Истребивший магию - Юрий Никитин

Она смотрела в ужасе.

— Ты так серьезно говоришь… Я чуть не поверила, что ты всерьез!

Он посмотрел на ее чистое личико с круглыми, как у совенка, глазами и вздернутыми красивыми дугами бровей, вздохнул и пригнул голову, сверху проплыла дуга ворот.

Во дворе привычные колодец, неизменные телеги с задранными кверху оглоблями, из распахнутых дверей конюшни доносится конское фырканье, в трех шагах от колодца и ближе к коновязи высится массивный кусок серого гранита, так называемый седальный камень. С него на коня влезают люди пожилые или слишком грузные, а то и отягощенные массивными доспехами и оружием.

Мужчины — существа хвастливые, Барвинок давно заметила, что хотя с камня залезать удобнее, но к его помощи прибегают только те, кто уж никак иначе, а остальные, даже самые толстые, сопят и багровеют мордами, но вскарабкиваются на коня с помощью стремени, а это все равно что подниматься по лестнице, ступая через три ступеньки.

Волхв, как она помнит, к ее недоумению, иногда поднимался в седло, как отягощенный немалым весом старик: ставил стопу в стремя, хватался за луку седла, другой ногой отталкивался от земли и тяжело усаживался, зато в другое время запрыгивал на коня, совершенно не прикасаясь ни к стременам, ни даже к седлу. Барвинок не могла понять, почему так по-разному, это же как можно постоянно бахвалиться удалью и молодечеством, но у волхва все зависит, наверное, насколько тяжелые или легкие мысли застряли в черепе.

Постоялый двор ничем не отличался от остальных, все строятся одинаково, даже еда везде все то же мясо, жареное и вареное, сыр, рыба, птица, хлеб и немного зелени, зато вина много и разного, что и понятно, основной источник дохода.

Барвинок все время думала о своем, на волхва поглядывала когда со злостью, когда с сочувствием. Он заметил эти странности, помалкивал.

Она вяло работала ложкой, вылавливая в супе куски разварной баранины.

— Переночуем, — после долгого молчания спросила она, — а утром отправишься искать беду на свою голову?

— Ты переночуешь, — пояснил он, — я отправлюсь сейчас. Сразу после ужина.

— Что-о?

— Время на исходе, — пояснил он. — Может быть, я уже опоздал.

— Скоро ночь!

— Никто не запрещает ездить и ночью.

— Сумасшедший!

— Точно, — согласился он. — Только мое сумасшествие более здраво, чем рассуждения о богатстве гробокопателей. Так что сумасшедшему… сумасшествие. Ну, ты поняла.

— С трудом, — отрезала она. — Не сумасшедшей понять трудно!

Доужинали в молчании, Олег не стал дожидаться, пока маленькая женщина справится с большой рыбиной, бросил монету на стол и вышел.

Хозяин вырос тут же рядом со столом, будто все время пребывал в невидимости. Монета исчезла в его ладони, на женщину посмотрел вопросительно. Барвинок ответила виноватой улыбкой, запихнула в рот последний кусок и бегом выбежала за волхвом.

Волхв уже вывел коня, Барвинок закричала с крыльца возмущенно:

— Без меня?

Он в удивлении оглянулся.

— Женщина, скоро ночь!

— Вот и присмотрю за тобой, — ответила она дерзко, — чтоб не потерялся!

Он покачал головой.

— Зачем это тебе? Может быть, хоть сейчас скажешь?

Она посмотрела хитренько.

— А вот догадайся.

— Да разное в голову лезет, — пробормотал он. — Разное. Ладно, поиграем и в твои игры.

Оставив своего коня, он вывел лошадку загадочной спутницы, протянул маленькой женщине руку, но она лишь покосилась на его широкую ладонь, такую толстую и надежную, вставила ногу в стремя и поднялась легко, как молодая стрекозка.

Пока разбирала повод, он сам оказался в седле, лишь сделав быстрый шаг к коню и сильно толкнувшись ногами. Барвинок смотрела во все глаза, вот бы ей так управлять конями.

— Готова? — спросил он.

— Не беспокойся, — ответила она. — Не отстану.

— Теперь верю, — пробормотал он, и она не поняла, с какой целью он это произнес. — Ты такая…

Глава 11

Внезапное чувство опасности стегнуло по ее телу, словно пучком крапивы по голой коже. Раздался сухой треск, злобное шипение, яркая вспышка выжгла глаза. Барвинок вскрикнула и прикрыла лицо ладонями, но и под ними видела жуткий ветвистый ствол белого огня, что возник между небом и землей.

Со всех сторон раздавался крик, она с усилием отодвинула трепещущие руки, перед глазами плавают яркие и темные пятна вперемешку, мелькают неясные тени.

Голос Олега раздался совсем рядом:

— Ты как?

— Что это было? — спросила она.

Зрение наконец очистилось, она потрясенно видела, как огромная глыба седального камня стала багровой и медленно расплывается, как воск на жарком солнце.

Со двора народ кто умчался в дом, кто выглядывает в страхе из-за сараев, только двое городских стражей, которым бежать никак нельзя, отступили к стенам и забору, смотрят в ужасе, а массивный обломок скалы на глазах теряет очертания, расползается, оседает к земле, продолжая все еще гореть странно легким синеватым огнем, несерьезным для такой глыбы.

— Молния? — спросила Барвинок. — С ясного неба?

— Молния, — подтвердил Олег. — С ясного неба. Поехали?

Она зябко передернула плечами.

— Да-да…

Алость быстро уходила из камня, вместо глыбы посреди двора осталась огромная толстая лепешка, все еще пышущая жаром. Затем цвет сменился на багровый, люди начали робко приближаться, закрывая лица от жара.

Олег поехал к воротам, Барвинок пустила коня рядом и спросила быстро:

— Это нам?

— Конечно, — ответил он.

— Зачем?

— Предупреждение.

— Настолько милосерден?

Они выехали на улицу, Олег направил коня в сторону городских ворот.

— Не мальчишка, — ответил он медленно, — что жаждет драки. Он не станет тратить магию по любому поводу. Это была демонстрация. Он полагает, что этого может быть достаточно. Для умного человека.

Она фыркнула.

— Для умного!

Он поморщился.

— Разве не так?

— А что, — спросила она быстро, — ты умный? Тебе этого хватит?

— Умному бы хватило, — произнес он невесело, — но дело в том, что я — мудрый. Это дело другое. Умность — одна из частей мудрости. Там еще много чего, женщина…

— Ну да, — сказала она саркастически, — мне совсем не понять. Как и не понять, как ты собираешься бороться с магом такой мощи. Это тебя не убедило, что твоего умения махать кулаками здесь мало?

Он покачал головой:

— Нет.

— Думаешь, твои амулеты спасут?

Он кивнул:

— Да, я так думаю. Во всяком случае, надеюсь. А вот он побаивается.