммита Доктор «подсадил» Заборовско-му маячок. Плоский диск маячка находился под самой кожей. По плану, Илья Семенович должен был сделать обезболивающий укол шприц-тюбиком из армейской аптечки, скальпелем крест-накрест надрезать кожу и извлечь маячок. После чего укрепить его на «шарике», привести в действие и покинуть Башню под предлогом болезни.

Доктор «подсадил» маячок и начал инструктировать Заборовского по медицинским аспектам: как грамотно сделать инъекцию, как заклеить кожу. Вскоре он заметил, что Заборовский его не слушает.

– Илья Семеныч,– постучал Доктор карандашом.– Илья Семеныч, ау!

– Да?

– Вы же меня не слушаете. О чем вы думаете?

– О главном.

– Главное для вас не занести инфекцию в ранку. Заборовский засмеялся.

Иван еще раз приехал на «Стапель». На «Стапеле» были только Братишка и Грач. Делать им было нечего, поэтому забавлялись отстрелом крыс из рогатки. Стреляли самодельными дротиками, сделанными из гвоздя-сотки, и достигли весьма высоких результатов. Иван подумал: как дети,– но вслух этого не сказал. Пусть развлекаются.

Он еще раз осмотрел «танк». «Башню» покрасили, ствол КПВ, торчащий на метр из «башни», зашили в футляр из досок. На бортах красовалась надпись, сделанная по трафарету,– «СпецДЕМОНТАЖ». Слово «Спец» было нанесено блеклой краской и некрупными буквами.

А вот «ДЕМОНТАЖ» было видно за километр. Конструкция выглядела грозно. Иван заглянул внутрь «башни». Там было довольно просторно, на полу постелено толстое стеганое одеяло, а на нем, раскинув ноги станка, стоял пулемет с заправленной лентой. Две коробки со снаряженными лентами лежали рядом. На крюке висела «поливалка» Плохиша и сумка с гранатами. Под потолком шли привода к заслонкам бойниц.

Иван попил с ребятами чаю, пострелял из рогатки по пятилитровой пластмассовой канистре – ни разу не попал и уехал.

Двадцать восьмого октября Доктор взял в аренду автомобиль – «Шевроле-Реццо». Считается, что это авто «семейного» класса. Такие машины редко привлекают внимание полиции. Доктор заплатил за неделю вперед.

В тот же день в головную часть ракеты загрузили тысячу семьсот килограммов С-3 и триста килограммов цемента в качестве балласта – Главный сказал: у меня все расчеты сделаны исходя из массы две тонны. Нельзя центровку нарушать. После этого Борис Витальевич ввел в бортовой компьютер ракеты программы.

На палубе «Комсомольца» установили большой деревянный ящик. Внутрь закатили КПВ.

Двадцать девятого октября с утра дали штормовое предупреждение. Синоптики предупреждали, что во второй половине дня ветер усилится до пятнадцати метров в секунду. «Крокодил» и «Комсомолец» совершили переход в Уткину заводь. На штурвале «Крокодила» стоял Гринев, «Комсомольцем» управлял Забродин.

К вечеру ветер усилился до семнадцать метров в секунду, порывами – до двадцати пяти. Западный ветер гнал по Неве крутую волну, нес над водой снеговые заряды.

Около двадцати двух часов на набережной Обводного канала остановилась грузовая «Газель». В кузове машины были ящики, большие банки с краской, лестницы. Водитель включил аварийку и открыл капот. На набережной было темно, пусто, плескалась черная вода в каменном русле канала. Водитель осмотрелся, потом подошел к кузову и трижды стукнул кулаком по борту. Через секунду над бортом показалась голова, обтянутая черным. Водитель сказал: никого. Дельфин вылез из кузова, пятясь, пошел к ограждению канала. Он перелез через ограждение, спрыгнул в воду и исчез. Водитель опустил капот, сел в кабину. Он достал телефон, набрал номер и сказал всего одно слово: порядок. Потом водитель выключил аварийку и быстро уехал.

Дельфин проплыл по Обводному и вышел в Неву. Понял это по навалившемуся сильному течению. Ему предстояло пройти на ластах около одиннадцати километров. Сделать это без помощи течения было бы затруднительно. В молодости Дельфин проходил и большие расстояния, да еще буксируя мешок с пятидесятикилограммовым грузом. Но с тех пор утекло много воды.

Дельфин пересек Неву, двинулся вдоль набережной. Высокий уровень воды был его союзником – позволял идти под самым берегом, что облегчало ориентирование в кромешной темноте.

Через два часа шесть минут Дельфин вынырнул в устье Черной речки. Он очень устал и едва не прошел мимо. Он осторожно выставил голову и двинулся по узкой речке. Вскоре увидел на берегу мигающие огни аварийки.

Спустя восемь минут он сидел в салоне «Газели» и пил горячий глинтвейн.

Наверно, это была самая длинная ночь в году – ночь перед операцией.

Иван сидел в рубке «Крокодила», слушал радио. По всему городу ветер валил деревья, рвал провода, срывал рекламные растяжки. С неба летел мокрый снег. На Васильевском ветром повалило подъемный кран. Он раздавил вагончик, где жили строители-таджики. В Финском заливе терпел бедствие голландский сухогруз. От набережной Лейтенанта Шмидта оторвало дебаркадер, переоборудованный в плавучий ресторан. Ресторан вместе с подгулявшей публикой несло по Неве.

В час ночи вода поднялась уже на метр шестьдесят шесть, скорость ветра еще увеличилась.

В начале второго в кают-компанию вошел Гринев. Капитан выглядел озабоченным. Он посмотрел на барометр, пощелкал по стеклу коротко подстриженным ногтем. Иван спросил:

– Вас беспокоит погода?

– Да черт-то с ней, с погодой. Бывало и похлеще. Меня беспокоит подъем воды.

– А в чем проблема?

Гринев подошел к штурманскому столу, склонился над картой.

– Проблема в том, что нам предстоит пройти под тремя мостами. Если вода поднимется на два с половиной метра выше ординара, то мы не пройдем.

Иван обомлел. Он думал о чем угодно, но только не об этом.

– А два с половиной – это реально?

– Только что слушал прогноз. Ожидается дальнейшее усиление ветра и подъем воды. По крайней мере до утра она будет подниматься. Ориентировочный уровень подъема два десять – два двадцать.

– Значит, у нас есть сантиметров тридцать—сорок запаса?

– Ничего это не значит,– проворчал Гринев.– Точно рассчитать уровень подъема невозможно.

Иван подошел к окну, отдернул шторку. За покрытым каплями стеклом густо летел снег, ветер срывал пену с верхушек волны, нес по воде. Дальше была темень, и в этой темени кричала пароходная сирена.

К трем часам ночи вода поднялась до отметки метр восемьдесят пять.

В четыре пятнадцать вода достигла отметки два метра. Скорость ветра составляла двадцать метров, порывами до двадцати семи.

Вода продолжала прибывать. Иван сидел в рубке, курил и пил кофе. Он выглядел спокойным, но был бледен. В половине пятого к нему подошел Зоран:

– Сходи поспи, брат.

– Заснешь тут.

Зоран подошел к окну рубки, отдернул штору. За стеклом густо летел мокрый снег. Неслись обезумевшие облака. В прорехах облачности мелькала луна, наполняла картинку нереальным светом. Зоран прислонился лбом к стеклу, произнес:

– Домового ли хоронят? Ведьму ль замуж выдают?