Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева

– Нет! Только не Дара! – он и впрямь рычит. Волосы потрескивают, и Геллан пытается утихомирить бурю в груди.

Кровочмак щурится и проводит тёплой лапкой по его запястью.

– Как хорошо всё же иметь сердце, – бормочет он и бочком, переваливаясь на коротких кривых лапах, уходит прочь.

Геллан вдруг понимает, что его отпустило. Может, это лапа кровочмака что-то такое сделала, а может, разговор этот что-то на место поставил.

Он видит, как Дара встаёт на колени и вглядывается в золотые полосы на мостовой. Она оборачивается, крутит головой. Ищет его. И от этого в груди горячо толкается сердце.

– Геллан! – зовёт она, и он, вздохнув с облегчением, спешит к ней.

Глаза её сверкают, нижнюю губу она закусила, спина напряжена.

– Геллан, она исчезает! Диэрра исчезает!

Он встаёт с ней рядом на колени и внимательно смотрит на недорисованный полумесяц и ровный луч. Дара права: золотая краска с трауром по краю истончилась, стала прозрачнее, словно её затоптали тысячи ног, затёрли.

– Если она исчезнет, мы не найдём их, – кривит девчонка губы. Если она сейчас расплачется, он не выдержит. Но Дара сдерживается. Она лихорадочно крутит головой, не зная, на ком остановить взгляд.

Коши мечутся по площади, орут дурными голосами. Под стать им мохнатки: никак не удаётся им нащупать след или хоть что-то подобное, что даст подсказку. Ренн стоит напряженно. Губы его шевелятся, руки делают какие-то пассы, но Геллан чувствует: нет в этом никакого толка.

Застыла статуей Инда, погрузившись в себя. Алеста бродит, пошатываясь, как слепая. Она сейчас очень напоминает умертвие. Что-то всё не то. Он видит неправильность, но пока не понимает, за что цепляется взгляд.

– Ты тоже это понимаешь, да? – шепчет невозможная заноза, доверительно склоняясь к его лицу. Её губы близко-близко. На миг зашумело в ушах и закружилась голова. Наверное, в такие мгновения кто-то может вырвать голой рукой из его груди сердце, а он и не заметит.

Сверху, с протяжным криком планирует Тинай. Он немного запоздал, но всё же догнал их, вырвавшись из-под заботливой опеки Пиррии.

– А ну тихо все! – гаркает неожиданно Дара. – Заткнулись и замерли!

Движение прекращается. Все с удивлением смотрят на девчонку. Она распрямляет плечи. Глаза горят, щёки тоже.

– Айболит! – командует Дара и машет руками, подзывая всех к себе. Люди, нелюди и животные подтягиваются. Последним выныривает откуда-то кровочмак. Дара манит его пальцем.

– У меня есть идея.

– Гениальнейшая, – бормочет Геллан и понимает, что все замирают, а затем на лицах расцветают улыбки. Кажется, даже коши и финист веселятся.

Первой робко хихикает Алеста, а затем смех катится лавиной, отражается эхом в предрассветной тишине, уходит столбом в розовеющее небо. Дара смеётся вместе со всеми, вытирая слёзы кулаками.

– Да! Именно так!

А затем становится серьёзной, морщит лоб и, запинаясь, начинает объяснять:

– Я не знаю, почему, но, мне кажется, что надо сделать так: объединиться. Замкнуть круг. Мы ничего не добьёмся поодиночке. Айболит!

Она смотрит на кровочмака, протягивает руку, берёт его ладонь и тянет к недорисованному полумесяцу. Ставит его по центру.

– Ты пил кровь твари, поэтому должен чувствовать лучше всех. Я думаю, ты поведёшь нас. Ренн, возьми Айбина за руку: ты накладывал ему печать, вы связаны.

Она отдавала команды точно, будто читала книгу. Ни разу не замешкалась, не засомневалась. Выстраивала цепочку только по одной ей известной логике. Никто не стал спрашивать или выказывать недоверие. Они шли за ней, как за вожаком. Интересно, где же его место?

Айбин, Ренн, Алеста, Дред, Сандр, Геллан – Дара хватает его за руку, и ему становится хорошо – Раграсс, Инда замыкает круг, взяв Айбина за руку. Внутрь круга просачиваются Пайэль и Сильвэй. Дара понимает голову и кричит:

– Тинай! Накрой нас собою сверху!

Огненная птица зависает, громко хлопая крыльями.

Вначале ничего не происходит. Они просто стоят, взявшись за руки. Время замирает. Первыми начинают дёргаться Ренн и Инда, что держатся за ладони кровочмака. Затем трясучка передаётся Алесте и Раграссу. Даре и Дреду. Последними накрывает Геллана и Сандра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сильвэй и Пайэль начинают дико выть. Вскрикивает Тинай. От птицы к кошам тянутся два золотых луча. Третий с треском проходит по земле, между кошами. Образовывается треугольник. И тогда разрывается круг – мягко, сам по себе: Айбингумилергерз взмахивает лапками, трансформируясь в радужную бучку.

Геллан слышит, как ахает Дара. Да и сам он, забыв, как дышать, судорожно ловит воздух ртом. Потрясающее зрелище!

Бучка влетает в центр треугольника и ведёт. Вверху финист, внизу коши движутся слаженно и плавно, удерживая в силовой рамке переливающееся всеми цветами радуги создание.

Все остальные двигаются вслед полумесяцем, продолжая держаться за руки. Геллан слышит, как цокают зубы у Дары. Идут и идут – долго-долго, медленно-медленно, пока позади не остаются городские улочки. Дома становятся беднее, повороты – заковыристее.

М-да. Тварь знала, что делает: здесь никто бы ничего не искал. А если бы искали – вряд ли бы нашли. Почти на краю Виттенгара высилась, источая зловоние, городская помойка. К ней не вели ни лучи, ни другие знаки. Она просто стояла – огромная и безобразная, вонючая и горбатая, как древний дряхлый драконище.

– Трындец, – бормочет Дара и пытается дышать ртом как можно реже. Очень сильно страдают мохнатки. Геллан видит, как зеленеют Раграсс и Дред, но пока что их полумесяц не разрывается. Все терпят.

Наконец-то треугольник с кровочмаком внутри останавливается. Бучка бьёт часто крыльями, указывая место. Ренн осторожно освобождается от Алестиной ладони, бормочет заклинания и резко двигает кистями, как будто отбрасывает что-то от себя. Поднимается ветер. Куча пластами начинает отваливаться.

– Вот они! – возбуждённо кричит Дара и, отцепившись от Раграсса, но не выпустив Геллана, тянет его за собой к золотистым коконам, что показались из-под мусора.

Работы хватило на всех. Молча отгребали. Инда и Алеста осторожно резали золотистые нити напряжёнными пальцами – сверху вниз. Дара смотрела на них с завистью. Затем, вздохнув, отводила разрезанные края в стороны, пытаясь освободить тех, кто стоял внутри.

В себя пришли трое. Один почти сразу, двое – через время. Вышли, покачиваясь, хлопали глазами, силясь вспомнить хоть что-нибудь. Эти трое помнили свои имена.

Остальные стояли в трансе. Не шевелились, не подавали признаков жизни. Мышцы как каменные, напряжены.

– Геллан, как думаешь, они очухаются?

Он только плечами пожал. Ни с чем подобным никто из них не сталкивался. Закашлявшись, рухнул на землю Айбин. Дара кинулась к нему.

– Бедный мой! – запричитала. – Сейчас, подожди немножко!

Щёлкнула пальцами, коши метнулись в стороны и почти сразу приволокли по крысе. Геллан смотрит, как, не дрогнув, Дара берёт в руки мерзких грызунов и протягивает кровочмаку. Лицо у девчонки застывшее и сосредоточенное. Только по глазам видно, что она страдает. Он чувствует: ей жаль серых помоечников.

Подкрепившись, Айбин подходит к застывшим жертвам золотисто-траурной бучки, проводит лапкой по их телам, качает головой.

– Они живые, но никогда не станут прежними.

– Что это значит, Айболит? – спрашивает Дара.

Кровочмак жутко улыбается, прикрывает глаза тяжёлыми веками.

– Первозданная тварь не собиралась их съедать. Могла, но не получила такую команду. Она подпитывалась их памятью, эмоциями, чувствами – всем тем, что делало их людьми.

– То есть они овощи? – Дара снова зацокала зубами. Губы у неё плясали: как она ни пыталась их усмирить – не получалось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Не совсем. Скорее – идеальные воины, что исполнят любой приказ.

Геллан переглядывается с Сандром. Улыбчивый стакер едва заметно кивает: они поняли друг друга. Почти то же самое делали и с пойманными стакерами охотники.

– Нет эмоций, нет жалости, нет привязанностей. Родную мать убьют без сожаления, – продолжает кровочмак. – Бучка подъедала их постепенно. Эти, – Айбин указал пальцем на живые памятники, – не будут ничего помнить, но постепенно приспособятся. А эти трое… вряд ли им стоит оживать. Малейший щелчок хозяина – и они перережут глотки половине Виттенгара, пока город будет мирно спать. Им никогда не стать прежними. Или хотя бы людьми. Я бы посоветовал остановить им сердце.