Лицом к лицу с Америкой - А. Аджубей

— Разве снимают очередной детектив? — слышатся довольно злые реплики в их адрес.

— Нет, видимо, начальник полиции боится, как бы не причинили какого-нибудь вреда высокому гостю!

— Но ведь здесь полицейских больше, чем нас, актеров они-то и мешают гостю.

— А ты хочешь, чтобы в Америке было больше артистов, чем полицейских?!

Разговор прерывается из-за очередного маневра полицейских отрядов, которые оттесняют актеров и работников студии еще дальше от гостя и оставляют возле него только маленькую группу хозяев студии.

Традиционная минута для фоторепортеров. Раздается щелканье доброй сотни фотоаппаратов, трещат кинокамеры, вспыхивают лампы, загораются «юпитеры» — Голливуд остается Голливудом. Наконец Никита Сергеевич, сопровождаемый президентом американской кинокорпорации Эриком Джонстоном и хозяином студии «XX век-Фокс» Спиросом П. Скурасом, появляется в зале «Кафе де Пари». Все поднимаются и горячо аплодируют советским гостям.

Радио Лос-Анжелоса назвало этот прием в Голливуде «самым большим в истории Америки собранием звезд». Оно сообщало своим слушателям, что даже Мэрилин Монро пришла на встречу за час до начала. Как объяснили нам, популярнейшая киноактриса знаменита своими вечными опозданиями даже на самые важные приемы. Кирк Дуглас, Фрэнк Синатра, Мэрилин Монро, Гарри Купер, Элизабет Тейлор, Глэн Форд, Ким Новак, Морис Шевалье, Луи Журден и сотни других кинозвезд заполнили зал. Имена многих из них, правда, мало что говорят советскому читателю, потому что в последние годы мы почти не видели фильмов Голливуда, но это действительно хорошие актеры. К сожалению, — и об этом они не прочь поговорить с вами откровенно — слишком часто им приходится играть очень незначительные и малоинтересные роли в «боевиках», изготовляемых по традиционному рецепту: он — она, любовь с первого взгляда и неожиданное богатство.

Десятки телевизионных, фото- и киноаппаратов направлены на стол для почетных гостей, за которым сидят Н. С. Хрущев и другие советские гости. «Завтрак был съеден собравшимися с рекордной скоростью, — писали американские журналисты. — Все ждали, когда на трибуне появится Эрик Джонстон, назовет имена гостей и предоставит слово советскому Премьеру». Наконец эта минута настала. Вслед за Джонстоном слово берет Спирос Скурас — хозяин студии «XX век-Фокс». Скурас— небольшого роста, широкоплечий, седой, с красноватым, изъеденным морщинами лицом. Здоровается он очень громогласно, непременно решительно похлопает гостя по плечу или по щеке, и, хотя видит его в первый раз, со стороны может показаться, что это его лучший старый Друг.

Скурас говорит каким-то простуженным, хрипловатым голосом, а его английский язык вызывает постоянные усмешки в зале. Скурас — грек по происхождению, и даже десятилетия, прожитые в Америке, не избавили его от сильного акцента, зачастую меняющего смысл фраз. Он часто напоминает о том, что вышел из людей скромного достатка, а теперь правит огромной кинокомпанией.

Скурас благодарит Никиту Сергеевича Хрущева за его согласие посетить Голливуд. Он говорит о том, что, видимо, теперь между советскими и американскими зрителями будет установлена короткая дорога. Н. С. Хрущев перебивает Скураса и предлагает ему хоть немедленно подписать договор об обмене кинофильмами.

— Товарищ Жуков, — обращается Никита Сергеевич к председателю Государственного комитета по культурным связям с заграницей, — как обстоит дело у нас с обменом по линии кинофильмов?

Г. А. Жуков отвечает, что Советский Союз уже давно подписал с Соединенными Штатами соглашение о покупке десяти американских кинофильмов и о продаже американцам семи советских, но уже в течение года юристы Голливуда никак не решатся оформить сделки и выпустить, наконец, купленные фильмы на экраны.

Весь зал смеется. Тогда Никита Сергеевич, обращаясь к Скурасу, замечает:

— У вас такие хорошие актеры и такие нерешительные юристы! Может быть, вы поможете им двинуться поскорее? За нами дело не станет. Мы готовы налаживать хороший обмен хорошими кинофильмами.

Здесь присутствует, — продолжает Н. С. Хрущев, — замечательный советский писатель Михаил Шолохов. По его рассказу сделан очень хороший фильм «Судьба человека». Проявите заинтересованность! Купите этот фильм. Он получил первую премию на мировом конкурсе фильмов. Как, господин Скурас, по рукам?!

Бурные аплодисменты долго не дают Скурасу продолжить его выступление. Так как, видимо, в отношении обмена кинофильмами Скурас считает себя побежденным, он продолжает речь в несколько ином плане. Он говорит о мощи Соединенных Штатов, о процветании всех слоев населения Соединенных Штатов Америки. Словом, его речь строится по тому самому кем-то и где-то определенному плану: во что бы то ни стало переспорить, переспорить Н. С. Хрущева!

Никита Сергеевич внимательно слушает оратора, и сотни глаз следят за ним в напряжении и ждут, что скажет он в ответ. И вот Н. С. Хрущев на трибуне.

— Я не хотел строить свою речь, — замечает Никита Сергеевич, — в том направлении, какое своей речью проложил г-н Скурас, — кое-кто мог бы заподозрить, что я приехал сюда с целью пропаганды нашего образа жизни и желаю вас, вот таких замечательных людей Америки, перетянуть к нам. А я, между прочим, хотел бы этого. Кто хочет, приезжайте — угостим вас русскими пирогами!

Зал весело смеется и очень дружелюбно, искренне отвечает аплодисментами на слова Никиты Сергеевича. А он продолжает:

— Но раз вы завели речь о путях выдвижения людей из народа, то уж позвольте мне ответить. — И Никита Сергеевич рисует перед притихшим залом убедительную картину жизни Советской страны, положения художников, артистов в нашем государстве. Он отвечает и на ту часть речи г-на Скураса, в которой напоминалось о том, что Америка в свое время помогала голодающим России. Никита Сергеевич рассказывает о пути, который прошла наша страна в первые годы Советской власти. Слушателей вновь поражает смелость и откровенность, с какой обращается к ним, людям другого склада ума, Председатель Совета Министров первого в мире социалистического государства. Н. С. Хрущев говорит о том, что Америка действительно оказывала помощь голодающим через АРА, но этой помощи могло бы и не потребоваться, если бы американские солдаты вместе с солдатами других интервентов не высадились после революции на советской земле и не навязали бы нам тяжелую войну.

Надо было видеть зал, в котором собрались выдающиеся мастера американского искусства, когда Никита Сергеевич очень просто, ярко и правдиво рассказал им о положении и месте художника в нашей стране, о том, как много сделано для высокого взлета культуры во всей жизни Советского Союза. Он обращается к залу:

— А кое-кто в вашей стране до сих пор бубнит, будто в Советском Союзе люди находятся чуть ли не в рабстве. Да какой же это рабский строй?

Разве может рабский строй обеспечить такой небывалый расцвет науки и искусства, какой мы имеем в нашей стране?

Никита Сергеевич подтверждает этот довод убедительной, точной исторической параллелью. Он подчеркивает:

— Культура Рима, как и культура Греции, уважаемый г-н Скурас, погибла потому, что эта культура была создана на рабском труде, который сковывал силы, волю, свободу людей. Наука и искусство могут добиться полного расцвета только при самой широчайшей свободе личности и свободе общества.

Слушатели Никиты Сергеевича Хрущева — люди далекие от социалистической идеологии, порой даже мало сведущие в том, что делается у нас на культурном фронте, но они вновь горячо аплодируют этим словам, потому что чувствуют в них правду, потому что эта правда все больше и больше подтверждается их личными наблюдениями о жизни Советского Союза, теми сведениями, которые все больше проникают в Соединенные Штаты Америки. Сидящим здесь действительно смешно слышать сейчас слова о «рабах коммунизма». Они, художники, особенно хорошо понимают, что только в том случае, если миллионы людей вовлечены в культурное переустройство, в стране может быть так много талантов, так много истинных звезд в искусстве.

Естественно, что эта речь Н. С. Хрущева не могла сразу и навсегда отмести все предубеждения, все неверие, всю ложь, которую слышали эти люди о нашей литературе, о нашем искусстве. Но, слушая главу Советского правительства, они из первоисточника получали убедительные сведения о действительном положении вещей, о действительном месте художника в советском обществе. Это тревожило их умы, заставляло волноваться, а главное — порождало желание знать больше о нашей стране.

Конечно, в числе сидевших в зале знаменитостей были и такие, которые читали не только Достоевского, но и советских писателей. Они могли считать себя в какой-то мере знающими, эрудированными людьми, когда речь заходила о советской литературе и искусстве.