Тысяча И Одна Ночь. Книга 9 - без автора

А нутро у Нур-ад-дина было девственное - он никогда не пил вина раньше этого часа - и вино закружилось у него в мозгу, и опьяненье его усилилось. И он поднялся на ноги (а язык его отяжелел, и речь его стала непонятной) и воскликнул: "О люди, клянусь Аллахом, вы прекрасны и ваши слова прекрасны, и это место прекрасно, но только в нем недостаёт хорошей музыки. Ведь сказал об этом поэт такие два стиха:

Пусти его вкруг в большой и малой чаше,Бери его из рук луны лучистой.Не пей же ты без музыки - я видел,Что даже конь не может пить без свиста".

И тогда поднялся юноша, хозяин сада, и, сев на мула из мулов детей купцов, скрылся куда-то и вернулся. И с ним была каирская девушка, подобная свежему курдюку, или чистому серебру, или динару в фарфоровой миске, или газели в пустыне, и лицо её смущало сияющее солнце: с чарующими глазами, бровями, как изогнутый лук, розовыми щеками, жемчужными зубами, сахарными устами и томными очами; с грудью, как слоновая кость, втянутым животом со свитыми складками, ягодицами, как набитые подушки, и бёдрами, как сирийские таблицы, а между ними была вещь, подобная кошельку, завёрнутому в кусок полотна. И поэт сказал о ней такие стихи:

И если б она явилась вдруг многобожникам,Сочли бы её лицо владыкой, не идолом.А если монаху на востоке явилась бы,Оставил бы он восток, пошёл бы на запад он.А если бы в море вдруг солёное плюнула,То стала б вода морская от слюны сладкою.

А другой сказал такие стихи:

Прекраснее месяца, глаза насурьмив, она,Как лань, что поймала львят, расставивши сети,Её осенила ночь в прекрасных кудрях еёПалаткою из волос, без кольев стоящей.На розах щеки её огонь разжигаетсяДушою расплавленной влюблённых и сердцем,Когда бы красавицы времён её видели,То встали б и крикнули: "Пришедшая лучше!"

А как прекрасны слова кого-то из поэтов:

Три вещи мешают посетить нас красавице -Страшны соглядатаи и злые завистники:Сияние лба её, её украшений звонИ амбры прекрасной залах в складках одежд её.Допустим, что лоб закрыть она б рукавом моглаИ снять украшения, но как же ей с потом быть?

И эта девушка была подобна луне, когда она становится полной в четырнадцатую ночь, и было на ней синее платье и зеленое покрывало над блистающим лбом, и ошеломляла она умы и смущала обладателей разума..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот шестьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что садовник того сада привёл юношам девушку, о которой мы говорили, что она до предела красива, прелестна, стройна станом и соразмерна, и как будто о ней хотел сказать поэт:

Вот явилась в плаще она голубом к нам,Он лазурным, как неба цвет, мне казался.И, всмотревшись, увидел я в той же одеждеМесяц летний, сияющий зимней ночью.

А как прекрасны и превосходны слова другого:

Плащом закрывшись, пришла она. Я сказал: "ОткройНам лицо твоё, светоносный месяц, блестящее".Она молвила: "Я боюсь позора!" Сказал я: "Брось!Переменами дней изменчивых не смущайся ты!"Красоты покров подняла она с ланит своих,И хрусталь закапал на яхонты горящие.И решил коснуться устами я щеки её,Чтоб тягаться с ней в день собрания мне не выпалоИ чтоб первыми среди любящих оказались мы,Кто на суд пришёл в воскресенья день к богу вышнему.И тогда скажу я: "Продли расчёт и заставь стоятьТы подольше нас, чтоб продлился взгляд на любимую!"

И юноша-садовник сказал девушке: "Знай, о владычица красавиц и всех блистающих звёзд, что мы пожевали твоего прихода в это место только для того, чтобы ты развлекала этого юношу, прекрасного чертами, господина моего Нур-ад-дина. И он не приходил к нам в это место раньше сегодняшнего дня". - "О, если бы ты мне сказал об этом раньше, чтобы я принесла то, что у меня есть!" - воскликнула девушка. "О госпожа, я схожу и принесу тебе это", - сказал садовник. И девушка молвила: "Делай как тебе вздумалось!" - "Дай мне что-нибудь, как знак", - сказал садовник. И девушка дала ему платок.

И тогда садовник быстро ушёл и отсутствовал некоторое время, а потом вернулся, неся зелёный мешок из гладкого шелка, с двумя золотыми подвесками. И девушка взяла мешок у садовника и развязала его и вытряхнула, и из него выпало тридцать два кусочка дерева, и девушка стала вкладывать кусочки один в другой, мужские в женские и женские в мужские, и, обнажив кисти рук, поставила дерево прямо, и превратилось оно в лютню, полированную, натёртую, изделие индийцев. И девушка склонилась над ней, как мать склоняется над ребёнком, и пощекотала её пальцами руки, и лютня застонала, и зазвенела, и затосковала по прежним местам, и вспомнила она виды, что напоили её, и землю, на которой она выросла и воспиталась. И вспомнила она плотников, которые её вырубили, и лакировщиков, что покрыли её лаком, и купцов, которые её доставили, и корабли, что везли её, и возвысила голос, и закричала, и стала рыдать, и запричитала, и казалось, что девушка спросила её об этом, и она ответила языком обстоятельств, произнося такие стихи:

"Была прежде деревом, пристанищем соловьёв,И ветви я с ними наклоняла свои в тоске.Они на мне плакали, я плач их переняла,И тайну мою тот плач теперь сделал явною.Безвинно меня свалил на землю рубящий лес,И сделал меня он лютней стройной, как видите.Но только удар о струны пальцев вещает всем,Что страстию я убита, ею пытаема.И знай, из-за этого все гости застольные,Услышав мой плач, пьянеют, в страсти безумствуют.И вышний владыка их сердца умягчил ко мне,И стали на высшие места возвышать меня,Мой стан обнимает та, кто выше других красой,Газель черноглазая с истомными взорами.И пусть Аллах бдительный нас с нею не разлучит,И пусть не живёт влюблённый, милых бросающий".

И потом девушка немного помолчала, и положила лютню на колени, и склонилась над ней, как мать склоняется над ребёнком. И потом она ударила по струнам на много ладов, и вернулась к первому ладу, и произнесла такие стихи:

"О, если б влюблённого, свернув, посетили,То тяжесть с него любви они бы сложили.И вот соловей в кустах с ним перекликается,Как будто влюблённый он, а милый далеко.Проснись же и встань - ведь ночь сближения лунная,И мнится, в миг близости сияют нам зори,Сегодня завистники небрежны, забыв о нас,И струны к усладам нас с тобой призывают.Не видишь ты, для любви здесь четверо собраны:То роза и мирты цвет, гвоздика и ландыш.Сегодня для радости собрались здесь четверо:Влюблённый, прекрасный друг, динар и напиток.Бери же ты счастье в жизни-радости ведь еёИсчезнут; останутся лишь слухи и вести".

И Нур-ад-дин, услышав от девушки эти стихи, посмотрел на неё оком любви и едва мог владеть своей душой от великой к пей склонности, и она тоже, так как она посмотрела на всех собравшихся сыновей купцов и на Нурад-дина и увидела, что он среди них - как луна среди звёзд, ибо он был мягок в словах, и изнежен, и совершенен по стройности, соразмерности, блеску и красоте - нежнее ветерка и мягче Таснима, и о нем сказаны такие стихи:

Поклянусь щекою и уст улыбкой прекрасных я,И стрелами глаз, колдовством его оперёнными,Нежной гибкостью и стрелою взоров клянусь его,Белизной чела, чернотой волос поклянуся я,И бровями, что прогоняют сон от очей моих,И со мной жестоки в запретах и в повелениях;Скорпионами, что с виска ползут, поклянусь его,И спешат убить они любящих, разлучая с ним;Розой щёк его и пушка я миртой клянуся вам,И кораллом уст и жемчугом зубов его,Стройной ветвью стана, плоды принёсшей прекрасные.То гранат, взрастивший плоды свои на груди его.Поклянусь я задом, дрожащим так, коль он движется,Иль покоен он, и тонкостью боков его;И одежды шёлком, и лёгким нравом клянусь его,И всей красой, которой обладает он.Веет мускусом от его дыханья прекраснейшим,Благовонье ветра напоено ароматом тем,И также солнце светящее не сравнится с ним,И луна обрезком ногтей его нам кажется..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот шестьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нур-ад-дин услышал слова этой девушки и её стихи, ему понравилась их стройность (а он уже склонился от опьянения), и он начал восхвалять её, говоря: