Цивилизация Просвещения - Пьер Шоню

В середине века в связи с необходимостью широкомасштабного освоения национальных земель в Европе географы и землемеры, долгое время учившиеся кто во что горазд, перешли к школьному образованию. «Трюдену пришла в голову мысль о бюро, которое готовило бы „географов и рисовальщиков планов и карт крупнейших дорог и путей королевства” под руководством опытного инженера» (Ф. де Дэнвиль). Эта задача была в 1747 году возложена на плечи Перроне: в 1742 году тот основал в Алансоне небольшое бюро подобного типа. Нововведение получило широкое распространение. Кассини, когда 7 июля 1747 года Людовик XVI поставил перед ним непомерную задачу представить для всего королевства такое же чудо точности, какое он создал для Фландрии, начал с основания инженерной школы, которая как раз и обеспечила его специалистами. Если бы не математическое образование, полученное в коллеже, проблема набора, в любом случае трудная, оказалась бы неразрешимой. Более скромное, но того же рода начинание в физиократическом духе — Хлебопекарная школа (1780), основанная на идеях Каде де Во и Пармантье.

Крупнейшим потребителем, питомником образования, распространения знаний, научного прогресса была армия. Преподавание наук делало стремительные успехи в военных и артиллерийских школах. Крупные артиллерийские школы датируются 1720 годом. Свою роль сыграло соперничество между государствами. Французская модель становится известной и повсеместной. Первыми пускаются в погоню австрийцы, испанцы, пьемонтцы: баллистика использует достижения математики. Начиная с 1758 года происходит разделение. Уровень науки растет так быстро, что вскоре становится необходимостью основание подготовительных и вспомогательных школ, в роли которых выступают начальные военные школы.

Как и в случае с инженерами путей сообщения, мы можем наблюдать функционирование одной из составляющих множителя, процесса повышения уровня. С введением высшего технического образования уровень научной компетентности стремительно поднимается, вследствие чего становится обязательным подготовительное техническое образование, преимущественно научного плана. Тот же эффект можно было бы продемонстрировать на примере обучения морских гвардейцев (судовых офицеров), для которых указ 1764 года устанавливал, наряду с системой трех рангов, повышение в чине в соответствии с заслугами. Отныне в самом аристократическом из офицерских корпусов право рождения не избавляло от тяжкой необходимости зубрить тригонометрию, астрономию и анализ. Так же обстояло дело и в Королевской школе инженерных войск в Мезьере.

Государство и заинтересованность, нередко вполне бескорыстная, частных лиц способствовали работе множителя. Вспомним экспериментальную физику — не ту, с которой начались все несчастья Кандида, а физику аббата Нолле: она сделалась любимицей порядочных людей. Следует ли на английский манер говорить об «ученых дилетантах»? Не будем слишком строги. Восемнадцатый век решительно изменил вкусы, он создал атмосферу, в соответствии с которой общественное мнение развернуло механистическую натурфилософию лицом к науке.

Прежде всего академии как средство нейтрализовать сопротивление оплота аристотелизма — университета. В Англии — мирное сосуществование: у университета и Королевского общества «было немало общих членов». В Италии и Франции академии в полной мере играли роль дополнительных университетов и нередко антиуниверситетов. Национальные государства вносили свою лепту. Первой стала флорентийская Академия дель Чименто (Академия эксперимента; 1657–1667). За ней в 1662 году последовало Лондонское королевское общество, а в 1666-м — Парижская академия наук.

Первоначально механистическая философия воспринималась как великий замысел: «Научные общества — это утопия научной мысли. Академии — развитие мифической темы, присущей западной мысли. [В момент основания они распространяют аромат будущего масонства — своего рода запах, оставшийся от розенкрейцерства.] Объединение ученых и… разумная организация их усилий на благо человечества» (Гусдорф). Во Франции об этом первым задумался Мерсенн — одновременно с англичанином Бэконом. Как хорошо показано мадам Кольнор, подобный великий замысел одушевлял группу издателей Бруо. Академический дух лежит в основании целой сети, с 1660-х по 1730—1740-е годы раскинувшейся по всей Европе. Лейбниц, разъезжая по Германии, работал ее коммивояжером. В 1667 году он предложил проект создания академии: прошло тридцать три года, прежде чем он был осуществлен в Берлине. Но в Бранденбурге-Пруссии было кое-что получше: Галле — первый университет, проникнутый новым духом, в котором преподавали Христиан Томазиус и Христиан Вольф (несмотря на знаменитый инцидент 1723 года). «Опыт Галле доказал возможность оплодотворять научные исследования преподаванием и преподавание — научными исследованиями». Возможно, Галле не был единственным в своем роде; вспомним Альтдорф (под Нюрнбергом). Нечто подобное наблюдалось и в Лейдене при Бургаве (1668–1738) и его учениках и непосредственных преемниках — Мушенбруке и Гравезанде. Счастливая Голландия!

Множитель академий, продолжением которых служили научные общества; в середине XVIII века многие сотни людей были помешаны на экспериментальной физике. Множитель печатных изданий; научные журналы — «средство связи внутри сообщества умов, не имеющего ни договора, ни конституции, но по праву охватывающего весь мир в соответствии с глубинным духом идеологии, которую выражает программа Ольденбурга». «Philosophical Transactions» («Философские записки»), светская власть Королевского общества, вместе с «Журналом ученых», издаваемым Академией наук, — самое мощное из этих средств. Эти два журнала начали выходить одновременно, в 1665 году. «Philosophical Transactions» издавались в Лондоне по-английски, переводились в Амстердаме на латынь для ученых восточной части, по-прежнему думавших по-латыни, а Парижская академия наук заказывала для себя французский перевод. Кроме того, «Philosophical Transactions» лучше отвечали новому духу; отмеченные печатью личности Ньютона, они (как указывает и их название) были в большей степени посвящены исключительно точным наукам. Благодаря Лейбницу в Лейпциге с 1682 года издавались «Acta eruditorum»: Голландия, страна издателей и книгопродавцев, не могла остаться в стороне. Она изъясняется по-французски и ориентирована несколько иначе; Бейль публикует «Новости литературной республики» (1684). В 1687 году Бейль и его «Новости» уступают место Банажу де Бовалю и его «Истории научных трудов». В это же время протестантский теолог Леклерк издавал свою «Всеобщую и историческую библиотеку», имевшую философско-литературное направление. Эти монополии были слишком могущественными. Они взывали о конкуренции. В 1701 году Общество Иисуса обзавелось чем-то вроде собственного «Журнала ученых» — «Записками по истории науки и искусства», общеизвестными просто как «Записки Треву».

Проследим за этим инструментом в действии: «…Научные общества образовывали множество почтовых отделений, активных центров переписки, благодаря которым секретари, такие как Ольденбург [в Англии] или Фонтенель, могли играть важнейшую роль интеллектуальных диспетчеров». Лучшей иллюстрацией здесь может служить пример самого гениального из самоучек, титана работы со сверхчувствительным микроскопом — Левенгука (1632–1723). «Его огромного размаха исследования были изложены в трехстах семидесяти пяти письмах, адресованных Лондонскому королевскому обществу начиная с 1673 года. При посредничестве „Philosophical Transactions”, отмечает Георг Гусдорф, и вдохновлявшихся ими публикаций открытия Левенгука стали событием европейского масштаба. Не будь этих благоприятных обстоятельств, приказчик делфтского суконщика никогда бы не смог привлечь внимание ученых». Восемнадцатый век унаследовал эти инструменты, он умножает их количество, увеличивает тиражи, ускоряет распространение.

Журналы и книги; в основе лежит совокупность технических возможностей. Кто не обращал внимания на регулярную редукцию этой лучшей из систем распространения идей? Где ненадежные печатные станки первой половины XVI века, хрупкие литеры которых ломались уже после трехсот выпусков? Книга становится основательнее. Лучше выправленные гранки, четко пропечатанные литеры, более удобный формат; не крошечные буквы пасквилей и не тяжеленные ин-фолио, но ин-октаво и ин-кварто отвечают требованиям к современным книгам: 1660–1680,1720—1740.

Во второй половине XVII века география книги радикально меняется по сравнению с его первой половиной. Прежде: север Италии, Нидерланды, Рейнская область, а также Лион, Антверпен, Венеция и Базель. В 1660–1750 годы география книги демонстрирует появление новых силовых линий в интеллектуальном и экономическом поле. Во Франции — Париж и его окрестности в соединении с Руаном и Шампанью, отступление рейнской Германии, ослабление Нидерландов в пользу Голландии, исчезновение Италии и мощное возвышение Англии. После 1750 года к этому неизменному центру добавляются окраины: на свое законное место возвращается Германия Гутенберга, а кроме нее на приборной доске лоцманов книжных морей одна за другой вспыхивают столицы севера и крайнего востока.