Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади - Роберт Силверберг

— Томис? — наконец спросила она, и я кивнул.

Она дотронулась до моих плеч, рук, губ. И я прикоснулся к ее руками, бедрам, а потом, очень нерешительно, к бугоркам ее грудей. Будто двое ослепших, мы изучали друг друга прикосновениями. Мы были чужими. Этот морщинистый старый Наблюдатель, которого она знала и возможно любила, исчез, испарился еще лет на пятьдесят или больше, а на его месте стоял кто-то чудесным образом измененный, неизвестный, незнакомый. Старый Наблюдатель был ей кем-то вроде отца; а кем же будет этот молодой, пока бессоюзный Томис? А кем же она стала для меня? Уже не дочерью? Я был сам себе незнаком. Мне казалось чужой эта гладкая упругая кожа. Я был ошеломлен и испытывал чувство восхищения от того, что во мне играли новые силы и что я был напитан живительными соками, и что я чувствовал пульсации, о которых почти забыл.

— У тебя те же глаза, — сказала она. — Я тебя всегда узнаю по глазам.

— Что ты делала все эти месяцы, Эвлуэла?

— Я летала каждую ночь. Я летала в Эгапт и залетала далеко в Африкию. Потом я возвращалась и улетала в Станбул. Когда темнеет, я уношусь ввысь. Ты знаешь, Томис, я по-настоящему живу, когда я там, наверху!

— Ты — Воздухоплавательнида. Ты и должна именно так чувствовать.

— Когда-нибудь, Томис, мы полетим вместе, бок о бок.

Я засмеялся.

— Старые Операционные закрыты, Эвлуэла. Они творят здесь чудеса, но они не могут сделать из меня Воздухоплавателя. Им нужно родиться.

— Но чтобы летать, крылья не нужны.

— Я знаю. Завоеватели поднимаются в воздух без помощи крыльев. Как-то раз, вскоре после того, как Рам пал, я видел тебя и Гормона в небе вместе, — я покачал головой. — Но ведь я не Завоеватель.

— Ты полетишь со мной, Томис. Мы поднимемся в воздух и не только ночью, несмотря на то, что мои крылья — всего лишь ночные крылья. И в ярком солнечном свете мы будем парить вместе.

Мне понравились ее фантазии. Я обнял ее, и она казалась такой хрупкой в моих объятиях, а тело ее было таким прохладным, но мое собственное тело пылало незнакомым жаром. Какое-то время мы молчали, и я отпрянул, отказавшись от нее в это мгновение, и просто ласкал ее тело. Человек не может проснуться вот так сразу, в одно мгновение.

Потом мы шли по бесконечным коридорам, проходя мимо других таких же обновленных и вошли в большой центральный зал со стеклянным потолком, и мы стояли и смотрели друг на друга, залитые бледным зимним солнечным светом, а потом опять пошли куда-то, и опять о чем-то разговаривали. Я опирался на ее руку, потому что не обрел еще достаточно сил и, в определенном смысле, это возвращало нас к прошлому, когда девушка помогала идти еле державшемуся на ногах старцу. Когда она провела меня назад в комнату, я сказал:

— Еще до моего Обновления ты говорила мне о новом союзе Спасателей. Я…

— Но у нас еще будет время поговорить об этом, — раздосадованно сказала она.

И мы обнялись, и я почувствовал, как во мне зажегся молодой огонь, и я даже испугался, что он поглотит ее хрупкое и прохладное тело. Но этот огонь не сжигает, он только порождает такой же огонь в других. И когда она пришла в состояние блаженного восторга, крылья ее развернулись и обволокли меня своей шелковой нежностью. И когда меня подхватил неистовый порыв наслаждения, я уже знал, что мне больше не придется опираться на ее руку.

Мы уже больше не были чужими; в нас умер страх. Она приходила ко мне каждый день, и мы гуляли с ней, и шаги мои становились все более твердыми и размеренными. А огонь наш разгорался все сильнее и ярче.

Талмит тоже часто навещал меня. Он учил меня, как управлять моим молодым обновленным телом и помогал мне быть молодым. Я отклонил его предложение еще раз взглянуть на Олмэйн. И однажды он сказал мне, что ее ретрогрессия завершилась. Меня охватило чувство сожаления, это было какое-то ощущение опустошенности, которое быстро прошло.

— Скоро ты уйдешь отсюда, — сказал Целитель. — Ты готов?

— Я думаю, да.

— Ты хорошо подумал о том, что ты будешь делать после того, как уйдешь отсюда?

— Я должен найти для себя новый союз.

— Многие союзы приняли бы тебя, Томис. А какой бы союз ты сам для себя выбрал?

— Союз, в котором я буду наиболее полезен человечеству, — сказал я. — Я обязан Провидению жизнью.

Талмит сказал:

— Говорила Воздухоплавательница о тех возможностях, которые перед тобой открываются?

— Она упомянула о новом союзе.

— Она назвала его?

— Союз Спасателей.

— Что ты знаешь о нем?

— Очень мало, — ответил я.

— Ты хочешь узнать больше?

— Если это возможно.

— Я из союза Спасателей, — сказал Талмит. — И Воздухоплавательница Эвлуэла.

— Так вы уже оба в союзе! А как же можно состоять в нескольких? Ведь только Правителям разрешается такая привилегия; и они…

— Томис, союз Спасателей принимает и членов других союзов. Это высший союз, такой, каким был союз Правителей. У нас есть Летописцы и Писатели, Указатели и Слуги, Воздухоплаватели, Землевладельцы, Сомнамбулы, Хирурги, Клоуны, Купцы, Продавцы. Есть и Мутанты, и…

— Мутанты? — ахнул я. — Но ведь у них нет союза, они по закону не имеют права вступать в союз! Как же вы можете принимать их?

— Это союз Спасателей. Каждый Мутант имеет право на спасение, Томис.

Устыдившись, я сказал:

— Даже Мутанты, конечно. Но как необычно думать о таком союзе!

— Ты бы презирал союз, который принимает Мутантов?

— Мне просто трудно это понять.

— Всему свое время.

— Когда придет это свое время?

— В тот день, когда ты уйдешь отсюда, — сказал Талмит.

Этот день пришел очень скоро. Эвлуэла пришла, чтобы увести меня. Я неуверенно ступил в Иорсалемскую весну, и на этом ритуал моего возрождения был завершен. Талмит дал ей последние наставления о том, как меня вести. И она повела меня через город к священным местам, чтобы я мог помолиться в каждом Храме. Я встал на колени у священной Еверской стены и у золоченого купола Мисламов; потом мы спустились дальше в город, прошли через базарную площадь, мимо темного, страшной архитектуры здания, где, как говорят, умер бог Христос; затем я отправился к источнику знаний и фонтану Провидения, а оттуда к зданию союза Пилигримов, чтобы сдать мою маску, одежду и звездный камень, а уже потом — к стене Старого Города. В каждом из этих мест я обратился к Провидению со словами, которые мне так давно хотелось произнести. Пилигримы, другие жители города собрались на почтительном от меня расстоянии — они знали, что я совсем недавно пережил Обновление — в надежде, что какое-то необычное излучение от моего молодого тела принесет им удачу. Наконец, я исполнил свой долг. Я был свободным, здоровым человеком, который мог теперь выбирать свой путь в жизни.