Избранная и беглец - Штерн Оливия

Как бы хотелось, чтобы простил.

И не стоит копаться в себе, выискивая, что там от Вирана Тала, а что от нее самой. Уж что-нибудь да ее собственное.

Айрис всхлипнула и, отвернувшись от Эльмы, уткнулась носом в подушку.

— Пожалуйста, я хочу побыть одна, — пробормотала. — Вы не могли бы справиться о самочувствии его высочества?

— Ох, ну кто я такая, чтоб спрашивать. — В голосе Эльмы прозвучало искреннее огорчение. — Вы отдыхайте, я думаю, он сам придет вас проведать.

— Я его обидела, — одними губами прошептала Айрис, — он того не заслуживал…

«А только самого лучшего».

У Эльмы оказался на диво тонкий слух.

— Ну, знаете, обиженные не ведут себя так, как он. С дезинтеграторами не бегают, не дерутся, на руках не таскают. Я видела, как он вас нес. Эльс хотел помочь, так его высочество так рыкнул, что старый вояка аж отшатнулся. Так что, госпожа Лен не, дело это не мое, конечно, но я думаю, его высочество вас навестит к вечеру. А вам нужно покушать и набираться сил.

— А можно я лучше посплю? — тихо спросила Айрис, поворачиваясь к сиделке. — Только уберите иглу.

— Докапает, тогда и уберу. — Эльма сдержанно улыбалась, а сама смотрела на Айрис тепло, как на дочку. — Вы отдыхайте, госпожа Ленне, ничего не бойтесь. Того гада, что вам угрожал, больше нет.

Айрис вздохнула и покорно закрыла глаза. Есть ей и вправду не хотелось, а вот спать — очень даже. И она, казалось, только-только начала уплывать в светлый и приятный сон, как снова проснулась. Ей показалось, что кто-то хлопнул дверью. Айрис вздрогнула, огляделась.

Теперь в спальне царили лиловые сумерки. На трюмо появился большой букет нежно-розовых хризантем, а Эльма куда-то исчезла вместе с капельницей. Айрис завозилась в постели, попробовала сесть и тут же услышала:

— Лежи. Тебе не нужно подниматься.

От звука этого голоса к щекам моментально прилила кровь, а во рту сделалось кисло. Айрис молча смотрела, как с пола поднимается Оллин, оказывается, он сидел прямо на полу, облокотившись на кровать. В черной водолазке и мягких домашних брюках. И еще было видно, что он очень устал. Скулы четче проступили, щеки запали, постоянно хмурится.

— Я тут немного посидел с тобой вместо Эльмы, — сказал он тихо, словно оправдываясь. — Сейчас уйду, не беспокойся. Хотел просто…

И замолчал. Айрис смотрела и понимала, что если сейчас ничего не скажет, то он просто развернется и уйдет, и больше никогда не вернется. Наступит на горло собственному зверю, но останется при своей гордости.

— Послушай, — Оллин потер переносицу, — я тут подумал… наверное, тебе и правда лучше уехать.

Внутри все сжалось, взялось хрусткой и колючей ледяной коркой.

— Потому что дальше так продолжаться уже не может, — посмотрел хмуро на нее, и Айрис вдруг поняла, что он каждое слово выдирает из себя с болью и кровью. — Я же не смогу отказаться от тебя, когда ты рядом. И дело тут не только в аватаре и в том, что он в тебе почуял пару. Дело в том, что… Впрочем, какая разница. Я поручу Эльсу, чтоб он тебя отвез обратно на Эрфест. Вы заберете твоего малыша, а потом… Ну, Эльс тебя устроит где-нибудь там же, на Эрфесте. Или на любой другой планете, где захочешь. У тебя будут деньги и будет свобода. А я, когда разузнаю, что с тобой сделала Поддержка, отпишусь тебе.

Он помолчал и даже улыбнулся. А она чувствовала себя холодной каменной глыбой. Почему-то даже шевельнуться не могла. Свобода? Она вольна лететь куда угодно? Забрать Мику?

Только вот радости отчего-то не было.

— А ты? Как же ты? — прошептала, сминая уголок простыни.

— Ну, как-нибудь. — Оллин пожал плечами. — Так что думаешь об этом? Как только окончательно придешь в себя, я прикажу Эльсу… И мой дядя тебе ничего не сделает, не бойся.

— Я не боюсь. — Она механически облизнула вмиг пересохшие губы.

Свободна. Но почему так тянет, болит в груди, словно что-то рвется, ломается со скрежетом, крошится, острыми осколками раня сердце?

— Ну вот, — Оллин развел руками, — это все, что я хотел тебе сказать. Честно, я все это время думал над нашим последним разговором. И я попытался разыскать Вирана Тала, чтобы он убрал все, как ты считаешь, лишнее, что он закачал тебе в голову. Но Виран Тал куда-то делся, на звонки не отвечает, из своего дома съехал. Боюсь, что в данной ситуации только он мог помочь, других подобных нейроаналитиков поблизости нет. Выходит, что я тут совершенно бессилен, прости. Но это все в самом деле неправильно. Я не должен был тебя привозить сюда, а поэтому теперь, хоть и поздновато, но приношу свои извинения. Ты можешь уехать в любой момент. Я назначу тебе приличное содержание…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Айрис проглотила горький комок в горле.

Что тут от Вирана Тала, а что ее? Уже не разобрать. Да и важно ли все это?

Оллин ее отпускал.

Оллин, который впервые дал ей почувствовать себя человеком.

Первый мужчина в ее жизни, который просто захотел отправиться с ней на прогулку и показать новый мир.

Единственный мужчина, который не побоялся принять всю ее боль.

И теперь он просто отпускал, а сам уходил.

— Собственно, вот что я хотел тебе сказать. — Он прошелся по комнате, заложив руки за спину.

А ведь у него где-то там рана. Его ножом пырнули из-за нее. А может быть, он ее отсылает именно потому, что пара — слабое место императора?

— Я — твое слабое место, — просипела она. — Поэтому ты хочешь от меня избавиться?

Оллин остановился и задумчиво посмотрел на нее.

— Нет, я же только что все объяснил. Я тебе не нужен. И вряд ли буду нужен. Вот поэтому. Еще раз приношу свои извинения, Айрис. Я не должен был тебя увозить, это было неразумно.

И тут словно плотину прорвало. Комната перед глазами поплыла. Слезы покатились по щекам.

— Что? Айрис, что с тобой?

Он вмиг оказался рядом, осторожно обнял за плечи, даже присел на край кровати. Начал гладить по спине, по голове — аккуратно, как будто она стеклянная. Айрис судорожно вцепилась в его водолазку, сминая ее на плечах, царапая его ногтями.

— Ты… — И захлебнулась рыданиями. — Почему?.. Что ты со мной делаешь… за что, почему ты так?.. Ломаешь меня. Позволил чувствовать, а теперь наигрался и отсылаешь?

— Ну, Айрис, не надо. — А голос холодный и сухой. Совсем не такой, как раньше. Неужели все выгорело? Развеялось, как прах на ветру?

— Оллин…

— Кажется, я предложил хорошее решение. — Но дыхание — рваное, тяжелое — выдает его. Ему тоже больно и плохо, как и ей.

— Все, я тебе не нужна? Наигрался?

— Не переворачивай с ног на голову. Ты мне нужна. Я тебе это всегда говорил. Но если ты не хочешь со мной быть и уверена в том, что никогда не захочешь, к чему ломать комедию? К чему ломать себя?

Он легонько коснулся губами ее виска, и это прикосновение прошило как удар молнии.

— Не уходи, — судорожно зашептала она, — я… я не знаю, почему все… вот так. Я не знаю, как правильно. Я вообще ничего не знаю! И мне страшно… Но не потому, что меня украли. Мне страшно оттого, что ничего подобного никогда в жизни со мной не было. Никогда, слышишь? Я не знаю, как это, когда хорошо. Я понятия не имею, что у нас с тобой будет дальше. Я боюсь, что ты тоже скажешь, что я бревно в постели… И боюсь, что мне просто будет больно и противно, а ты слишком хороший, чтобы вот для тебя… и так…

— Ш-ш-ш-ш, не надо.

И так хорошо от его голоса. Спокойно. Как будто она покачивается на теплых волнах. У них в озере вода всегда была ледяная, а тут, надо же, вообразила себе теплую…

— Побудь со мной до коронации, а там решишь, — сказал Оллин. — Это всего лишь пять дней.

* * *

На следующее утро, стоило только разлепить глаза, Айрис столкнулась взглядом с Лайоном Делайном. Пискнув от неожиданности, прижала к груди одеяло и медленно, медленно поползла на противоположный край кровати, подальше от него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Доброе утро, — безмятежно сказал дядя будущего императора. — А я вот пришел удостовериться, что с вами все в порядке.