Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория - Юрий Вяземский

Были устроены пышные похороны, с гладиаторскими боями в новом амфитеатре на Марсовом поле, за несколько лет до того сооруженном Статилием Тавром.

Сам Август на форуме произнес надгробную речь, в середине которой разрыдался, и речь за него оканчивал Меценат.

Вергилий, стоя у погребального костра, прочел отрывок из шестой книги своей «Энеиды» — то самое место, где Эней спускается в подземное царство и рядом с древним Марцеллом, покорителем Сицилии, видит:

Юношу дивной красы в доспехах блестящих, которыйШел с невеселым лицом, глаза потупивши в землю…

Октавия, Юлина безутешная свекровь, грохнулась в обморок — то ли когда брат ее зарыдал на рострах, то ли когда Вергилий стал читать свои божественные стихи.

Лишь Юлия, вдова покойного, ничем не выразила скорби. Она не только не испачкала себе платья, не распустила волос, не исцарапала лица, не только не кричала и не стенала, как было положено по обряду. Она даже не плакала. Величественная и бесстрастная, заботливо причесанная, тщательно уложившая каждую складку на своем темно-синем траурном платье, стояла она возле погребального костра, никого и ничего вокруг себя не замечая, словно изваяние некой юной богини… Какой?

Вардий, представь себе, уточнил:

— Более всего она была похожа на юную Медею, внучку Солнца, но солнца закатного, подземного. Которое светит мертвым…

Юлии в тот год исполнилось пятнадцать лет.

VI. Год Юлия носила траур. Затем разразился продовольственный кризис, и Августу было не до дочери. Но еще через год, во время восточного похода, Август стал обдумывать кандидатуру будущего мужа для Юлии. Тиберию тогда исполнился двадцать один год. Друзу, второму сыну Ливии, было семнадцать. Юлу Антонию — двадцать три. Однако последняя кандидатура была решительно неприемлемой: сделать своим зятем и возможным преемником сына своего заклятого врага, Марка Антония, принцепс не мог себе позволить ни при каких обстоятельствах. Таким образом, оставались только два кандидата: Тиберий Клавдий Нерон и Друз Клавдий.

Август вернулся в Рим и из двух кандидатур выбрал… третью и для всех неожиданную — Марка Випсания Агриппу!

И тут же отправился советоваться. В первую очередь к своей любимой и умной жене Ливии.

Ливия, когда произнесено было имя Агриппы, сначала нахмурилась и сказала: у этого кандидата есть два недостатка. Во-первых, возраст: Юлии всего семнадцать, Агриппе же сорок три, и, стало быть, он в два с половиной раза старше своей невесты. Во-вторых, Агриппа уже женат на племяннице Августа, Марцелле Младшей. И чтобы женить его на Юлии, придется его сначала развести с женщиной, от которой он имеет детей.

Услышав эти возражения, Август ласково, но весьма пристально посмотрел на жену и поджал тонкие губы. А Ливия освободила свой лоб от морщин и заметила, что эти два обстоятельства лишь на первый взгляд представляются недостатками. Зрелость и опытность мужа, скорее всего, пойдет Юлии на пользу. Что же до того, что Агриппа женат… Тут Ливия игриво улыбнулась и напомнила супругу, что у нее, Ливии, тоже было двое детей, когда Август забрал ее от ее бывшего мужа, Нерона.

Август еще сильнее поджал губы и еще пристальнее стал разглядывать Ливию. А та вдруг оживилась и стала перечислять достоинства предложенной кандидатуры.

Первое. Три года назад Агриппа самовольно покинул Рим и удалился на Лесбос. Но перед отъездом посетил Ливию и признался ей, что делает это от обиды на Августа, который ему, Марку Агриппе, самому преданному и самому деятельному другу и соратнику принцепса, предпочел какого-то желторотого и ничем не примечательного Марцелла на том лишь основании, что он, видите ли, племянник и из рода Юлиев; как будто Август — не римлянин и не консул, а какой-то восточный царек, желающий учредить в восстановленной республике наследственную монархию. Более того, Агриппа недвусмысленно намекнул Ливии, что организатором «всей этой заварухи» он, Марк Випсаний, считает Гая Цильния Мецената, который с помощью Юлии и, «прибрав к рукам Марцелла», собирается вытолкнуть Агриппу из ближайшего окружения Августа. Оба обвинения, разумеется, смехотворны. Но, продолжала Ливия, если сейчас предложить Агриппе руку овдовевшей Юлии, он радостно вернется в Рим, с благодарным усердием возобновит свою плодотворную деятельность, помирится с Меценатом и приобретет статус, достойный его преданности, его военного и инженерного гения.

Второе. От Марка Агриппы Юлия «родит Августу» — именно так выразилась Ливия — достойных сыновей, которые, возмужав, научатся командовать легионами, привыкнут управлять сенаторами и всадниками, римскими магистратами и союзными царьками и князьками. И даже в самом прискорбном случае, о котором и думать не следует, ибо великие боги никогда этого не допустят!..если, вопреки воле богов, это всё же случится и Юлины сыновья к тому времени еще вполне не созреют, никто лучше Агриппы не справится с управлением государством, с этой великой и тяжелой задачей: ни Меценат, ни Валерий Мессала, никто другой из живущих!

А в-третьих, продолжала Ливия, она любит свою падчерицу, как родных своих сыновей, и хорошо ее изучила: Юлия пребывает в расцвете женственности, при ее внешней сдержанности у нее пылкая и самобытная натура, и ей нужен такой мужчина и такой муж, который бы эту красочность и пылкость мог удовлетворить, а самобытность ограничить и направить в нужное для государства и безопасное для нее самой, Юлии, русло. И в этом отношении Агриппа — не только лучший, но и единственный кандидат.

«Решение твое превосходно», — тихо и восхищенно заключила Ливия.

А принцепс, с любопытством ее разглядывая, усмехнулся и сказал:

«Не преувеличивай. Превосходное решение — не это, а то, которое я принял в начале Сицилийской войны. Когда решил жениться на тебе, драгоценная моя Ливия».

…Своих сыновей, Тиберия и Друза, Ливия помянула лишь однажды, когда заявила о своей любви к Юлии…

Посоветовавшись с Ливией, Август отправился к Меценату. Он сообщил ему о своем решении и аргументировал его почти что словами Ливии, но в обратной последовательности: дескать, Юлии как женщине нужен именно Агриппа; она родит от него достойных преемников Августу; Агриппа умерит свою нетерпимость, оставит пустые подозрения и, ко всеобщему удовлетворению, вернется в Рим.

Гай Цильний Меценат, первый советник принцепса и вдохновитель многих замечательных решений, некогда принятых Октавием-Октавианом и вознесших его на вершину власти, — мудрый и преданный Меценат выслушал своего великого друга, но, вопреки его ожиданиям, стал возражать.

Он долго и красноречиво говорил. Но основными его аргументами были следующие:

Агриппа — дальновидный человек и верный друг. Он и так вернется, если Август его призовет и поручит стоящее дело.

Агриппа с Меценатом никогда не ссорился. Всё это — пустые россказни.

Агриппу не надо разводить с его женой и женить на Юлии прежде всего потому, что брак этот заранее обречен на неуспех: Юлия не уживется с Агриппой, а Агриппа — с Юлией, ибо разные характеры, разные темпераменты, разные амбиции, разные представления о супружестве при одинаковом свободолюбии и одинаковом эгоизме.

«Мужа для Юлии надо искать…» — хотел заключить свою речь Меценат. Но Август не дал ему предложить свои кандидатуры. Он улыбнулся и насмешливо спросил:

«Это твое мнение? Или мнение Теренции?»

Меценат растерялся.

«При чем здесь… моя жена?» — спросил Гай Цильний.

«Ну как же, — продолжал улыбаться Август. — Ведь в прошлом, нет, в позапрошлом году ее брат, Мурена Варрон, составил против меня заговор… Он тебе кем приходился?»

Меценат тотчас вышел из растерянности, укоризненно покачал головой и ответил:

«Брата жены обычно называют шурином… Но при чем тут я и моя Теренция?»

«Совершенно ни при чем! — весело воскликнул принцепс и, мгновенно перестав веселиться, холодно добавил: — Хорошо. Я тщательно взвешу твой совет. Спасибо тебе, мудрый мой Меценат».

И, выйдя от Мецената, отправился к сестре Октавии.

Как он ее уговаривал, какие приводил аргументы, какие давал обещания, — Вардий об этом не знал и мне не рассказывал.

Но дней через десять не Мессала Валерий, не Азиний Поллион, не входивший тогда в силу Фабий Максим, а лично Меценат был отправлен на Лесбос для переговоров с Марком Агриппой.

Через месяц, встреченный народным ликованием, Агриппа вернулся в Рим, сначала развелся с женой, затем был объявлен верховным трибуном и получил проконсульские полномочия, а вслед за этим его обручили с Юлией, дочерью Августа.

Поговаривали, что Юлия узнала о своей судьбе лишь в самый день помолвки.

Но Гней Эдий Вардий эти слухи опровергал. По его рассказу так выходило: