Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга - Курт Финкер

Узкий кружок Штауффенберга последовательно стремился к союзу с крайне левыми, с коммунистами. Влиятельным инициатором этого курса являлся регирунгс-президент граф Фриц фон дер Шуленбург... Пребывая с 1938 г. вновь в оппозиции, он привлёк Штауффенберга на свою сторону и с тех пор внутренне стоял к нему ближе всех. Несомненно самый активный в этом узком кругу, он резко выступал против кандидатуры «реакционного» Гёрделера, вместо которого он предлагал в качестве канцлера «молодых» стоящего далеко слева бывшего социал-демократического референта по вопросам вооружённых сил в рейхстаге Лебера. С тех пор оппозиция оказалась внутренне расколотой, ибо речь шла не о личности Гёрделера или Лебера, а о двух диаметрально противоположных желаемых направлениях...»

Гизевиус считает, что Штауффенберг желал своего рода «военный социализм», что он отклонял кандидатуру Гёрделера на пост рейхсканцлера в пользу Лебера, и продолжает: «Лебер с согласия Штауффенберга тоже вёл предварительные переговоры с коммунистами, чтобы опереться преимущественно на силы воинствующих левых».

Затем Гизевиус приводит мнение полковника Ганзена, преемника адмирала Канариса на посту начальника абвера: «Ганзен утверждает, что Штауффенберг играл со мною в прятки. Если ещё несколько недель назад он рассчитывал на то, что удастся столкнуть Запад с Востоком, то теперь он думает о совместном победном походе серо-красных армий против плутократии»96.

Гизевиус сообщил своё впечатление о Штауффенберге и Аллену Уэлшу Даллесу, который руководил в Швейцарии американским Управлением стратегических служб (ОСС) и имел задание вести разведку внутреннего положения в странах «оси», особенно в Германии. Даллес (брат ставшего позднее государственным секретарём США Джона Фостера Даллеса), так пишет об этом в своей книге «Заговор в Германии»:

«Хотя Штауффенберг и признавал верховное руководство Бека и Гёрделера, политически они были ему несимпатичны. Он проявлял величайший интерес к проблеме отношений с Востоком и к возросшему значению России в Европе. Гизевиус сообщил мне, что Штауффенберг даже подумывал о том, чтобы вызвать революцию рабочих, крестьян и солдат. Он надеялся, что Красная Армия поддержит организованную по русскому образцу коммунистическую Германию. Подобным взглядам симпатизировали и другие заговорщики, прежде всего из числа более молодых людей — членов Крайзауского кружка, в том числе братья Хефтен и Тротт. Для одних это был вопрос идеологии, для других — политики... Национальный комитет «Свободная Германия» импонировал многим немцам...

Если дружественное Востоку крыло усиливалось, то Бек, Гёрделер и другие главные участники заговора продолжали придерживаться крайнего антикоммунизма. Но они были вынуждены считаться с сильной оппозицией Штауффенберга, когда он вошёл в состав узкой руководящей группы».

Рассказав о том, что Штауффенберг сначала предложил Лёйшнеру, а после отказа последнего Леберу пост рейхсканцлера, Даллес продолжает: «Когда наступил июнь 1944 г. и вскоре стало ясно, что американские и английские войска прочно закрепились во Франции, активность Штауффенберга удвоилась. Так, он предложил включить в коалицию коммунистов. Когда из соображений безопасности ему отсоветовали это, он без согласия других главных заговорщиков побудил своих друзей социалистов установить контакт с коммунистическим подпольным движением»97.

Дадим слово и несомненно далёкому от подозрений в симпатиях к коммунизму профессору Герхарду Риттеру. Он не только был знатоком источников по истории 20 июля 1944 г., но и лично знал участников заговора. Риттер даёт такую характеристику Штауффенбергу: «Политически он явно более тяготел к романтическому «социализму» своих сверстников — крайзауских графов, нежели к буржуазному либерализму Гёрделера или тем более к старопрусско-консервативному идейному наследию какого-нибудь Попица... Он больше вдохновлялся высокопарными идеями нравственно-политического обновления Германии, служить которым он чувствовал себя призванным. Как конкретно представлял он себе это обновление, сказать трудно, но наверняка в форме революционного движения, которое «бурным натиском» сметёт всё старое. Однако тем самым он находился в коренном противоречии с целями буржуазных политиков, особенно Гёрделера...»98

Стоит процитировать и статью Себастьяна Хаффнера, опубликованную в английском ежеквартальнике «Контакт» и в апреле 1947 г. перепечатанную в «Нойе ауслезе»: «Это правительство (с Лебером как рейхсканцлером и Троттом как министром иностранных дел) должно было превратить военное восстание в подлинную революцию, сплотить немцев и иностранных рабочих под старым лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», передать правительственную власть в оккупированных странах движению Сопротивления и противопоставить продвигающимся вперёд армиям «Большой тройки» Европу, выковавшую своё единство в огне революционного пламени. Для начала это было не что иное, как заговор, но какая мечта стояла за ним! Человек, который грезил ею и сумел увлечь ею элиту своих сверстников, звался граф Штауффенберг» ".

Д-р Эберхард Целлер, автор богатой по материалу работы о 20 июля «Дух свободы», считает эту характеристику «преувеличенной», но полагает, однако, что в ней, «пожалуй, содержится верная мысль»100.

Английский историк Джон У. Уиллер-Беннет, тоже антикоммунист, называет Штауффенберга «бамбергским всадником», который «стремился соединить этический социализм с христианскими принципами и аристократическими традициями... Его «универсализм» был подобен пылающему факелу, «универсализмом смутьяна, своего рода выражением его духа, его нрава, его облика революционера. Он мыслил и действовал, как революционер. Ничто не говорит в пользу предложения, что, достигнув своей ближайшей цели, он не пошёл бы дальше по этому пути. Во всяком случае, результаты, по всей вероятности, весьма отличались бы от тех, которые имели в виду Бек и Гёрделер, планируя путч, и на достижение которых они надеялись. И вряд ли приходится сомневаться в том, что — на пользу или во вред — определяющей силой в новой Германии был бы Штауффенберг, а не они»101.

Таковы обширные выдержки из воспоминаний, описаний и исследований буржуазных историков, политиков и публицистов. Западногерманские историки часто бросают историографии ГДР упрёк в том, что она будто бы видит Штауффенберга односторонне, ложным образом непосредственно сближает его с коммунизмом и объявляет «зачинателем социализма ГДР»102, Приведённые выше цитаты доказывают всё же достаточно убедительно, что патриотическо-демократические тенденции Штауффенберга отнюдь не изобретение исторической науки ГДР. Однако в цитированных высказываниях на самом деле имеют место преувеличения, которые следует на основе дошедших до нас источников отделить от действительных фактов. Но поистине требуется немало антикоммунистической наглости для того, чтобы возлагать на марксистскую историческую науку ответственность за преувеличения, допущенные некоторыми буржуазными авторами!

К тому же ныне империалистическим манипуляторам общественным мнением стало неприятно, что обладающие высоким рангом и авторитетом люди из собственного лагеря когда-то оценивали Штауффенберга как революционера и друга Советского Союза и коммунизма. Мы же руководствуемся не соображениями сомнительной тактики, а исключительно одним лишь стремлением установить историческую истину. Поэтому мы далеки от некритического восприятия упомянутых высказываний. Однако заслуживает более тщательного изучения то, каким же образом немалое число авторов, независимо друг от друга и исходя из самых различных позиций, пришло во многих вопросах к