Ребро медали - Виктор Викторович Емский

занимался периодически. Сидеть в нем никто не имел права даже в отсутствие Его Величества. Другой кабинет отдали командирам взводов. Находились оба помещения во втором этаже старого кирпичного здания, и вела к ним отдельная железная лестница с перилами и галереей.

Часа за два до окончания второй смены на ступеньках раздались нетвердые шаги. Темирзянович на всякий случай слез с дивана и уселся за один из столов. Распахнулась дверь и в кабинет ввалился давешний Рудик.

У отделения службы был сегодня рейд. Сотрудники украли денег, взяли водки и напились, как следует. Когда все стали расходиться, в душе Гацумяна неожиданно проснулось чувство собственного достоинства, и он решил выяснить отношения с Хайретшиным.

Стоя в дверях, Рудик спросил:

– Зачем ты меня сегодня оскорбил?

– Я? – Темирзянович был искренне удивлен. – Тебя? И чем же это?

– По поводу нерусской рожи.

– Так это Чпокин сказал. Вот и иди к нему.

– Нет! Ты специально сделал так, что мне стало обидно.

– Ну и тяжелый же ты человек, – вздохнул Хайретшин. – Ну, обозвали кого-то нерусской рожей. И что с того? Можно подумать ты – русская рожа. Я вон – башкирская рожа. Что ж мне, помереть теперь от этого? И где же здесь оскорбление?

Рудик, будучи сильно пьяным, не смог слепить в своей голове смысловое значение только что услышанного монолога. Единственное, что засело в его мозгу, это несколько фраз, основным наполнителем которых являлось слово «рожа». Он ухватился за одну из них и крикнул:

– Эй, башкирская рожа, пойдем биться!

Хайретшин сделал кислую мину. Драться он не боялся и за кулаком никогда в карман не лазил. Но навалять тумаков пьяному «в сиську» человеку не мог. Для него это действие было равноценно избиению маленького ребенка. Поэтому Темирзянович сказал примиряющее:

– Рудик, иди домой спать, а биться будем завтра.

– Нет, будем биться сейчас! – Гацумян хотел крови.

Хайретшин вздохнул и поднял глаза к потолку. Его молитву кто-то услышал, потому что по лестнице загрохотали шаги и в кабинет ввалились Клейман с Яреевым. Как-то ненавязчиво и само собой Рудик был отодвинут в сторону, и в помещении запахло жареной курицей. Послышался звон бутылок и Темирзянович с радостью в голосе спросил:

– А не рано ли вы приперлись?

– В самый раз, – ответил Клейман.

Темирзяновичу вдруг очень сильно захотелось грызануть куриную ногу. А еще сильнее приспичило выпить одним махом стопарик холодной водочки. Гомо-планерка удалась на славу, и на душе командира взвода было мерзопакостно. Да и Гацумян достал. Поэтому Хайретшин заявил:

– Бухать в кабинете не дам! Если мне не нальете…

Клейман рассмеялся:

– Ты же знаешь, Темирзяныч. Мы не жадные. Присаживайся к столу.

Яреев тем временем все уже разложил, расставил и наливал по-маленькой. И тут Клейман обнаружил покачивающееся возле окна непонятное тело.

Он громко спросил:

– А это кто такой?

– Это великий армянский богатырь, – ответил Хайретшин, накладывая шпротину на кусок хлеба, – он сюда биться пришел.

– С кем?

– Со мной, – гордо ответил Авиатор и откусил от бутерброда.

Клейману очень хотелось есть, поэтому он сказал:

– Ну, это дело личное. Можете биться хоть до утра. Но сначала надо поужинать. Слышь, воин? – он повернулся к Рудику, – иди, покури пока. Зайдешь через час и бейся, сколько влезет.

Рудик, наконец, вспомнил, зачем пришел, и заявил:

– Буду биться прямо здесь и сейчас!

Клейман вопросительно посмотрел на Яреева. Тот встал, взял Гацумяна за шиворот и вывел его на лестницу. Сидевшие за столом услышали с галереи:

– Вот молодец! Берись за поручни и потихоньку спускайся вниз. Сначала левой ногой, затем правой. Ай, умница. Еще раз. Молодец! И так давай до низу.

Неожиданно послышались звуки какой-то возни, и вслед за этим раздался лязг, похожий на шум, издаваемый шахтерской вагонеткой при движении по подземным рельсам. Спустя несколько секунд в помещении появился Яреев. Он закрыл дверь на ключ, взял в руку рюмку и сказал:

– Ну, не пойди нам во вред!

Компания выпила и принялась с аппетитом закусывать. Через пять минут Хайретшин спросил:

– Ты там Рудика случайно не угробил?

– Нет, – ответил Яреев, разливая еще по одной, – он схватился за перила и спускаться самостоятельно не захотел.

– И?

– Я ему немного помог. Коленом под зад. Кувыркался он медленно и приземлился нежно.

– Не убился там?

– В таком состоянии не убъешься. Был бы трезвым – мог что-нибудь и сломать. А так – даже синяков не останется. Вон, Завалов позавчера носом вниз по этой лестнице съехал. Ему – хоть бы хны. Хотя, конечно, опасная крутизна ступенек. Особенно для бухих руководителей. Ты, Темирзяныч, сейчас водки выпьешь, на выходе будь внимателен. Учти: милиция – не авиация. Парашюты не выдают и катапульта по статусу не положена.

– Все, поехал чесать языком, поехал…

На лестнице раздались быстрые шаги, дернулась ручка и в дверь нервно застучали. Клейман, вставая, заметил:

– Вот неймется же ему! Ничего, сейчас моя очередь.

Он открыл дверь и в кабинет влетел Завалов. Оглядевшись, Андрюша со злостью в голосе констатировал:

– Опять жрете!

– Ужинаем, – мягко поправил его Клейман и снова запер дверь.

– А что там за тело блюет под лестницей?

– А это богатырь Пересветян, – Яреев, смеясь, показал пальцем на Хайретшина. – Он сейчас придет драться с Челубеем.

Темирзянович тут же отозвался:

– Да. Сначала я навешаю триндюлей ему, а потом примусь за вас. Чтоб не забывали те триста лет, во время которых мои предки на ваших верхом ездили!

Под дружный гогот веселый ужин продолжался дальше. Завалов не пил, так как был ответственным в ночь. Хайретшин повеселел и доставал Клеймана его дальневосточным прошлым, интересуясь погодой в Биробиджане и курсом шекеля. Тот предлагал предоставить интересующую Темирзяновича валютную информацию, но по отношению к монгольскому тугрику. Яреев доказывал, что башкиры не являются монголам родственниками. В пылу спора никто не заметил, как Завалов ушел на развод и дверь в кабинет не закрыл, поэтому появление в проеме Рудика явилось для компании полной неожиданностью.

Хайретшин грозно крикнул:

– Опять ты?!

Гацумян ласково и томно ответил:

– Я уже трезвый.

– А, – сказал Яреев, – понимаю.

Он придвинул к столу четвертый стул, усадил Гацумяна и налил ему рюмку. Тот, с благодарностью посмотрев на инспектора, выпил вместе со всеми и сообщил:

– Достал меня Хмара!

Клейман расхохотался:

– Нашел повод для хандры! Ты работаешь здесь год, а мы двадцать лет. Привыкнешь!

После того как выпили еще по одной, Рудика накрыло опять. Теперь он обвинил присутствующих в попустительстве русского