Лицом к лицу с Америкой - А. Аджубей

Но, какими бы волнами ни накатывалась на среднего американца кинопродукция Голливуда — полицейскими, ковбойскими, детективными, религиозными, основные принципы идеологической обработки масс, которые заложены в Голливуде еще в двадцатых годах нашего века, остаются в силе. Тогда магнаты капитала и хозяева католической церкви поставили у руля Голливуда одиозную фигуру Уилла Хейса.

Каковы эти принципы? Они были кратко сформулированы Хейсом так: «Каждый американский фильм должен утверждать, что образ жизни Соединенных Штатов— единственный и лучший для любого человека. Так или иначе каждый фильм должен быть оптимистичным и показывать маленькому человеку, что где-нибудь и когда-нибудь он схватит за хвост свое счастье. Фильм не должен выворачивать наизнанку темные стороны нашей жизни, не должен разжигать решительных и динамичных страстей».

Это последнее утверждение явно запрещало художнику мыслить революционно, стремиться изменить существующее положение вещей.

Именно в свете этого последнего «правила Хейса» так примечателен и трагичен конец голливудской деятельности Чарли Чаплина. Есть в Голливуде перед фешенебельным кинотеатром площадка из бетона, на которой «для памяти потомков» оставлены отпечатки ног и рук кинознаменитостей. На наш взгляд и вкус, это, конечно, не лучший способ для художника оставлять свой след в истории, но, видимо, авторы своеобразного «памятника» думают иначе.

Пусть будет так. Мы говорим о другом. Когда во время войны Чаплин, выступая на большом митинге, утверждал, что именно Советская Армия спасет мир от фашизма, хозяева Голливуда взбесились и решили вычеркнуть имя великого артиста из истории. Для них это казалось простым делом! Они вытащили и выбросили плиту с отпечатком ноги Чаплина. Они хотели успокоиться на этом, думая, что Чаплин перестанет существовать в памяти кинозрителей. Наконец, чтобы окончательно «добить» артиста, который всеми своими фильмами развенчивал миф об «американском рае», был другом маленького человека, чтобы унизить Чаплина в глазах американцев, был сфабрикован судебный процесс, на котором Чаплин обвинялся в том, что он соблазнил молоденькую артистку, которая начала сниматься в его фильме. Эта девица действительно исчезла из студии Чаплина, и вскоре в газетах было опубликовано ее фальшивое письмо, в котором она требовала сто тысяч долларов на воспитание ребенка, рожденного ею будто бы от Чаплина.

Первый удар был только началом, маленьким звеном в целой цепи событий, которые обрушились вскоре после окончания войны не только на Чаплина, но и на десятки других видных мастеров Голливуда. Маккартизм поверг в уныние и страх сотни тысяч честных американцев. С особой яростью Маккарти накинулся на Голливуд. Это было понятно, потому что именно здесь, в Голливуде, Маккарти и его сподручные хотели навести тот самый «порядок», который бы определил на многие годы безропотное послушание людей искусства. Чаплина вызывали в одну комиссию, в другую. Он покинул Америку, в которой прожил сорок лет, и уехал в Европу.

Может быть, в тот час, когда Чаплин покупал билеты для того, чтобы распрощаться с американскими берегами, кое-кто в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности легко вздохнул и подумал, что с ним покончено. Но, как известно, имя Чаплина осталось в истории мирового и американского киноискусства. Любопытно, что и теперь, когда гостей Голливуда подводят к плитам, на которых остались отпечатки ног и рук Мэри Пикфорд, Дугласа Фербенкса, Дины Дурбин и многих других известных американских киноактеров и киноактрис, не бывает человека, который бы не спросил у гида: а где же здесь след Чарли Чаплина?!

Годы маккартистского угара были самыми тяжелыми для жизни и истории Голливуда. Десять видных художников американского киноискусства, обвиняемых в сочувствии идеям коммунизма, были брошены в тюрьмы. Сотни страниц исписали следователи в комиссии Маккарти, допрашивая одного за другим киноактеров, режиссеров, сценаристов. И страх опустился на Голливуд в родил то, что всегда рождает страх, — приспособленчество, маразм, угодничество.

Нужно было время, чтобы Голливуд в какой-то степени оправился, пришел в себя от ужаса, от недоверия и от доносов. Этот сложный процесс не завершен еще и по сей день, хотя, конечно, было бы неправильным утверждать, что ничего не изменилось в Голливуде, что в нем, пусть пока очень медленно и робко, не начинают вырастать силы, которые хотят более трезво смотреть на мир, на взаимоотношения между народами, на проблемы искусства…

Только 50 минут шли автомашины, на которых ехали Никита Сергеевич Хрущев и сопровождающие его лица, от аэродрома Лос-Анжелоса к Голливуду. Машины мчались по окраинам, потом они вдруг вылетели за город и начали петлять по горной дороге, потом повернули обратно. Их вели совсем не по тому маршруту, какой был объявлен заранее: кому-то не хотелось, чтобы Н. С. Хрущева встретили жители Лос-Анжелоса.

Но визит главы Советского правительства сюда ожидался с огромным интересом, и повсюду, где появлялся автомобиль, в котором ехал Никита Сергеевич, сразу же вырастали толпы людей. На завтраке, где должен был выступать Никита Сергеевич Хрущев, хотели присутствовать все самые знаменитые американские кинодеятели. Более того, мечтавших попасть на встречу было в десятки раз больше, чем мест в ресторане, где устраивался завтрак. Дело доходило до анекдотичных случаев. Разыгрывались семейные драмы, так как устроители завтрака решили пригласить на него мужей без жен и жен без мужей — только тех, кто непосредственно работал на студиях.

Почему же тот самый Голливуд, который для многих реакционно настроенных американских деятелей в области идеологии и сегодня остается центром антикоммунизма, тот самый Голливуд, который за годы деятельности комиссии Маккарти был очищен, казалось бы, от всех, даже малейших, возможностей свободомыслия, почему этот Голливуд с таким интересом ждал Никиту Сергеевича Хрущева? Потому что гигантский процесс прозрения по отношению к социализму, к Советской стране, который присущ Америке сегодняшнего дня, захватил и Голливуд, ибо советские спутники и ракеты пролетали и над Лос-Анжелосом. И так же, как американские ученые, инженеры, техники, артисты Голливуда глядели в небо и видели там не кинозвезд, а яркие звездочки советских ракет и «красную луну».

Годами американская пропаганда утверждала, что жизнь в Советском Союзе сера, безынтересна, однообразна. Голливуд не смотрел советских фильмов, не читал советских книг, не слушал советской музыки. Голливуд верил лживым басням об искусстве социалистического реализма. И вдруг блестящий, ни с чем не сравнимый успех балета Большого театра, потрясающе великолепные танцы народов Советского Союза в исполнении ансамбля Игоря Моисеева, потом выступления ансамбля «Березка», выступления Д. Шостаковича и Д. Ойстраха. Победа советских спортсменов на Олимпийских играх, победа нашей команды легкоатлетов на американской земле и сотни, тысячи других существенных, волнующих фактов опрокидывали все прежние представления. Они становились известны Америке, а значит, и Голливуду.

Многие видные деятели киностолицы Америки так же, как и политические деятели, отправились в Москву, стремясь наметить пути возможных контактов. Голливуд посетили советские журналисты, делегация работников сельского хозяйства, ученые, режиссеры и актеры наших киностудий. Правда, очень медленно, но Голливуд, так сказать, прозревал, просыпался. В этом очень сложном и только еще начавшемся процессе визиту Никиты Сергеевича Хрущева принадлежит, по признанию большинства американских кинокритиков, особое, выдающееся место.

Машины советских гостей подходят к воротам киностудии «XX век-Фокс». Все гуще, говорливее толпы народа на тротуарах. Несколько десятков мотоциклистов в черной, уж очень невеселой и как-то не гармонирующей с яркими красками окружающего мира форме оттесняют людей, не дают им даже ответить на приветствия Никиты Сергеевича. Киностудии Голливуда обнесены высоченным трехметровым забором, через их стальные ворота и мышь не проскочит, но полицейские въезжают и во двор студии «XX век-Фокс». Двумя плотными шеренгами они выстраиваются перед входом в здание. Актеры хотят пробиться к Никите Сергеевичу, пожать ему руку, но «черные ангелы» невозмутимы.

— Разве снимают очередной детектив? — слышатся довольно злые реплики в их адрес.

— Нет, видимо, начальник полиции боится, как бы не причинили какого-нибудь вреда высокому гостю!

— Но ведь здесь полицейских больше, чем нас, актеров они-то и мешают гостю.

— А ты хочешь, чтобы в Америке было больше артистов, чем полицейских?!

Разговор прерывается из-за очередного маневра полицейских отрядов, которые оттесняют актеров и работников студии еще дальше от гостя и оставляют возле него только маленькую группу хозяев студии.