Купеческий сын и живые мертвецы (СИ) - Белолипецкая Алла

— Папенька, как вы себя чувствуете? Вам больно? — Зина склонилась к отцу, хотела приподнять его голову, однако Иван придержал её за плечо — не позволил ей прикоснуться к пострадавшему.

— Лучше его сейчас не трогать, Зинуша, — произнес купеческий сын. — Мы не знаем, какие травмы он получил, и можем только причинить ему вред.

— Так нужно тогда послать за доктором! — вскинулась Зина. — Может быть, ты или Валерьян за ним съездите? Вы ведь, наверное, прибыли сейчас на нашей бричке?

Зина явно не выглядывала в окно — да и что она увидела бы в темноте? Хотя, пожалуй что, отсутствие запряженной брички во дворе она всё-таки могла бы заметить! И купеческий сын не успел ещё даже придумать, как он скажет Зине о том, что бричка осталась подле алтыновского дома, и что пешком пойти за доктором они не смогут — нет у них никакой возможности тратить на это время. Но тут снова встрял Валерьян:

— Сейчас в дом Алтыновых должен прибыть врач, чтобы осмотреть Софью Кузьминичну. А после этого он мог бы заняться и отцом Александром. И я готов прямо сейчас в алтыновский дом сбегать — привести доктора сюда, как только он освободится.

Иван не мог не отметить, что Валерьян сказал Софья Кузьминична вместо обычного маменька. Но Зина, похоже, на это никакого внимания не обратила.

— Валерьян, голубчик, сбегай! — воскликнула она и прижала к груди молитвенно сложенные руки, что Ивану Алтынову не особенно понравилось — в совокупности с обращением "голубчик" по отношению к Валерьяну.

— Нет, — Иван покачал головой, — это совершенно невозможно! Ни Валерьян, ни я вернуться домой сейчас не можем.

— Так что же, — воскликнула Зина, и такое негодование прозвучало в её голосе, что Эрик, так и сидевший под табуретом, издал короткое удивленное мяуканье, — мой папенька будет лежать без всякой помощи? Ежели вы двое по каким-то своим резонам не желаете возвращаться домой, тогда я сама к вам в дом сбегаю — прямо сейчас!

"А ведь она и впрямь побежит!" — подумал Иван почти что с восхищением. Но, уж конечно, ни за что на свете не отправил бы он Зину бегать по улицам одну. И Валерьяна одного тоже не отправил бы: попались он только в руки исправника, тотчас угодил бы под арест. Равно как и сам Иван. Однако выход Валерьян предложил совсем даже не глупый — следовало отдать ему должное. Вот только — его план нужно было скорректировать.

4

Отец Александр продолжал жалобно стонать, но, по крайней мере, Иван не замечал кровавой пены у него на губах. Хотя бы это внушало надежду. Ясно было: свалившийся на священника сундук сломал ему несколько ребер; но, по крайней мере, отсутствовали признаки, что сломанные ребра повредили ему лёгкие. Так что — шансы дождаться прихода врача у Зининого папеньки имелись. И дело оставалось за малым: добиться, чтобы врач появился здесь. Как ни странно, мысль о том, каким именно способом это можно было бы обеспечить его визит, посетила Ивана Алтынова благодаря недавним словам исправника Огурцова, услышанным в саду.

— Что за записку ты пишешь? — спросил Валерьян, когда он Иван стал быстро черкать строки карандашом на листе бумаги, который принесла ему Зина. — Хочешь при помощи этой эпистолы вызвать сюда доктора? А доставлять-то это письмо кто будет? Меня, как я понимаю, ты отправлять с ним не пожелаешь.

— Не пожелаю, — подтвердил Иван. — У меня имеется другой почтальон на примете.

Закончив писать, Иван сложил лист бумаги вчетверо, вложил в него еще одну бумажку, а потом повернулся к Зине, которая опустилась на колени подле своего отца и шептала ему что-то успокоительное — к нему самому, впрочем, не притрагиваясь.

— У тебя, Зинуша, найдётся какой-нибудь тонкий платок или недлинный шарфик? — спросил купеческий сын.

Зина повернула голову — глянула на Ивана без всякого удивления. Должно быть, всё, что приключилось с ней за минувшие сутки, сильно уменьшило её способность удивляться.

— Да, — сказала она и, не раздумывая и не задавая никаких вопросов, быстро сняла со своей шеи тонкую косынку из бежевого муслина и протянула её Ивану.

— То, что нужно! — Иван принял этот шелковистый треугольник ткани, ещё тёплый от соприкосновения с Зининой кожей, и снова — уже не впервый раз после своего возвращения — ощутил совсем не своевременный внутренний трепет.

То, как стала воздействовать на него Зина, даже немного пугало купеческого сына. Прежде (десять лет назад) он не вполне отдавал себе отчёт в своих истинных к ней чувствах, а теперь — весьма некстати — ощущал всё возраставшее своё к ней влечение. Не то, чтобы это было ему неприятно — но слишком уж сильно отвлекало от правильных мыслей и насущных дел.

— Эрик, малыш, иди сюда! — позвал Иванушка.

И его кот, хоть и не моментально, выбрался из-под табурета, а затем неторопливый рысцой приблизился к нему. Иван подхватил его свободной рукой под упругий живот, поднял с полу и почесал котофею шею под подбородком костяшками пальцев той руки, в которой были зажаты записка и Зинина косынка.

— Ну, — проговорил купеческий сын, — в гостях хорошо, а дома лучше. Правда ведь? И пора тебе возвращаться домой, кот-путешественник!

5

Эрик не подкачал: повёл себя в точности так, как и рассчитывал Иван Алтынов. Он повязал котофею бежевую Зинину косынку, упрятав под нею свою записку с вложением так, чтобы белый уголок торчат наружу. А потом вынес рыжего зверя из дому, донес до калитки и опустил на землю. И — да: Эрик тотчас же, не медля ни мгновения, рванул по Губернской улице в сторону Пряничного переулка, по направлению к дому.

— Думаешь, твое послание заметят? — спросил Валерьян, который вышел из дому следом за Иваном и встал сейчас рядом с ним.

— Лукьян Андреевич наверняка заметит. Но мы всё равно должны подождать здесь — пока не увидим коляску доктора. — Иван с трудом подавил вздох: на часы он глядел пару минут назад и знал, что до рассвета остаётся примерно два с половиной часа.

— А ежели исправник Огурцов прочтет твою эпистолу?

— Да хоть бы и прочтет! Почерка моего он не знает, а по содержанию вряд ли он сумеет что-то понять. Не ясновидящий же он!

И вправду: Иван составил текст с таким расчетом, что об авторстве мог догадаться старший приказчик его отца Лукьян Андреевич, но уж никак не исправник. В записке говорилось следующее:

"Для доктора Краснова, который должен прибыть в дом купца Алтынова.

Милостивый государь!

Покорно прошу извинить за странный способ отправки Вам приглашения. Но, смею Вас уверить: этот зверь и от собак, случалось, спасался, и от кого пострашнее — тоже. Так что уповаю на его благополучное возвращение домой. И прошу Вас не медля прибыть в дом протоиерея Тихомирова, как только вы завершите визит свой в купеческий дом. Ибо священнику срочно надобна Ваша помощь — без оной ему, возможно, не удастся и до рассвета дотянуть. Дочь священника, Зинаида, впустит Вас в дом. Прилагаю авансовую плату за Ваши услуги".

Никакой подписи Иван под запиской своей не оставил, зато внутрь сложенного листа вложил банкноту с портретом императрицы Екатерины Второй: сто рублей. Благо, он догадался опустить в карман своего пиджака портмоне с деньгами, когда давеча переодевался.

— Ладно, тебе виднее, — сказал Валерьян.

Какая-то неясная перемена произошла в нем: он словно весь подобрался, заключил себя в подобие брони. И, хоть перед тем он изъявлял намерение вернуться домой, новых попыток к бегству он больше не предпринимал. По крайней мере, пока. Впрочем, Ивана не особенно поразил случившийся с Валерьяном переворот — как-никак, он тоже оказался из Алтыновых.

— Пойдём, посидим на крыльце, раз уж нам нужно дожидаться доктора, — сказал он Ивану. — Нам с тобой хорошо бы обговорить кое-что.

Так что они вернулись в дому священника и уселись там рядышком на нижней ступеньке крылечка. Иван подумал: ему следует зайти в дом — проведать Зину и священника; но сперва он решил послушать, что хочет сказать ему родственник.