Рукопись Бэрсара - Елизавета Манова

Вот и все. Главное позади. И тревога: Сибл уступил слишком легко. Он должен был еще возражать. Ему было что возразить.

Мы говорили о насущном, о том неотложном и неизбежном, что требовал от нас Малый Квайр, а тревога все сидела во мне. Сибл мне верен, но это верность ревнивой жены, и если он что-то задумал...

И когда, проводив их, я шел к себе, тревога сидела внутри. Чего-то я не додумал, что-то не так.

Я забыл об этом, когда увидел Суил. Она не спала и ждала меня за шитьем, хоть знала давно, что меня бесполезно ждать, я сам не знаю, когда приду, и приду ли...

Она подняла глаза от шитья и улыбнулась.

- Ну, никак про дом вспомнил! Опять не евши, да?

- Не помню, - не хочу ей сейчас говорить. Завтра.

- Горе ты мое! Когда только поумнеешь?

- Суил! - я хотел ее обнять, но она отвела мои руки.

- После!

- Что?

- После, говорю. Вот как поешь, так и скажешь.

- Что скажу?

- А что завтра хотел сказать. Ой, Тилар, ну не липни! Садись за стол.

Я сел, а она мелькала по комнате, собирая на стол, то почти исчезая, то возникая в светлом кругу; такая легкая, ловкая, такая моя, что я сам не верил, что смогу хоть на час оставить ее.

А потом я ел, о она сидела напротив, опершись щекой на ладонь, и все смотрела, смотрела, словно уже прощалась, словно хотела насмотреться на долгие дни разлуки.

- Ну, - спросила она, - когда едешь?

- Послезавтра. Прямо с утра.

- Надолго?

- Не знаю, птичка.

И я рассказал ей то, что мог сказать - без имен.

- Доигрался, - тихо сказала она.

- Кто?

- Рават, кто ж еще? Всех разогнал, дурак! Ты хоть с Эргисом?

- Конечно, птичка.

И она сама потянулась ко мне.

Лес был вокруг, бесконечный и безначальный; я знаю, что у него есть начало и есть конец, что выйдя из пункта А, я прибуду а пункт Б, если только шальная пуля не остановит меня на пути - но это знание, а чувства твердили другое: нет начала и нет конца, просто живой зеленый обрывок вечности, мостик вневременья между двумя временами.

Тусклый подводный свет стоял в лесу, мелькал иногда в разрывах крон лоскуток голубого неба, и кони бесшумно ступали по слежавшейся хвое. Снова я был в пути и опять свободен; вся моя свобода тут: на отрезке от А до Б, в островке безвременья, где никто из владеющих мной - ни друзья, ни враги не предъявят свои права.

Эргис уехал вперед, исчез за изгибом тропы, другие отстали, оберегали мое раздумье, и это было приятно и немного смешно: мне есть о чем думать, но путь еще так далек, и можно подумать о том, о чем можно думать лишь здесь - в лесу, между двух времен.

Я думал о себе - таком, какого не может быть. Счастливый семьянин: сын, муж и отец. Я еще не скучал по сыну. Я только научился его любить. Еще недавно он раздражал меня. Он отнял Суил, он заполнил собой весь дом, и я приходил туда, как незванный гость, не зная, где спрятаться от их восторгов и их суеты.

А потом он стал меньше орать, и женщины стали меньше ахать, и я однажды вгляделся в него.

Он важно спал, завернутый в полотно, и он был Бэрсар. Малюсенький Бэрсар, точь-в-точь такой же, как я, как мой отец и, наверное, как дед, как вся беспокойная, долговязая череда, текущая в прошлое... до сегодняшнего дня. Вот тут я и почувствовал, что он - мой сын. Мое продолжение. Часть меня.

Нет, это не было радостью - я испугался. Мне всегда казалось, что я люблю этот мир. Что эти люди очень много для меня значат. Но когда я понял, что в этом мире останется часть меня, что даже смерть не вычеркнет меня из этого мира - вот теперь я чувствовал страх.

Это жалкое существо, безмозглый комочек плоти неожиданно оказался сильнее всех иллюзий. До сих пор я _д_у_м_а_л_, что принадлежу этому миру - а теперь я ему принадлежу. До сих пор я _д_у_м_а_л_, что завтра за него отвечаю - а теперь я за него отвечаю. Все, что я сделаю в этом мире, падет на мое дитя. И все, что я не сумею сделать, тоже падет на него. Раньше я не был в ответе ни перед кем. Только перед собой, своей совестью и своей любовью. Слова! Очень легко перехитрить свою совесть и обмануть любовь, но это маленькое существо не обманешь, жизнью своей он ответит за все, что я натворю...

Я придержал коня, потому что увидел Эргиса. Он стоял поперек тропы, загораживая путь, и это значит, что кончился _н_а_ш_ лес, и начались чужие леса - земли чужих племен и тропы олоров - и надо ждать провожатых, которых пошлет нам лес. Раньше я был чужой, мне хватало оружия и охраны, теперь мы уже свои, и чтим законы лесов. "Забавно, - подумал я, - с охраною или без я мчался по этим лесам мимо десятков глаз и думал, что я невидимка, тень, и путь мой не ведом никому". Но - слава Эргису! - я поумнел и чту законы лесов. А вот и проводник: угрюмая тень в лохматом меху. Он молча коснулся груди и пошел по тропе, и наши кони пошли за ним, почти не замедлив ход.

И можно думать о том, о чем надо подумать в пути, но опять я думаю о другом. О караванах, которые скоро выйдут из Каса. Пять караванов готовы к отправке в Тардан; отборные меха и стекло; Эслан был прав, называя меня купцом, мне надо и я буду торговать. "Деньги, - подумал я, и если я не вернусь, сумеют ли Сибл и Асаг сохранить Малый Квайр?"

И та же тревога, моя неподъемная ноша, клочок неожиданной тверди под ногами - мой Малый Квайр.

Всего лишь предместье крохотного Каса, несколько улочек простых бревенчатых изб, где живут много женщин, детей и стариков, и совсем немного мужчин, но чем он стал для меня!

Можно и должно любить свой народ и отвечать за него, и, конечно, ты знаешь, что "народ" - это значит только "все люди", но слово очень легко заслоняет людей, есть нечто абстрактное в слове "народ", и ты считаешь его абстракцией, и можно уверить себя, что ты знаешь лучше, чем сам народ, чего желает народ, и знаешь лучше, чем сам народ, что нужно народу, и можно убрать народ за скобки, рассчитывая его и свою судьбу. Но если народ твой - четыреста человек, и ты почти всех знаешь в лицо, а они все знают тебя, и ты отвечаешь перед каждым из них...

Нет, Малый Квайр не заменил мне большого - скорее, уравновесил его. Большой Квайр - это боль почти без надежды, Малый - это надежда почти без боли. Большому я не сумею дать ничего. Может быть, я помогу ему уцелеть, но он не станет счастливей и уцелев, потому что я уже вижу, куда он идет.

Малый Квайр заберет у меня все. Он, как губка, впитывает меня: время, силы, даже немного знаний; понемногу он втягивает в себя Кас - беглецов, осевших здесь после бунтов и войн, храбрецов, беспокойных, искателей новизны.

Мои люди скоро уйдут в леса, но в моих мастерских не убудет рабочих рук, и мои караваны поведут лихие купцы, которые объегорят самого сатану, и в моей маленькой школе на два десятка ребят останутся трое учителей - и все это будет жить... если буду жив я.