Продавец троллей - Бент Якобсен

— Послушай-ка, бабушка! Что это ты вырядилась для прогулки в такое рванье? Не боишься, что тебя продует на ветру? Хочешь, я дам тебе, из чего сшить плащ получше? На, держи! Это тебе подарок от Альберта Шмидта!

С этими словами Альберт схватил шкуру, которая висела у него через плечо, и кинул на руки ведьме. Та не успела и глазом моргнуть, как шкура упала на ее согнутую руку. Аицо ее исказилось гримасой несказанного ужаса, она открыла рот, чтобы крикнуть, но из ее горла не вырвалось ни единого звука. На руки ей упала шкура одного из блоксбергских волков!

— Гляди, бабуся! Эта у меня не последняя! Передай всем остальным своим сестрицам, что Альберт Шмидт с удовольствием еще сходит на охоту и всем им подарит по волчьей шкуре.

Тут Альберт скинул с плеча еще две шкуры и бросил их наземь к ногам ведьмы. Старуха наконец пришла в себя от оцепенения. Она так поспешно отбросила накинутую на руку шкуру, словно та жгла ей кожу, и, завизжав, косолапой трусцой припустила прочь в дикую пустошь.

Я всегда знал, что Альберт — прекрасный охотник и бесстрашный человек, но в тот вечер даже я удивлялся, глядя на него. Он протянул мне свою широкую ладонь, и мы поздоровались. Прошло много лет, с тех пор как мы виделись.

— А вот и ты, друг Кастанак, — только и сказал он.

— Я выехал сразу же, едва получил твое письмо, — ответил я. Он кивнул.

Затем мы вошли в хижину. Альберт тщательно запер дверь на все засовы. Потом он разжег огонь в очаге и приготовил на ужин такое кушанье, вкуснее которого я нигде, кроме как у него в хижине, не пробовал. Он сам вялит и коптит мясные припасы, сам печет хлеб и подает к нему горячий бузинный чай. Это просто изумительное угощение, в особенности когда сидишь в теплой хижине, а за стеной гудит ветер. Ненадолго все почудилось таким, как в прежние времена, и мне кажется, что нам обоим вспомнились тогда былые вечера, когда мы вот так же сидели с ним за столом. Но мы оба хорошо понимали, что на пустоши начались перемены и ждать новых осталось недолго.

— Волки за последние годы совсем обнаглели, — сказал Альберт. — Недавно они начали по ночам возиться под дверью, пытаясь ворваться в дом. Вот я и решил, что пора дать им хороший урок!

Я не стал расспрашивать, в чем этот урок заключался. Три волчьи шкуры говорили сами за себя. Я понял, что Альберт устроил охоту на волков и что схватка была жестокой, но проигравшей стороной стали волки.

— Ну а как поживают тролли? — спросил я Альберта. — Приходят ли они по-прежнему на помощь человеку, когда на него нападают ведьмы и волки?

Альберт долго молчал, прежде чем ответить.

— Тролли что-то совсем зачахли! — произнес он наконец. — Их осталось совсем немного, да и те, что еще есть, плохо растут. Они сильно измельчали и почти не вылезают из своих нор в глубине Блоксберга, только иногда приходят, чтобы оплакивать гибнущие ивы. Я однажды наблюдал из засады на северном склоне, как они часами бродили среди засыхающих деревьев. Они ощупывают толстые стволы своими тонкими пальчиками и никак не могут понять, отчего дерево умерло.

По письму Альберта я уже догадался, что дела на пустоши обстоят плохо, но эта новость показалась мне совсем мрачной. На пустоши было нарушено природное равновесие, причем, быть может, безвозвратно. Возможно, я мог бы это предотвратить, если бы не был так слеп все эти годы! Все мое внимание было обращено на ведьм и волков и других удивительных созданий, которые обитают на Блоксбергской пустоши, но я забывал заняться теми существами, которые противостояли злым силам. Тролли производили такое легкомысленное впечатление из-за их вечных проказ и шалостей! Теперь я наконец понял, что тролли были гораздо важней, чем можно было подумать, судя по их смешной наружности и дурашливому поведению. Понял я и то, что необычные ивы, росшие на северном склоне Блоксберга, под которым находятся глубокие норы троллей, дают троллям жизненные силы. Эти ивы всегда казались старыми, но с годами они не менялись. Они не росли и не давали новых побегов. Поэтому мы называли их вековечными ивами, но теперь эти деревья умерли, а вместе с ними стали исчезать тролли. Если бы я не поддался наваждению, которым ослепили меня ведьмы, все могло бы обернуться иначе и мы успели бы спасти ивы. Теперь же было похоже на то, что я уже опоздал. Оставался только один выход.

— Завтра еще до рассвета нужно идти на Блоксберг, — сказал я, и Альберт Шмидт кивнул.

Норн под Блоксбергом

Наутро Альберт Шмидт разбудил меня еще до рассвета. За окном было темно, а над пустошью завывал ветер. Альберт уже оделся в кожаный охотничий костюм и снарядился так, чтобы быть готовым к любым неожиданностям. Он опоясался широким ремнем, от которого через плечо наискось тянулся второй, потоньше, — это был в точности тот же наряд, который описал мой прапрадед Арсен Састрафен в своем рассказе о Вальтере Шмидте. За поясом у Альберта были заткнуты все шесть охотничьих ножей его пращура.

Мы вышли в предрассветный холод и побрели по пустоши. Спустя немного небо начало светлеть и на горизонте появилась розовая полоска, впереди замаячила черная громада Блоксберга. Когда рассвело, мы подошли к подножию горы. На вершину Блоксберга не проложено ни единой тропки, так как в нынешние времена никто из людей туда не ходит. Поэтому мы двинулись вокруг горы по ее нижнему краю. Почва там неровная, то и дело на пути попадаются глубокие впадины и трещины. Требовалось порядочно времени, чтобы добраться до северного склона, но мы не останавливались по дороге и, когда обогнули гору, еще было утро. Мы начали подниматься наверх. Нижняя часть горы — самая крутая, по склонам встречается много каменных осыпей, так что подъем довольно труден. Приблизительно через час мы преодолели самую крутую часть склона и вышли на выступающее террасой ровное плато, за которым гора вздымается вверх почти сплошной вертикальной стеной. Именно здесь и росли вековечные ивы, а за ними в скале находились те щели и трещины, которые образуют вход в пещеры троллей, уходящие далеко в самые недра горы.

На плато перед нами предстало плачевное зрелище. Вековечные ивы стояли с облетевшей листвой, вытянув к серому небу нагие ветви. Некогда крепкие стволы теперь позеленели, покрывшись лишайниками и грибницами. Несколько деревьев, в прежние времена таких твердых, что не поддавались ни одной пиле, уже повалились. Живы были только корни, судорожно вцепившиеся в землю, но трухлявая древесина уже догнивала и видно было, что скоро она истлеет совсем.

При виде жалкой гибели этих удивительных деревьев меня охватило горькое чувство и я невольно вспомнил то давнее время, когда увидел их впервые. В то время ивы были в точности такими, как их описал мой прапрадед Арсен Састрафен. Они быстро вырастают, достигая положенной высоты, и затем уже не меняются. О том, что случилось с ними сейчас, можно было только догадываться, но, как бы я ни гневался и ни огорчался, я понимал, что даже если узнать, какие именно злые силы привели к такой беде, от этого не будет никакого толку. Сейчас надо было спасать то, что еще можно спасти!