Секрет Сабины Шпильрайн - Нина Воронель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лина Викторовна пожаловалась, что у нее стеснение в сердце, и Феликс тут же подозвал такси: «Предупреждаю – платить буду я. Ведь я получаю деньги от немецких властей, и надо их скорей истратить, они жгут мне руки». Мы приехали в отель, принесли Лине китайский обед и уложили ее спать.
«А теперь пошли читать, что она написала», - объявил Феликс по дороге к лифту, а Юрик жалобно заныл: «И я с вами!» - «Ты не хочешь побегать по Нью-Йорку? - спросила я: Юрик был мне ни к чему – Ведь завтра утром мы улетаем». Феликс как стоял, так и сел прямо на грязный пол: «Что значит - завтра утром улетаем?» - «Что это может значить? Складываем вещички, едем в аэропорт и садимся в самолет «Нью-Йорк – Москва». - «А почему ты мне об этом не сказала раньше?» - «Я думала, ты знаешь – ведь сегодня последний день конференции». – «Вам что – ни одного добавочного дня не дали?» - «Мы – бедные российские граждане, у нас нет денег на вашу буржуазную роскошь».
«Хорошо, раз так, идите к Лильке в номер и ждите меня – я тут же вернусь. Но без меня не читать, ладно?» И убежал – прямо по лестнице, не дожидаясь лифта. Мы с Юриком отправились ко мне, и я всю дорогу волновалась, что подумает обо мне Юрик, увидев развороченную постель и разбросанные по полу подушки. Но волновалась я напрасно: номер выглядел девственно невинным – полотенца поменяли, постель застелили и подушки вернули на место.
Юрик все время намеренно злобно молчал. «Может, выпьем чаю?» - спросила я, чтобы разрядить напряжение. Юрик не ответил. Я рассердилась и только-только собралась выставить его за дверь, как он рубанул с плеча: «У тебя что, роман с этим немецким хмырем?» - «С какой стати ты спрашиваешь? Ты мне кто – муж или любовник?» - «Ты права, я тебе никто. Никто я тебе, и лучше мне уйти. А записки ты мне дашь почитать в самолете». И он ринулся к двери, с разбегу налетев на входившего в номер Феликса.
«Куда вы, Юрик?» – спросил вежливый Феликс, будто этот дурацкий Юрик был позарез ему нужен! Но Юрик уже мчался по коридору, не очень разбираясь, куда его несет. «Что с ним?» - «Ерунда! Небольшой приступ ревности». Феликс насторожился: «У тебя с ним что-то было?» - «Ты что? Мне и в голову не приходило, что он в меня влюблен!» - «Так-таки не приходило? Да это за версту бросалось в глаза”. Я хотела рассердиться, но Феликс меня перебил: “Ладно, я прощаю тебе этого Юрика! И расскажу тебе неожиданную приятную новость – я лечу в Москву вместе с вами».
Тут я и впрямь рассердилась: «Терпеть не могу глупых шуток!» - «Какие тут шутки? Я поменял билет!» - «А что, у тебя есть виза?» - «У меня есть нечто лучше визы – у меня есть русский паспорт!» -«Еще одна глупая шутка?» - «Это шутка, но вовсе не глупая, потому что ее придумала моя мама. Ты просто не можешь себе представить, какая у меня хитрожопая мама! Опять я сказал что-то не то? А-а, про маму так нельзя! Ну, а если она хитрожопая, так как ее назвать? Когда мне исполнилось 16 лет, тогда русские паспорта выдавали кому хочешь. Так она чуть ли не силоком - как,как, волоком? – ага, все-таки силком – это такой капкан, да? - поволокла меня в Москву и устроила мне русский паспорт. Так и сказала – мало ли что бывает? Может, тебе придется от немцев обратно в Россию бежать. А ты говоришь - не хитрожопая!»
«Ладно, убедил – хитрожопая. Но что ты будешь в Москве делать?» - «Доказывать тебе, что наш роман – не курортный». - «Но я же улетаю в Новосибирск!» - «Никуда ты не улетаешь – твой билет я тоже поменял, и отложил Новосибирск на неделю». - «Как ты все это проделал с такой скоростью?» - «У меня есть турагент, старый друг, который все может. Вот он действительно хитрожопый! Ну что ты морщишься – он же не мама, про него можно. Он и отель нам на неделю заказал – называется «Космос»!»
Я чуть не упала в обморок: на всю Россию было известно, что «Космос» - приют валютных проституток, и к тому же он расположен у черта на рогах. «А ты не можешь своего хитрожопого агента попросить поменять «Космос» на что-нибудь более скромное?» – «А чем плох «Космос?» - «Тем, что в «Космосе» меня арестуют как валютную проститутку». - «Действительно арестуют? Ну и порядки у вас! Ладно, давай поищем другой отель». Он ткнул пальцем в компьютер и получил список московских гостиниц: «Я скоро обалдею от ваших русских штучек! Почему у всех людей отели, а у вас гостиницы?» Мы выбрали гостиницу с милым именем «Матрешка», и вдруг вспомнили, что собирались читать исповедь Сабины.
Она потрясла нас с первых же строк – искренность и натуральность тона сразу снимали все подозрения в том, что Лина все это придумала. У меня, собственно, никаких подозрений и не было – я слишком хорошо знала Лину, чтобы не поверить правде того, что она написала. Да и зачем ей было доводить себя до потери памяти, чтобы придумать такую невероятную сказку? Оставался только необъяснимый неотвеченный вопрос – откуда она это взяла?
Когда мы дочитали до рассказа Сабины о том, как она решила притвориться неизлечимой истеричкой, я вспомнила про книгу, брошенную Линой на край стола, книга называлась «Сабина Шпильрайн между Юнгом и Фрейдом». Откуда она появилась у Лины, я сразу сообразила – я видела стопку таких книг на прилавке возле кофейного бара в киноклубе «Форум». Я сказала Феликсу: «Я схожу принесу эту книгу, и мы сможем сравнить рассказ Лины с текстом книги». Дверь в Линин номер была конечно не заперта, верхний свет не погашен, но ей это не мешало. Я склонилась над ней – она дышала ровно, погруженная в глубокий сон. Я взяла книгу, погасила верхний свет и зажгла настольную лампу, чтобы ее не испугала темнота.
Едва мы начали разбираться в дневниках и письмах Сабины, нам стало ясно, что эта работа не на день и не на два. «Кажется, ты правильно решил остаться на неделю в Москве, - вздохнула я, - хотя вряд ли даже за неделю мы сможем свести концы с концами». – «Раз так, давай начнем уже сейчас», - кротко согласился Феликс и начал расстегивать пуговицы моей нарядной блузки, надетой ради визита к Ксанке. Его прервал настойчивый стук в дверь. «Неужели Юрик вернулся?» – ужаснулась я.
“Лилька, открой, мы опаздываем!” – раздался из-за двери голос Лины Викторовны. “Боже, сегодня закрытие конференции!” – вспомнил Феликс и бросился к двери, на ходу приводя в порядок свою расхристанную одежду. Руки у меня дрожали и я никак не могла застегнуть пуговицы блузки. Острый взгляд Лины сразу охватил развороченную постель и криво застегнутые пуговицы. “Вы что, не собирались идти на закрытие?” – “Мы зачитались вашими воспоминаниями и забыли”. – “Ах, зачитались? – ехидно вздохнула Лина и легкой рукой застегнула мои взбесившиеся пуговицы. – А ты хоть волосы причеши, - сказала она Феликсу, - и в таком виде уже можно идти”.
Наутро, после закрытия конференции, мы улетали обратно в Москву. Увидев Феликса рядом со мной в миниавтобусе, милостиво оплаченном за счет конференции, Лина спросила: «Он что, решил проводить тебя до самого аэропорта? Какая галантность!» – «Вы даже не представляете степени галантности, - я решил проводить ее до самой Москвы!» - Лина прикусила губу, пытаясь оценить размер бедствия, но по природной деликатности лишних вопросов задавать не стала, тем более, что началась обычная предотлетная суета – сдача вещей, проверка билетов и размещение в салоне самолета.
Я сидела рядом с Линой, а Феликс с Юриком в соседнем ряду. Когда мы спиралью взмыли над Нью-Йорком и нам позволили отстегнуть пояса безопасности, Феликс встал, бережно пересадил меня на свое место,а сам сел рядом с Линой. Юрик всю дорогу сопел, грыз ногти и каждые пять минут бегал в туалет, а Феликс, не умолкая, шептал что-то Лине на ухо. Она так весело смеялась и встряхивала волосами, что не будь ей за семьдесят, я бы ее приревновала.
После обеда Лина позвала Юрика сесть рядом с ней, а мы с Феликсом устроились за их спинами и приступили, наконец, к чтению Лининых записей. Сознаюсь, ничего подобного я не ожидала: это был роман, настоящая драма – без дураков, которая превращала в детский лепет все, показанное в киноклубе «Форум». Мы прочли один раз и тут же стали перечитывать, чтобы ухватить все мельчайшие детали. Но вместить в память все подробности было невозможно: их было так много, они были такие яркие и ни на что не похожие, а главное поражали своей несомненной подлинностью. Мы так увлеклись, что не заметили, как самолет выпустил шасси и приземлился в аэропорту Шереметьево.
Когда Лина, опираясь на руку Юрика, двинулась к выходу, у меня хватило смелости спросить: «Лина Викторовна, откуда вы все это взяли?» Она засмеялась и ответила шуткой из старого анекдота про японца, изучавшего русский язык. Она постучала себя по лбу и сказала: «Шестьдесят лет это лежало тут, в жопе».- «А как оно туда попало?» Мы уже спускались вниз по трапу. «Это отдельный роман, его надо бы тоже записать, если хватит сил».
Встречать Лину приехал в роскошном «Мерседесе» ее сын Марат – тот, который преуспел и построил трехэтажную дачу на Николиной Горе. Пока он укладывал Линин чемоданчик в багажник, я успела спросить ее: «Надеюсь, ваш личный роман тоже лежит в жопе?» Но ответа не услышала: Марат быстрым движением усадил мать в машину и отъехал – у него не было времени на пустые разговоры. Но Лина все же протянула мне из окна его визитную карточку: «Позвони, если будет нужно». Марат сверкнул на меня недобрым серым глазом, и я вдруг вспомнила, что года три назад, он, приехав навестить мать, довольно настойчиво приударял за мной. Между нами ничего не произошло, хоть был он мужик интересный, а я не играла в монахиню, но тогда у меня был кто-то другой, а Марат был не из тех, что прощают поражения.