Колдунья моя - Бертрис Смолл

Комета исчезла так же внезапно, как появилась, но неприятности Гарольда только начинались. Его брат Тостиг неожиданно прибыл на остров Уайт, где его тепло приветствовали и снабдили кораблями, деньгами и продовольствием. Гарольд тем временем собрал огромное войско, готовясь отразить нападение Вильгельма. Вся Англия застыла в напряженном ожидании развязки.

А в Эльфлиа был праздник: Олдвин Этельсберн вернулся домой. Он благоразумно посетил по дороге двор Вильгельма и принес герцогу присягу на верность. Поскольку Эдуард умер, Олдвин мог поклясться в верности любому сеньору по своему выбору.

— Вы, англичане, вечно клянетесь мне в верности, — ворчливо сказал герцог, — но как только оказываетесь в безопасности у себя дома, тут же начинаете это отрицать.

— Неужели я — единственный англичанин, который принес вам присягу после смерти короля Эдуарда? — спросил тан.

— Нет, — ответил Вильгельм, — не единственный.

— Значит, другим вы тоже не доверяете, милорд?

Герцог ухмыльнулся.

— Теперь я понимаю, почему мой кузен Эдуард послал вас в Византию. Вы — умный человек, Олдвин Этельсберн.

— Я еще и человек слова, милорд. В моих жилах тоже течет нормандская кровь, но даже если бы это было не так, я все равно считал бы, что вы — лучший из возможных королей Англии. От того, что я принес вам присягу, я не получил никакой выгоды: ведь мое поместье незначительно и находится в глуши. И хотя я всегда был счастлив в Эльфлиа, не думаю, что среди ваших сторонников кому-нибудь понадобятся мои убогие владения. Я не честолюбив и ничего у вас не прошу, милорд. Я мог бы поторопиться домой, как поступили пятеро моих товарищей, однако все же предпочел посетить вас и поклясться вам в верности. Если вы примете мою присягу, я никогда не предам вас. — Тан опустился на колени и склонил голову перед герцогом в знак покорности.

Вильгельм Нормандский ответил почти незаметным кивком. Когда он взглянул на опущенную голову тана, его красивое жесткое лицо слегка смягчилось, и он произнес:

— Я принимаю вашу клятву, Олдвин Этельсберн. Я рассчитываю на верность вашего сына и родственников. И я благодарен вам. Когда я приду в Англию, мне понадобятся надежные друзья. А теперь поднимитесь и ступайте с миром.

Тан встал и еще раз поклонился герцогу.

— Я буду ждать вашего прибытия, милорд, — сказал он. — Когда смогу снова увидеть вас?

— Я намерен короноваться в Лондоне не позднее Рождества, Олдвин Этельсберн. Приглашаю вас и вашу семью на мою коронацию.

Когда англичанин удалился, герцог повернулся к своему товарищу — единственному свидетелю всего происходившего здесь — и спросил:

— Ну, Жосслен, что ты об этом думаешь?

— Он показался мне искренним, милорд Вильгельм, но никогда нельзя быть полностью уверенным в подобных вещах. Если, упаси Боже, вы проиграете битву с Гарольдом Годвинсоном, не исключено, что он с такой же легкостью присягнет Гарольду.

— Это, мой юный друг, называется борьбой за выживание, — рассмеялся герцог. — Я подышу для тебя земли в Англии, Жосслен. Когда тебе придется защищать свои собственные владения, тогда посмотрим, насколько ты окажешься тверд в убеждениях. Бьюсь об заклад, что ты быстро научишься искусству компромисса.

Молодой человек улыбнулся.

— Я придумал себе девиз для герба, — сказал он. — Как вам понравится: «Честь превыше всего»?

— Это наложит на твоих потомков чересчур тяжелые обязательства, — ответил герцог. — Не думай, мой юный друг, что из-за обстоятельств твоего рождения ты должен проявлять такое исключительное рвение.

— Но разве вы не поступаете так же, милорд?

— Возможно, я этим и грешу, Жосслен, но рано или поздно приходит время, когда человек должен расслабиться. Верно, что мы с тобой оба родились вне освященного церковью брака, но наши отцы любили наших матерей и признали нас своими сыновьями. Мы никак не пострадали от своей неааконнорожденности, если не считать случайных насмешек от людей, недостойных даже нашего внимания. Если Рауль де Комбур женился на твоей матери уже после того, как она тебя родила, разве это не лучшее доказательство его любви к тебе? Я думаю — лучшее.

— И все же, — проговорил Жосслен де Комбур, — обстоятельства моего рождения не позволяют мне рассчитывать на удачу в Бретани. Наследником моего отца стал мой младший, законнорожденный брат. Я принес вам присягу на верность более двадцати лет назад, но если бы вы не собирались завоевать Англию этой весной, я навсегда остался бы безземельным. А человек без земли — это ничто, милорд Вильгельм.

Герцог кивнул в знак согласия.

— Если бы я не рассчитывал на английский трон, Жосслен, я все равно бы нашел где-нибудь поместье, чтобы вознаградить тебя за верную и долгую службу. Я многим тебе обязан. Разве не ты помог мне завоевать доверие Матильды, когда я ухаживал за ней; разве не ты поддерживал меня все те годы, когда папа римский противился нашему браку? Без тебя я, наверное, не выдержал бы этой борьбы.

Ведь у Матильды были и другие женихи. Но в Англии ты получишь свою награду, мой верный добрый друг. Я буду нуждаться в тебе и впредь: ведь у меня не так много друзей, похожих на этого скромного тана, Олдвина Этельсберна. Он, конечно, не придворный, но кузен Эдуард писал мне, что на свете много людей, которые представляют собой больше, чем кажется на первый взгляд, и Олдвин принадлежит к их числу. Он — честный человек и искусный дипломат. Со временем мы найдем его талантам должное применение, а пока что я могу лишь пожелать ему доброго пути и счастливого возвращения домой.

Олдвин Этельсберн, конечно, не знал об этом благословении герцога Вильгельма, но достиг берегов Англии в тот же день, как покинул герцогский двор. Спустя три дня он уже переправился через речушку Олдфорд и въехал в ворота своего замка. По дороге он заметил приготовления к близкой войне, но в долине Эльфлиа готовились только к весеннему севу. На лугах паслись стада молодых ягнят, резвившихся с наступлением первых теплых деньков. В поместье царили мир и покой, и Олдвин приободрился.

Когда он переправлялся через реку, его увидел какой-то молодой парнишка. Бросив на землю мотыгу, парень помчался к замку, выкрикивая на бегу:

— Лорд вернулся! Лорд едет домой!

Ида выбежала во двор, и, увидев ее, Олдвин пришпорил коня. Поравнявшись с нею, он соскочил с седла, подхватил Иду на руки и звонко расцеловал. Мэйрин как раз шла из леса с корзиной лекарственных трав и корней, но, увидев родителей, уронила корзину и бросилась навстречу отцу, чуть не столкнувшись с Брэндом, который спешил домой с полей, где присматривал за работой крепостных. Обнимаясь, хохоча и плача от радости, они направились в замок. Ида велела принести мужу еды и питья.