Короли и капуста (сборник) - О. Генри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе не холодно, Нэнси? – осведомилась Лу. – Слушай, ну что за глупость работать в этом старом магазине за каких-то восемь долларов в неделю! Я на прошлой заработала восемнадцать с половиной. Конечно, гладить не так шикарно, как продавать кружева за прилавком, зато платят хорошо. Ни одна гладильщица меньше десяти долларов не получает. И, кстати, не думаю, что это менее уважаемая работа.
– Ну и занимайся ею, – отозвалась Нэнси, вздернув нос. – А мне хватает моих восьми долларов в неделю и одной комнаты. Я люблю, когда меня окружают красивые вещи и знатные люди. И посмотри, какие у меня перспективы! Одна из наших продавщиц, из отдела перчаток, – так она вышла замуж за купца из Питсбурга – или он кузнец… ну, в общем, кто-то такой. Так он миллионер! И я могу подцепить кого-нибудь. Не говорю, что я красавица, но я по мелочам не играю. А что за возможности у девушки в прачечной?!.
– Ну, почему же, вот я там познакомилась с Дэном, – торжествующе сказала Лу – Он зашел за своей воскресной рубашкой и воротничками и заметил меня за глажкой за первой доской. Мы все стараемся стать за первую доску. Элла Мэггинс в тот день заболела, и я стала на ее место. Он сказал, что сначала заметил мои руки – такие белые и круглые. У меня были закатаны рукава. Иногда в прачечные заходят очень приличные люди. Их сразу видно: они белье приносят в чемоданчике и в дверях не болтаются.
– Как ты можешь носить такую блузку, Лу? – спросила Нэнси, бросая из-под тяжелых век томно-насмешливый взгляд на пестрое одеяние подруги. – Ну и вкус же у тебя.
– А что не так? – вознегодовала Лу. – Я за эту блузку шестнадцать долларов заплатила. А стоит она двадцать пять. Женщина как отнесла ее в прачечную, так и не забрала. Хозяин мне ее и продал. Она же вся в ручной вышивке! Ты лучше скажи, что это на тебе за серое безобразие?
– Это серое безобразие, – холодно ответствовала Нэнси, – точная копия того безобразия, которое носит миссис ван Олстин Фишер. Девушки говорят, в прошлом году у нее счет в нашем магазине был на двенадцать тысяч долларов. Юбку я себе сшила сама. И обошлась мне она в полтора доллара. За пять шагов ты их не отличишь.
– Ладно уж, – добродушно сказала Лу, – хочешь голодать и важничать – вперед. А я буду работать и получать деньги, и покупать за них все, что я сочту привлекательным и милым.
В этот момент появился Дэн – серьезный молодой человек в дешевом галстуке, избежавший печати развязности, которую город накладывает на молодежь, монтер с заработком тридцать долларов в неделю. Он взирал на Лу глазами Ромео, и ее вышитая блузка виделась ему паутиной, запутаться в которой почтет за счастье любая муха.
– Мой друг, мистер Овэнс – познакомьтесь, мисс Данфорт, – представила Лу.
– Очень рад с вами познакомиться, мисс Данфорт, – сказал Дэн, протягивая руку. – Я так наслышан о вас от Лу.
– Благодарю, – отвечала Нэнси, дотрагиваясь до его пальцев ледяными кончиками своих. – Я слышала о вас от нее, и ни раз.
Лу захихикала.
– Нэнси, а это рукопожатие ты подцепила у миссис ван Олстин Фишер? – спросила она.
– Тем более можешь быть уверена, что стоит ему научиться, – парировала Нэнси.
– Ну, мне оно ни к чему. Оно для меня слишком замысловато. Нарочно выдумано, лишь бы брильянтовыми кольцами пощеголять. Вот обзаведусь парочкой, тогда и научусь.
– Сначала научись, – наставительно сказала Нэнси, – тогда больше вероятность, что и кольца появятся.
– Ну, а чтобы покончить с этим ненужным спором, – сказал Дэн со своей всегдашней бодрой улыбкой, – у меня есть предложение. Поскольку я не могу пригласить вас обеих в ювелирный магазин, может быть, отправимся в оперетку? У меня есть билеты. Давайте поглядим на театральные брильянты, раз уж настоящие камешки не про нас.
Верный рыцарь занял свое место у края тротуара, Лу шествовала рядом в пышном павлиньем наряде, а затем Нэнси, стройная, скромная, как воробышек, но с манерами подлинной миссис ван Олстин Фишер, – так они отправились на поиски своих нехитрых развлечений.
Думаю, немногие посчитают универсальный магазин учебным заведением. Но для Нэнси магазин, в котором она работала, стал чем-то вроде школы. Ее окружали чудесные вещи, пропитанные вкусом и избранностью. Когда ты находишься в шикарной атмосфере, то пропитываешься ею, независимо от того, на чьи деньги она обустроена.
Большинство ее покупателей были женщины, занимающие высокое положение в обществе, законодательницы мод и манер. С них Нэнси начала взимать дань – то, что больше всего восхищало ее в каждой из них.
У одной она копировала жест, у другой – красноречивое движение бровей, у третьей – походку, манеру держать сумочку, улыбаться, здороваться с друзьями, обращаться к «низшим». А у своей излюбленной модели, миссис ван Олстин Фишер, она заимствовала нечто поистине замечательное – негромкий нежный голос, чистый, как серебро, музыкальный, как пение дрозда. Это пребывание в атмосфере высшей утонченности и хороших манер неизбежно должно было оказать на нее и более глубокое влияние. Говорят, что хорошие привычки лучше хороших принципов, а хорошие манеры, вероятно, лучше хороших привычек. Родительские поучения могут и не спасти от гибели вашу пуританскую совесть; но если вы выпрямитесь на стуле, не касаясь спинки, и сорок раз повторите слова «призмы, пилигримы», сатана отойдет от вас. И когда Нэнси прибегала к ван-олстин-фишеровской интонации, ее до костей пронимал гордый трепет важности ее положения.
Работа в магазине сослужила ей и еще одну службу. Когда вам доведется увидеть, что несколько продавщиц собрались в тесный кружок и позвякивают дутыми браслетами в такт, по-видимому, легкомысленной беседе, не думайте, что они обсуждают челку модницы Этель. Может быть, этому сборищу не хватает спокойного достоинства мужского законодательного собрания, но важность его равна важности первого совещания Евы и ее старшей дочери о том, как поставить Адама на место. Это – Женская Конференция Взаимопомощи и Обмена Стратегическими Теориями Нападения на и Защиты от Мира, Который есть Сцена, и от Зрителя-Мужчины, упорно Бросающего Букеты на Таковую. Женщина – самое беспомощное из живых созданий, грациозная, как лань, но без ее быстроты, прекрасная, как птица, но без ее крыльев, полная сладости, как медоносная пчела, но без ее… Лучше оставим метафоры – среди нас могут оказаться ужаленные.
На этом военном совете обмениваются оружием и делятся опытом, накопленным в жизненных стычках.
– А я ему говорю, – рассказывает Сади, – ты просто нахал! За кого ты меня принимаешь, чтобы говорить мне такие вещи! И что вы думаете, он мне ответил?
Головки – черные, каштановые, рыжие, белокурые и золотистые – сближаются. Сообщается ответ и совместно решается, как в дальнейшем парировать подобный выпад на дуэли с общим врагом-мужчиной.
Так Нэнси постигла искусство защиты; а для женщины успешная защита означает победу.
В расписании универсама – широчайший диапазон предметов. Наверное, ни один колледж так полно не соответствовал ее жизненной цели – выиграть в брачной лотерее.
Ее прилавок был расположен очень удачно. Музыкальный отдел находился достаточно близко, чтобы она ознакомилась с произведениями лучших композиторов – по крайней мере, настолько, насколько это требовалось, чтобы сойти за тонкую ценительницу в том неведомом «высшем свете», куда она робко надеялась проникнуть. Она впитывала возвышающую атмосферу художественных безделушек, красивых дорогих материй и ювелирных изделий, которые для женщины почти заменяют культуру.
Мечты Нэнси недолго оставались секретом для ее подруг.
– Вон идет твой миллионер, Нэнси! – восклицали они при виде любого мужчины, приближающегося к ее прилавку. Постепенно у мужчин, слонявшихся без дела по магазину, пока их дамы занимались покупками, вошло в привычку останавливаться у прилавка с носовыми платками и не спеша перебирать батистовые квадратики. Поддельный светский тон Нэнси и ее неподдельная изящная красота привлекали их. Желающих полюбезничать с ней было много. Возможно, среди них и были миллионеры; остальные же отчаянно пытались за таковых сойти. Нэнси научилась различать. Сбоку от ее прилавка было окно; за ним были видны ряды машин, ожидавших внизу покупателей. И Нэнси узнала, что автомобили, как и их владельцы, имеют свое лицо.
Однажды обворожительный джентльмен, ухаживая за ней с видом короля Кофетуа, купил четыре дюжины носовых платков. Когда он ушел, одна из девушек спросила:
– В чем дело, Нэн, почему ты его спровадила? Как по мне, товар что надо.
– Он-то? – спросила Нэнси с самой холодной, самой любезной, самой безразличной улыбкой из арсенала миссис ван Олстин Фишер. – Но не для меня. Я видела, как он приехал. Машина в двенадцать лошадиных сил, и шофер – ирландец. А ты видела, какие платки он купил, – шелковые! И у него кольцо с печаткой. Нет, мне или подлинное – или вообще ничего не надо.