Вернуться в осень - Павел Стретович

«Но тогда зачем ты допускал эту мысль? Зачем принимал ее? Как будто то, что выросло здесь, с детства впитывая высоту и широту, может соответствовать твоим представлениям и быть твоим?»

Может, это и правда? Может, и правда. Только все равно ничего не меняет. Потому что боль остается, и сумрак, и тяжесть в душе…

— Пойду пройдусь немного… — Сергей вздохнул и поднялся, отряхивая руки — непонятно от чего, и неторопливо двинулся за деревья.

Все проводили его тревожными взглядами.

«Правильно ты сказал, Сережа, абсолютно правильно, каждому — свое. — Она опять улыбалась, даже как-то сочувствующе. — Хоть и написано это на воротах Бухенвальда. У каждого — своя голова, способная что-то вместить, и суметь, и показать — вот это и есть то, свое. Ты, Сережечка, может, и хороший семьянин… Но ты не воин, хоть и машешь мечом, как рубака. Потому что воин, дорогой, это прежде всего — победитель. Он не останавливается перед проблемами и трудностями, его не сломят всякие короли и страхи, страхи за будущее… Воин — сам кузнец своего счастья».

Опять все слова, возвышенные слова. Воин, победитель, кузнец… Сколько об этом снято фильмов, где зрители визжат от восторга, а потом лупят стариков в подворотнях и гордо грубят родителям и учителям. Кузнецы, елки-палки. Сколько написано книг и песен… Только вот счастье у каждого — разное. И то, что замечательным кажется тебе, совсем не подходит соседу. И то, что ты лезешь и добиваешься для себя, может всю жизнь испоганить другому. Это смахивает не на кузню, это больше похоже на эгоизм. Конечно, ломаться не надо, но и лезть напролом — не победа.

«Это все философия, ты — философ, Сережа, тут нагородить можно всякого. Тогда где, по-твоему, победа? И кто, по-твоему, — победитель?»

А ты — не Эния. Потому что она все знает об этом. А победитель и воин… Да, это сложно. Во-первых, сложно принять. Почему-то все вокруг рвутся бороться со злом, но — через накачанные мышцы и хмурый взгляд. Все знают, но не принимают истину — избитую истину, — зло не победить злом. Потому что добро — это самое трудное. И настоящий победитель… Это прежде всего тот, кто может победить самого себя, а не других.

Он сможет смирить свою гордость, даже когда прав, и первым попросить прошения… Он примирительно улыбнется — если в трамвае оскорбят его, но вступится за других. Он поможет соседке, пожилой старушке или многодетной матери, но постарается, чтобы она не узнала об этом. Он умеет терпеть длинные очереди и пропускать бесконечных старушек в поликлинике. Если он прав, то никогда не доказывает это, а ждет — когда покажет время, и потом не напоминает. Он всегда оправдывает людей, причем всех, но не себя. Он умеет терпеть неудобства и ждать, долго ждать, и никогда не жалуется и не злится. Он умеет не вспылить и не взорваться просто потому, что не самолюбив. Он всегда всем доволен — даже когда плохо и неприятности. Он умеет видеть себя, свои недостатки — а это самое сложное, самое-самое. Именно видеть, знать и осознавать, и не оправдывать себя перед самим собой. И поэтому — никогда никого не судить. Попробуй хоть что-нибудь победить терпением…

«А ты сам — такой?»

«Нет, конечно. Я не говорил, что я воин и победитель. Но нужно учиться…»

Сергей вздохнул, раздвинул руками кусты и вышел из леса. Впереди блеснула вода. За ней поднималась стена, слегка шевелящаяся, туманная, вроде не особенная, но сумрачная, гнетущая и молчаливо ждущая… На нее смотреть не хотелось.

Он подошел к речке и опустился на траву, задумчиво разглядывая воду. Гурая, замечательная Гурая. Здесь она была спокойная, тихая, даже ласковая, и игриво отсвечивала бликами…

Что делать теперь? Куда идти, куда податься? К князю Даличу? Может, это и верно, и наверняка об этом будет толковать ему Сват. Потому что без денег, без определенности, без опыта — шеольского опыта…

«Но я не пойду к князю Даличу. Потому что так опыт и знания можно набираться всю жизнь и все равно будет казаться мало. Хватит. Теперь я буду искать. Искать, узнавать и думать. Анализировать, сопоставлять и опять искать. Ибо передо мной загадка, даже не передо мной — перед всем Подгорьем, и все-таки должно быть решение.

Хватит думать о себе, о своей не сложившейся жизни, хватит хныкать и плакать, теперь я буду жить не для себя. Ибо знаю точно — после Ленки и Энии не смогу больше смотреть ни на кого. Мне хватит их двух, их и так слишком много для меня, пусть даже и в воспоминаниях…

Хорошо, тогда — что теперь? А теперь… А теперь — на ту сторону Шеола. На запад. И вообще — туда, где я еще не был. Через Рох…»

— Стоять!!! Спокойно…

Сергей подскочил как ужаленный и быстро огляделся. Сзади, из-за деревьев, донесся невнятный шум, брякнуло и зазвенело оружие…

Сергей сжал зубы. Все, недолго пела пташка — их нашли. Король Ангурд умен, его не проведешь. Что теперь?

Он обернулся и посмотрел за реку. В принципе выбора и нет. Вот она — свобода. Как это ни смешно, но почему-то в который уже раз Рох у него ассоциируется со свободой. Совсем рядом, только переплыть реку — и гуляй ветер в поле… Тогда что, вперед? Меч у тебя с собой — что еще нужно воину.

Туман колыхался белесой стеной, и даже показалось — не такой уж и мрачный и даже немного приветливый… Ну давай — бегом!

Сергей вздохнул и двинулся обратно, к лесу, на ходу вытаскивая меч. Потому что иначе он не сможет простить себе этого всю жизнь. Король ищет его, и хватит рисковать и подставляться из-за него его друзьям. Хватит отвечать за его ошибки…

— Лорд Ант? — Из леса навстречу выскочили несколько гвардейцев, прикрывая от солнца глаза рукой. В их руках не было оружия…

— Сергей…

Он остановился как вкопанный, боясь моргнуть или отвести глаза… Потому что следом, пригнувшись от веток, выпрыгнула Эния, в дорожном брючном костюме, уставшая и запыленная, но — прекрасная, как никогда…

Он стоял и смотрел, и в голове не было ни единой мысли, только празднично звенели колокола — в такт ударам сходящего с ума, выпрыгивающего из груди сердца.

— Я знаю все, что ты скажешь. — Он стоял против солнца и она, кажется, не поняла его состояния. — Хочу предупредить сразу — не трать слов понапрасну!

Следом вышел самый большой пройдоха на свете — Сват, и сверкавшие улыбающимися лицами друзья. Она остановилась напротив и решительно уперла руки в бока — она по-прежнему еще не видела его глаз.

— Не смей за меня делать мой выбор! Я сама знаю, что нужно для меня! Кстати, хочешь верь, хочешь нет — и для тебя тоже! Что бы ты ни говорил — я иду с тобой! Через Рох, через болота — через что угодно! Только попробуй бросить свою жену! Я все равно пойду следом!

Она опустила с плеч на траву дорожный мешок и, кажется, только тогда заметила его отупелость.

— Сергей?

Он стоял и боялся отвести от нее расширенные глаза, боялся, что стоит только моргнуть — и все исчезнет и растворится в воздухе, как мираж…

— Сергей. — Она подошла ближе и заглянула ему в глаза. — Не молчи, прошу тебя, только не отговаривай, ладно? Я не буду тебе обузой…

Гвардейцы и наемники стояли невдалеке и открыто улыбались. Сват делал вид, что срочно заинтересовался рекой.

— Нет. — Голос наконец прорезался и он смог вздохнуть. — Я не буду тебя отговаривать. Не потому, что не хочу, а просто — не смогу. Знаешь, у меня есть где-то дом. Шираз. В городе семи капитанов. Хочешь посмотреть?

Часть 2

Глава 1

Всполохи багровых зарниц отсвечивали на исполинских статуях, испокон веков охранявших дорогу Иррагорта, — каменные лица и равнодушные глаза не опускались до мелких человеческих желаний и страхов, не ведали чаяний, хотя, казалось, и догадывались про мечты…

Внизу длинной черной шеренгой застыли морги. Чуть дальше, позади моргов и статуй, темными холмами возвышались сторожевые тарантулы — при всполохах резко подчеркивались вздыбившиеся крутые спины и изломанные суставчатые ноги. Последняя Дорога Мира — так называли ее те, кто еще не прошел по ней последний прощальный путь или кто не хотел…

— После будет порка, — тихо шепнула в ухо Ильга, закадычная подруга — с самых первых дней. — Пурга говорил.

— Я знаю, — одними губами ответила Шульга. — Эниста не видели с самого вечера. Тихо…

На дорогу ступил юноша — очередная вспышка зарницы высветила оголенные юные плечи и тело. Он обвел всех вокруг спокойным торжествующим взглядом и пошел — мимо гигантских статуй с равнодушными лицами, вдоль молчаливой шеренги черных нелюдей, мимо товарищей — таких же детей, недлинной и неровной шеренгой сгрудившихся с другой стороны. Вперед — туда, где поднимались высокие ступени лестницы, и застыла неподвижным силуэтом Эллоя, и зиял черным зевом вход в неведомый Магром…

— Ты оставил мусор и хлам старому — чтобы возвыситься и познать новое? — пронесся над головами низкий голос Эллои. — Ты сбросил груз забот и готов объять мир?