Горит ли Париж? - Ларри Коллинз

В нескольких милях от этого места, на юго-западной окраине Парижа, неподалеку от склада торпед «Пилц» в Сен-Клу, только что появились первые колонны под командованием майора Франсуа Морель-Девиля, встреченные такими же громовыми овациями, как и другие части 2-й бронетанковой на другом конце столицы.

В этот момент мимо колонн Морель-Девиля по улице Дайи в сторону моста Сен-Клу с ревом пронесся джип. Макс Жиро из 2-й бронетанковой подумал, что «водитель, должно быть, торопится попасть в Париж».

Он угадал. Это был сержант Лэрри Келли, ирландец из Пенсильвании, торопившийся сдержать свое обещание стать первым американским солдатом в Париже. Он пересек площадь у начала улицы Дайи и с веселым гиканьем направил свой джип через мост. На другом его конце пожарник Жан Дави возвращался с похорон бойца ФФИ. В тот самый момент, когда Келли летел на своем джипе через Сену к Парижу, Дави вступил на мост с противоположного берега реки.

Когда Дави увидел странную автомашину, каски, форму, он сразу понял, что эти люди могут быть только немцами. Он вскинул к плечу свою новенькую винтовку «маузер» и выстрелил в упор, выпустив в приближающийся джип всю обойму. С шестью ранениями обливающийся кровью сержант Келли упал на мостовую, сраженный по ошибке всего в 50 ярдах от границы города, в котором он хотел быть первым американским солдатом.

Теперь, когда по всему Парижу наступающие войска оказались в пределах досягаемости для огневых средств опорных пунктов Хольтица, к счастливым воплям толпы стали примешиваться звуки перестрелки. Выстрелы эти были леденящим кровь напоминанием о том, что в Париже оставались в полной боевой готовности почти 20 тысяч немецких солдат, то есть почти столько же, сколько наступало союзников.

Лейтенант Пьер де ла Фушардьер из 501-го танкового полка с изумлением смотрел на пустую площадь Обсерватории, резко контрастировавшую с многолюдными улицами, по которым только что двигались его танки. Впереди послышалась стрельба. Ла Фушардьер выскочил из своего танка и подбежал к единственному попавшемуся на глаза парижанину — жавшемуся к двери старику.

— Месье, — спросил он, — где здесь немцы?

4

Немцы были как раз за углом, под восьмигранным куполом Люксембургского дворца. Там, в просторном саду, между статуями королевы Шотландии Марии и гранд-дамы герцогини де Монпансье, противника ожидали 700 человек, готовые «сражаться до последнего патрона». Чтобы подбодрить их, штандартенфюрер СС, танки которого использовали живые щиты для прикрытия своих башен, выдал каждому последний боевой паек: пинту коньяка и пачку сигарет.

Затягиваясь одной из них в бетонном доте, развернутом на бульвар Сен-Мишель, сержант Мартин Геррхольц, двадцати семи лет, из 190-го зихерунгсрегимента, с уверенностью поглядывал на свое оружие. Это был «панцерфауст» — немецкий противотанковый гранатомет. С его помощью Геррхольц получил железный крест первой степени под Ростовом-на-Дону, подбив четыре русских Т-34 четырьмя выстрелами. Сегодня ему впервые представится случай попробовать гранатомет на американском танке.

Съежившиеся в окопах, вырытых среди герани и бегонии, которые генерал-фельдмаршал Хуго Шперрле столь любовно взращивал в течение четырех лет оккупации, младший капрал Ганс Георг Людвиг и его товарищи из 6-й парашютно-десантной егерской дивизии могли прикрывать входы в сад продольным огнем из своих пулеметных гнезд. Над ними, на крыше дворца, наблюдатель из 484-й роты фельджандармерии следил в свой полевой бинокль за прилегающими улицами. При первом же появлении войск союзников на подступах к зданию он должен был предупредить эсэсовского командира, укрывавшегося на глубине 30 футов в подземном бункере Шперрле. Оттуда штандартенфюрер был готов руководить боем за здание. Главными его силами были танки 5-го зихерунгсрегимента, врытые в землю в саду на подходах к дворцу. В одном из них, башня которого была нацелена на улицу Вожерар, водил перископом из стороны в сторону танкист Вилли Линке, который пять дней назад возглавил первую танковую атаку на Префектуру полиции. Просматривая местность вокруг себя, Линке мог видеть колонны театра Одеон, а за ними крыши Сорбонны. Улицы были пустынны, ставни на домах плотно закрыты. Никаких освободителей здесь пока не появлялось. Линке вспомнил о своей родной деревне у Балтийского моря и подумал, что это, конечно же, было «затишьем перед бурей».

Менее чем в 60 ярдах от его огневой точки, находившейся сбоку от какой-то школы, группа гражданских, расположившихся в читальном зале этой самой школы, выжидала всю ночь, чтобы как раз и устроить ту бурю, в приближении которой не сомневался Вилли Линке. Один из них, молодой человек с пышными волосами, сам не намного старше старшеклассника, готовился ее начать. Его звали Пьер Фабьен. Ему было двадцать пять, и за свою короткую жизнь он был трижды ранен — два раза в Испании и один в Чехословакии. Дважды он совершал побег из гестапо, причем один раз — лишь за несколько минут до казни. Два года назад этот молодой полковник-коммунист на станции метро Барбе застрелил первого немецкого солдата, погибшего в Париже. Теперь, когда бронированные колонны 2-й бронетанковой вошли в город, Фабьен отдал приказ, в ожидании которого сам сгорал от нетерпения всю неделю. Он приказал своим людям ударить по Люксембургскому дворцу, первому немецкому «штюцпункту» в Париже, который подвергнется атаке.

Молодой человек в расстегнутой на груди грязной белой рубашке, с трехцветной повязкой на рукаве и видавшим виды маузером в руке крался вдоль стены по улице Одеон к Люксембургскому дворцу. Это был один из бойцов Фабьена. Его звали Жак Гиерр, и в этот изумительный день ему исполнилось двадцать лет. Его задачей было обнаружить немцев в районе вокруг улицы Вожирар, чтобы подготовить атаку на дворец. Гиерр проскользнул в кафе «Арбёф» на площади Одеон. Из окон кафе он увидел напротив, за театром Одеон, увенчанные касками силуэты оборонявшихся в Люксембургском дворце немцев.

— Ты хотя бы ел, малыш? — спросила владелица кафе мадам Арбёф. Когда Гиерр покачал головой, она сунула ему бутерброд. «Съешь это, — сказала она. — На сытый желудок воевать лучше». Молодой человек съел бутерброд и проглотил стакан «Сансерра», который предложила мадам Арбёф вместе с бутербродом. «Спасибо, — поблагодарил он. — Да здравствует Франция!» Затем он бросился через площадь к театру.

Через три-четыре секунды мадам Арбёф услышала раскаты выстрелов. Она увидела, что мальчик, которого она только что кормила, лежит на площади, а по его белой рубашке расползается красное пятно. Жак Гиерр, с гордостью отметивший в то утро свое двадцатилетие, был мертв. Это был первый боец Фабьена, погибший при штурме Люксембургского дворца.

Затем прямо перед собой мадам Арбёф услышала серию взрывов. Две бронемашины штандартенфюрера, совершив короткую вылазку из дворца, обстреливали группу ФФИ, укрывавшуюся в небольшом отеле на углу улиц Вожирар и Месье-ле-Пренс. Из окон здания, задыхаясь от дыма, бойцы ФФИ забрасывали фанатами стоявшие внизу машины. В клубах черного дыма и пыли две девушки в ярких летних платьях, специально надетых по случаю этого дня, оттаскивали раненых в укрытие в коридоры гостиницы. На первом этаже за дверью спрятался парень в майке, сжимавший в руках сверкающий нож. Это был мясник из соседней лавки. Он был готов раскроить голову первому же немецкому пехотинцу, который попытается войти в здание. Вдруг осажденный отряд ФФИ увидел, что бронемашины попятились назад и поспешили укрыться на территории дворца. Затем с бульвара Сен-Мишель до них долетел грохот гусениц других танков. Это были «шерманы» лейтенанта Пьера де ла Фушардьера. Он наконец нашел своих немцев. Подкатывая к Горной школе, он изучал их теперь из башни своего танка.

Сержант Мартин Геррхольц, немецкий снайпер, тоже изучал де ла Фушардьера — сквозь разметку прицела своего гранатомета. Почти в тот самый момент, когда Геррхольц решил выстрелить, ла Фушардьер засек его дот. «Направо!» — заорал он водителю Люсьену Керба. Танк ле Фушардьера уже свернул в укрытие на улицу Аббе-де-л’Эпе, когда вдогонку ему полетел первый снаряд Геррхольца. Он просвистел над задней частью «шермана», разорвавшись в дверях дома напротив. Чертыхаясь, Геррхольц увидел, что танк скрывается из виду, и удивился, что дал промах.

Выбравшись из танка, ла Фушардьер попросил трех бойцов ФФИ из отряда Фабьена помочь ему изучить немецкие позиции, вдававшиеся клином в сад Люксембургского дворца. Все четверо вошли в здание, фасад которого выходил на школу, и галопом помчались по лестнице на пятый этаж. Там они позвонили в первую же попавшуюся дверь. Открыла пожилая женщина в черном. «Лейтенант Пьер де ла Фушардьер из дивизии Леклерка», — представился молодой офицер, отдавая честь. Затем, слегка наклонившись, он взял руку старой дамы и поцеловал ее. Четверо мужчин прошли мимо ошарашенной женщины к окну ее гостиной. Оттуда они могли видеть Горную школу, расположенную всего в тридцати ярдах по ту сторону бульвара Сен-Мишель. Там, за мешками с песком, сложенными в окнах школы, ла Фушардьер увидел то и дело высовывавшиеся каски оборонявшихся немцев. Никогда за сорок месяцев боев он не видел врага так близко. Словно герой какого-нибудь вестерна, ла Фушардьер извлек свой кольт, прислонился к косяку окна и пальнул в изумленных немцев. Элегантный, заставленный книгами салон пожилой дамы наполнился едким запахом пороха. Она сама покорно уселась в кресло в углу комнаты и с восхищением и ужасом наблюдала, как четверо мужчин превращают ее гостиную в миниатюрное поле боя. Расстреляв все патроны, ла Фушардьер положил свой пистолет на полированную поверхность антикварного, в стиле Людовика XVI, стола и в восторге плюхнулся на красную бархатную софу.